"Охотник на ведьм" - читать интересную книгу автора (Локамп Пауль)

X

Меня привезли в центральный комиссариат в качестве подозреваемого в убийстве. Да, а вы чего ожидали? Что мне предъявят обвинение в браконьерстве? Мол, без лицензии нежить отстреливаю? Нет — подозреваемый. Хорошо, что не обвиняемый. Маленькая, знаете ли, разница, а все равно легче. По идее, могли и обычной повесткой вызвать, если прямых улик нет. Если бы не пришел после ее получения — тогда да, подключили бы поисковый отдел. Пока ехали, все думал — каким образом этого зарезанного парнишку обнаружили? Прошло всего двое суток, что-то слишком быстро. Не могли так быстро тело найти. Я так задумался, что даже головой покачал, вызвав удивленный взгляд сопровождающего оперативника. Значит, нашли. Но как? Во-первых — надо знать форт. Хорошо знать, иначе колодец не найти — он находится узком коридоре, между двойной задней стеной, а ход к нему начинается на краю казармы. И то — пройдешь в темноте и не заметишь ответвления. Но поблизости никого не было, услышал бы.

Много раз слышал фразу «был готов к аресту». Бред! Как бы ты не готовился, этот «праздник» всегда будет неприятной неожиданностью. Сухари сушить и чемоданчик,со сменой белья в коридоре держать — ничего не значит. Да и выглядит смешно. Чего греха таить — несмотря на то, что я предполагал такое развитие событий, определенная нервозность присутствовала. Понимаю, что при моем образе жизни этот вариант был легко предсказуем; рано или поздно я должен был попасть в поле зрения полиции. Хорошо, что хоть без наручников обошлось. Представляю эту малоприятную картину… Дьявол, как все не вовремя!

— Ваше имя, фамилия, дата и место рождения?

— Александр Айдаров. Тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения. Пятнадцатого апреля. Место рождения — город Прага, Чехия.

— Так как вы не литовец, я обязан спросить — вам нужен переводчик?

— Нет…

— Гражданин Литвы?

— Да.

— Персональный код помните?

— Конечно. 3720415ХХХХ[30]

— Напишите в этой графе, что отказываетесь от переводчика, поставьте дату и подпись, — следователь развернул в мою сторону бланк…

— Вы были знакомы с убитым? — следователь назвал имя убитого.

— Как его звали?! — выражение лица у меня и правда было пораженное. — Как?!

Следователь покосился на мою неожиданно бурную реакцию и повторил фамилию человека, в чьей смерти меня подозревали. Мужик, избитый в доме? Черт побери, но я его оставил живым! Да, по морде приложил немного, но от нескольких ударов не умирают. Значит, паренька в форте не нашли?

— Вы были знакомы? — следователь повторил свой вопрос.

— Нет…

— Что вы делали в момент убийства?

— А откуда мне знать, когда оно произошло? — я был удивлен личностью убитого, но не настолько, чтобы пропустить эту старую как мир уловку. Пожал плечами и нервно усмехнулся. На таких оговорках преступников еще при царе Нероне подловить пытались.

— Ночью, со среды на четверг, — уточнил следователь.

— Время точнее укажите, пожалуйста. Ночь — понятие растяжимое.

— В промежутке между тремя и пятью часами утра.

— Был дома, спал.

— Вы уверены в этом?

— Совершенно.

— У вас есть люди, готовые это подтвердить?

— Не думаю, — я покачал головой, вспоминая обратную дорогу. Никуда не заезжал, патруль не останавливал. Кот и собака не в счет. Соседи? Нет, вряд ли кто-нибудь меня видел; у нас во дворе темно, хоть глаз выколи.

— И никогда с ним не встречались?

— Встречался.

— Когда и при каких обстоятельствах?

— В ночь со среды на четверг, примерно около двух часов ночи.

— То есть, вы подтверждаете, что встречались с убитым, в ночь убийства.

— Да, но я его не убивал…

Что потом? Ничего нового. Все то, что сотни раз было описано и рассказано. Дважды дактилоскопировали — первый раз в кабинете следователя, а второй раз — уже перед тем, как закрыть в камеру. Там же и сфотографировали. Через двое суток, утром, я подписал неизменное: «предупрежден, что в случае нарушения этого обязательства ко мне на основании 136, 139 статей Уголовного кодекса Литовской Республики может быть применена более тяжкая мера пресечения». Да, именно так — подписка о невыезде. Не можешь появляться в определенных местах, не можешь общаться с указанными лицами. По первому звонку прокурорского следователя обязан явиться к нему на «беседу». Весело, ничего не скажешь. Еще через несколько часов я вышел из комиссариата, застегивая на ходу куртку. Хмуро осмотрел улицу — неподалеку от дверей стоял Петр Васильевич, с интересом наблюдая за тем, как напротив парковался небольшой грузовик. Очень увлекательное зрелище, ничего не скажешь.

— Добрый день, Петр.

— Какой же он добрый, если такие дела творятся, — он покачал головой, — выпустили?

— Под подписку…

— Да уж, Саша, наломал ты дров.

— Кстати, спасибо, что пришли. Откуда узнали, что меня взяли?

— Не за что. Соседка твоя рассказала. Я заехал узнать, как там со скульптором дела, и увидел ее с Баксом. Лицо заплаканное. Тоже, нашел няньку своему зверью, понимаешь… Зачем ты полез к этому мужику?

— Вопросы к нему были, — ответил я. — Кто же знал, что так получится.

— Такие важные, что была необходимость ехать к нему в три часа ночи?

— Увы, была такая нужда…

— Ох, Сашка… До утра подождать не мог? — он покачал головой. — Делать тебе нечего. Мало своих проблем, ты еще и в человеческие лезешь? Оружие, поди, все забрали?

— По идее не должны были, но сами знаете, как бывает. Забрали, конечно.

— Как это «не должны были»? — он удивленно уставился на меня.

— Да так. Убитому мужику голову разбили. Тупым твердым предметом. Огнестрельных ранений на нем не было. По закону, могли и не забирать — лицензии на оружие меня пока что никто не лишал.

— А зачем тогда взяли? — Петр непонимающе посмотрел на меня.

— Не знаю. Наверное, «во избежание». Может, еще и экспертизу провести — вдруг на моих стволах уже что-то висит. Трупы гроздьями, — я пожал плечами и зло пнул сугроб.

— Весело, ничего не скажешь, — Авгур тяжело вздохнул и потер подбородок. Что-то он небритый, странно для него. — Положение, прямо скажу, хуже губернаторского. Какие-нибудь мысли по этому поводу есть? Кто мог знать, что ты туда поедешь, да еще именно этой ночью?

— Знаете, у меня сейчас голова совсем не варит. Мне бы выспаться и отдохнуть чуток. В камере спать непривычно.

— И девушке, конечно, позвонить…

— Ей тоже.

— Ладно, Саша, пойдем, я тебя домой отвезу. У тебя обыск делали?

— Конечно, куда же без него.

— Что-нибудь нашли? — он дернул бровью.

— Нет, — я отрицательно мотнул головой, — ничего. Кроме огнестрельного оружия и одежды, ничего не взяли. Говорят, даже патроны оставили. А больше там ничего не было.

— Выглядишь ты, Александр, и правду хреново, — он внимательно посмотрел на меня и хлопнул по плечу. — Поехали.

— Поехали, — кивнул я. — А то, что хреново выгляжу — так не в доме отдыха был.

— И как нынче сидельцы сидят? — поинтересовался он, пока мы шли к машине.

— Как на курорте, — хмуро отозвался я, — евроремонт, кормят три раза в день. В камере телевизор, а охрана предупредительна и добра.

— Это шутки у тебя такие? — он кивнул на здание комиссариата. — Приобретенные в стенах этого богоугодного заведения? Или там и правда забыли, что такое «нары»?

— Какие уж тут шутки, Авгур? Можно считать, что забыли. Нынешние каторжане сидят, как на курорте. Сомнительный отдых, конечно, но тем не менее. Изолятор после ремонта, образцово-показательный, так что все в идеальном состоянии. Охранников сейчас больше дрючат, чем заключенных. Они же, чуть что не так, сразу жалобы в Европейский центр по защите прав человека пишут. Распустили шваль со своим либерализмом! Поэтому и преступность растет, что цацкаются с ними, словно с детьми. Прав был Виссарионыч, — я, усаживаясь в машину, зло сплюнул на снег. — Уничтожать этих урок надо. Любой оборотень — и то меньше зла приносит. Ладно, едем отсюда.

— Лучше без таких дел и приключений обходиться. Занимался бы своим прямым делом, глядишь, и не сидел бы здесь. Да и Ватикан бы надавил на свои рычаги.

— Не начинай сызнова, пожалуйста.

— Ладно, не буду тебя раздражать — понимаю, что злой и не выспался. Ну от тебя и запашок, Айдаров, — заметил Авгур, выруливая с площадки. Он покрутил носом: — Как говорил Райкин: «спиcифиcеский»…

В общем, если рассудить здраво, то я еще легко отделался. Взяли подписку о невыезде и отправили домой. Оружие забрали. Хорошо, что запасной ствол и глушитель со стилетом я хранил не дома. Трость стояла на самом видном месте, но она оперативников совершенно не заинтересовала. Думаю, они даже не разобрались, что спрятано внутри. С другой стороны, даже если бы и нашли — что с того? Эта вещь на тяжелый тупой предмет никак не похожа. А вот без пистолета — плохо. Те, кто постоянно носил оружие, меня поймут — первое время чувствуешь себя, словно без штанов. И вообще — как-то нехорошо получается. Можно сказать — странно. Посудите сами — вернулся я из Ватикана, никого не трогал, и на тебе: «здравия желаю и пройдемте». Ну хорошо — почти никого не трогал. Нет, так дело не пойдет. Эдак и до нежити будет не добраться — каждый шаг как под микроскопом. Дьявольщина! Какая сволочь меня проследила до этого сидельца? Подождали, пока уйду, и убили? Похоже, что так и было. Ведь сто процентов, что сели мне на хвост у его дома, не раньше. Иначе вообще труба — на мне целый труп, сброшенный в колодец. Ну и дела… Как назло, забот по горло. Надо ехать в Прагу, надо ехать в Ригу, надо здесь разбираться! Черт побери, как же все не вовремя… Теперь у меня две дороги. Первая — искать настоящего убийцу. Вторая — тихо сидеть и не возникать. Ждать, пока выяснят. Конечно, можно досидеться до того, что прямо в зале суда возьмут под стражу и навесят лет семь, а то и малость побольше. Но искать убийцу самому? Черт, это похоже на дешевый детектив; нет у меня такой возможности. И знаний, как это делать, тоже нет. Даже если принять во внимание тот факт, что я на девяносто процентов уверен, что знаю настоящего убийцу. Или, точнее сказать, заказчика. Думай, Айдаров, думай!

Дома было тихо и мирно. Небольшой бардак после обыска присутствовал, зверья нет — соседка к себе взяла. Господи, вот сейчас меня накрыло по полной программе. Мелочь, скажете вы? Зашла Вилия, заплаканная вся. Ничего не спрашивала, и слава Богу — рассказывать и объяснять желания не было. Вообще. Чаще всего так и бывает — пока неприятности касаются только тебя, все нормально, все можно вытерпеть и преодолеть. Это твоя жизнь, и совсем не важно, первая она или четвертая. Ты сам решаешь, что и когда делать. Даже дату своей смерти ты волен выбрать сам…

После уборки и горячей ванны я сделал чашку чая и уселся на подоконнике, наблюдая как Бакс обходит квартиру, вынюхивая чужие запахи. Следом за ним бродил Тишка, тоже, судя по всему, недовольный. Наследили, понимаешь! Не нравится вам, понимаю… Достал из кармана купленную по дороге сим-карту и набрал телефонный номер отца.

— Привет, папа! — в трубке слышался шум московских улиц.

— Шурка? Здравствуй. Ты куда пропал? Мама, понимаешь, за него волнуется, а он, видишь ли, даже позвонить времени не найдет. Думай немного, не маленький…

— Ладно, папа, лирика потом. Слушай внимательно…

— Что-нибудь случилось? — голос отца стал сразу серьезным. — Погоди немного, а то здесь очень шумно, — шум стал еще громче, потом будто дверь закрыли. — Слушаю.

— Дела, папа, не очень хорошие.

— Изволь выражаться точнее, Александр. По делу, — отец начал говорить рублеными фразами, будто командовал. Знаю я этот тон — когда так со мной говорит, значит, волнуется.

— Буду краток. На меня пытаются повесить дело. Убийство. В данный момент я дома, отпустили под подписку о невыезде.

Отец немного помолчал, потом что-то тихо сказал, но я не расслышал. Наверняка «непереводимая игра слов», не иначе. Ну, если выматерился, то это высшая степень раздражения — я сроду от него мата не слышал.

— Свидетели, улики?

— Насчет свидетелей — не знаю; прямых улик против меня нет, иначе бы надолго закрыли, а не на двое суток. Думаю, кто-то меня видел рядом с местом убийства и запомнил номер машины, она стояла неподалеку.

— Мера пресечения — подписка о невыезде? — уточнил отец.

— Именно так.

— Если предъявили обвинение, то по какой статье? Я в литовских законах не разбираюсь.

— Меня подозревают, а не обвиняют. Это большая разница.

— Небольшая это разница, Шурка. По какой статье?

— Статья? 129, часть первая. От пяти до пятнадцати.

— Деньги на адвоката нужны? — спросил он.

— Нет, спасибо, деньги у меня есть.

— Значит так, слушай меня внимательно, — отец немного помолчал. — Сейчас скину сообщение. Номер телефона. Это один мой старый друг, еще по Африке. Встретишься, расскажешь все как есть. Всех проблем он не решит, но прикрыть сможет. При крайней необходимости.

— О чем с ним можно говорить?

— В разумных пределах. Про наш разговор на озере помалкивай. Маме пока ничего не скажу, но сам понимаешь — если появятся проблемы, молчать не буду, врать я не привык. Все понял?

— Понял, — подтвердил я.

— Вот еще что, — отец несколько секунд помолчал. — У тебя есть доверенный человек? На тот случай, чтобы связались со мной, если тебя неожиданно закроют?

— Да, есть. Точнее, надеюсь, что есть.

— Девушка? Ты ей ничего не рассказывал и не знаешь, как она отреагирует?

— Так точно, — кивнул я, будто отец мог меня видеть.

— Ну, если твоя, то хорошо. Если по-настоящему твоя, а не просто так. Жду твоего звонка завтра. В три часа, по Москве. С этого момента — звонишь каждый день, чтобы в случае чего я мог принять какие-то меры. Все, заканчиваем разговор. И купи еще несколько сим-карт. Из дома не звони. Все понял? Как звери?

— Да, все сделаю. Зверье нормально.

— Держись, сын…

Так, отцу позвонил. Понимаю, что гружу его проблемами, но семья есть семья — о таких вещах не умолчишь. Теперь еще одно маленькое, но важное дело. Коротенькое письмо, состоящее лишь из одного слова и нескольких цифр. Сейчас надо дождаться ответа. А вот потом, когда получу — пойду прогуляться, чтобы дождаться звонка. Из Ирландии. Нет, я не собираюсь просить помощи у О`Фаррела — всего лишь совета. Пусть это и не решит моих проблем, но на крайний случай мне нужны пути отхода. И еще… Если припрет, буду рвать когти отсюда. Свобода дороже…

Базиль ответил через полчаса. Оперативно! Он что, у компьютера сидит? Вот уж не подумал бы, что он похож на компьютерного маньяка. Ладно, оставим это на его совести. Я свистнул Бакса и отправился на прогулку. Разговор с О`Фаррелом описывать не буду. Он получил примерно ту же информацию, что и отец, разве что немного дополненную и расширенную. Я добавил несколько фактов, связанных с Ватиканом и еще одним человеком, на которого у меня появилось небольшое досье. Да, их было два, но одно их них уже можно уничтожить — этот человек «списан в архив». Базиль внимательно меня выслушал, задал несколько уточняющих вопросов и пообещал связаться со мной послезавтра. Помощь по эксфильтрации предложил сразу. Удивился, что я до сих пор не подготовил себе комплект запасных документов, но в случае крайней необходимости взял решение этой проблемы на себя. Нет, рано мне еще на нелегальное положение переходить. Есть несколько дел, которые я обязан закончить. А Ирландец молодец, быстро работает. Сказывается многолетний опыт народа — с бритишами воевать. Или многовековой? Не знаю, как он, а я не чувствую в себе знаний, про которые рассказывал Авгур. Один раз — да, было такое. Когда убегал от ведьмы. Нечто похожее на чужую память, но так коротко, будто я бредил. Единственное, что можно добавить в список приобретенных знаний — так это знания латыни, неожиданно всплывшие в голове. И все, больше никаких чудес, на которые так падки люди, снимающие кино про потусторонние силы. В общем, сил не прибавилось, а вот проблем — сколько хочешь. Час от часу не легче… Стоп! Час от часу… Час… Нет, этого не может быть. Час… Откуда эта разница в час? Нет, погодите, не может быть! Дьявол меня раздери! Я присел на деревянную лавочку, в сквере и медленно достал пачку сигарет. Закурил и, прищуриваясь от блеска снега, попытался разложить по полочкам эту новую картину, которая вставала передо мной во всем своем «великолепии». Какой же я идиот, черт побери! Может, ошибаюсь? Дай-то Бог, но нет, слишком маленькие шансы. Значит, есть только один вариант развития событий. Но в чем смысл — так поступать со мной? Или нет? Не может такого быть. Глупо. Надо думать, просчитывать ситуацию и… Убивать? Своих нет, остались только цели — вроде так звучала эта фраза… Час…

Я в несколько затяжек докурил сигарету и, отбросив окурок, подозвал Бакса. Он подбежал и уселся рядом. Морда в снегу, даже на бровях — и то хлопья снега застряли. Опять в снег нырял, охламон. Я задумчиво рассматривал землю под ногами, пока не почувствовал, как пес, несколько раз ткнулся холодным носом мне в руку. Ну да, конечно, как я забыл — держи. Кусочек сыра исчез в пасти, и Бакс, довольно махнув хвостом, пошел рядом. Домой Бакс, домой! Надо еще несколько вещей успеть.

Вспомнил слова, сказанные отцом: «Если по-настоящему твоя», и улыбнулся. Нет, свои, надеюсь, есть. Очень надеюсь. Да, Наташка стала для меня единственной отдушиной в этой жизни. Маленький человечек, неожиданно ставший родным и близким. Я позвонил ей на следующее утро и предложил встретиться в Дубовой роще. Задуманного сюрприза, правда, не получилось, но мне и так были рады. Знаете — это очень много, когда тебя ждут. И радуются. Очень много. Это необходимо каждому человеку — чувствовать свою нужность. Иначе смысла нет. Даже в Чистилище.

Наташка прибежала на наше место, как всегда, немного опоздав. У женщин это, наверное, в крови заложено — опаздывать. Пусть и на десять минут, но обязательно. Но это, право слово, ерунда. Я смотрел, как она идет мне навстречу, и дух захватывало. Развевающиеся волосы, глаза, улыбка… Казалось, что не идет, а летит, почти не касаясь земли своими стройными ножками. Все проблемы разом ушли куда-то в сторону, падая в небытие никчемности. Что за безделица эти беды, когда тебя ждут…

Я долго размышлял, прежде чем рассказать ей всю эту историю. Даже придумал питерскую фирму, в которой якобы работаю. Мол, как и прежде, занимаюсь торговлей оружием. На правах представителя. Поэтому приходится ездить по Прибалтике — ближней и дальней. Хорош, конечно, «представитель» — с подпиской о невыезде. А когда ее увидел, как ножом отрезало все заготовленные легенды и басни. Я рассказал правду. Про убийство Шарунаса, про то, как потерял работу. Конечно, без упоминания про охоту и прочую чертовщину. Не признаваться же, что нежить на тот свет пачками отправляю. Да и она не поверит — скажет, совсем крыша поехала. Про то, что последние двое суток я просидел в камере, тоже рассказал. Чтобы не было разных недомолвок. Надо сразу объяснить, что за дела творятся вокруг Александра Айдарова. И ей дать возможность подумать и решить, стоит ли начинать серьезные отношения с человеком, над которым висит статья…

Наталья подняла на меня испуганный взгляд. Встревоженно и внимательно смотрела, будто пыталась заглянуть в душу. Смотри, милая, я не закроюсь…

— Но ты же его не убивал? — спросила она.

— Нет, — покачал головой я, — не убивал.

Да, этого человека я оставил живым и почти здоровым. Я не солгал. И ради Бога, только не спроси: «убивал ли я вообще?» Ведь не смогу соврать, отвечу, как есть. Их, упокоенных, уже на маленькое персональное кладбище набралось. Милая, дорогая, любимая, не спрашивай, пожалуйста! Не надо. Не смогу тебе лгать. И выкручиваться не буду. Можно спорить до хрипоты, пытаясь защитить спасительную ложь — благой обман, так часто встречающийся на страницах Ветхого завета. Не зря за столько веков ни один богослов не рискнул написать труд, посвященный этой проблеме, тем более — в ее защиту. Потому что нет единственно верного ответа, мир нельзя разделить на черное и белое — он цветной. Я знаю. Но не смогу врать. Не хочу. Даже во имя любви. Именно потому, что люблю, больше жизни люблю. Не хочу мазать это светлое чувство, не хочу начинать нашу жизнь со лжи. Не буду. Только ради Бога, не спрашивай. Я чувствую, что сердце бьется реже — словно видишь перед собой черную дырку ствола, готового плюнуть мне в лицо смертью. Знаю, как выглядит эта старуха с косой — видел эту тварь в разных образах, и не один раз! Но сейчас… Ожидание ответа было страшнее.

— Я верю, — тихо ответила она и прижалась ко мне, — верю.

Так мы и стояли посреди этой заснеженной площади, как маленький островок тепла, которому не страшны любые беды. Казалось — даже смерть, и та не страшна. Не рискнет она сейчас придти. Она слабее любви…