VII

Пробуждение было болезненным. Я долго не могла понять, где нахожусь и почему мне так больно. Некоторое время я отрешенно смотрела в потолок, словно мое тело мне не принадлежало, а затем вдруг резко скорчилась. Правая рука потянулась к левому плечу, но, едва дотронувшись, тут же отдернулась. Резкая боль. Ладонь была красной от крови. Я села, все еще ничего не соображая от ужаса, который меня захлестывал. На левом плече окровавленными краями зияла рана, словно кто-то прорезал на белой коже жуткий рот. Внезапная слабость заставила ухватиться правой рукой за спинку кровати. Только не сейчас. Я должна оставаться в сознании, иначе помочь мне будет некому. Сначала действовать, переживать буду потом.

Необходимо остановить кровь, но перевязать рану самой мне точно не удастся, а, не перевязав раны, до больницы я не доберусь. Может вызвать скорую? Хотя как я им буду объяснять, что случилось? Какая разница, ничего не буду объяснять, имею право. Но пока до меня доедет скорая, можно потерять много крови. Жгут? Бесполезные уроки ОБЖ в школе. Точно жгут.

Я встала, покачиваясь от накатывавшей волнами слабости. Это больше трусость, убеждала себя я, на самом деле рана не такая уж страшная. Раньше, даже в детстве, у меня и переломов то никогда не было, разве что разбитые коленки, но это не в счет. Я дошла до шкафа, открыла его и вытащила оттуда вешалку с юбкой. В юбке был тонкий поясок. Сойдет.

Затягивать пояс на руке над раной было больно и не удобно, но прежде всего больно. Затянуть его я затянула, но поняла, что дальше одна в такой ситуации не справлюсь. Мне не хотелось обращаться к друзьям или знакомым, потому что непременно пришлось бы объяснять, что происходит. А об этом я и сама имела очень смутные представления. Но все же глядя на рану, на затянутый над ней жгут, я понимала, что совершенно беспомощна, что у меня просто-напросто нет больше сил.

Я подняла трубку телефона и набрала номер по памяти.

— Оля, прости, что разбудила.

— Что-то случилось? — сонная подруга не злилась на меня, она вообще редко злится.

— Да случилось. Ты можешь сейчас подняться ко мне и захватить свою аптечку?

— Могу, но что произошло-то?

— Это не важно. Я тебя жду.

Я повесила трубку. Хорошо когда живешь в одном подъезде с подругой. Хорошо когда подруга врач, пусть и педиатр. Сейчас бы мне и окулист сгодился. В свое время, когда мы все после школы дружно потянулись в экономические вузы, Ольга уже твердо знала, что пойдет в медицинский. Ее не пугали ни нищие зарплаты врачей, ни условия, в которых придется потом работать. Уже тогда она четко определила, чего хочет от жизни, и поставила любимое дело перед материальным благополучием. Как оказалось, она была права. Но понимаю я это только сейчас. Зарплаты в частной клинике были неплохие, и я думаю, она получала больше чем я, и к тому же ей не приходилось каждое утро с трудом отрывать себя от постели и с отвращением тащиться на осточертевшую работу. Дело, которым тебе нравится заниматься, это очень много, больше, чем многие могут себе представить.

Я вернулась к кровати и одной рукой неуклюже накинула на нее покрывало. Незачем ей это видеть и так ситуация более чем странная. Раздался звонок в дверь.

Едва увидев меня на пороге квартиры, Ольга побледнела, но это скорее оттого, что она испугалась за меня. Подруга и не думала падать в обморок.

— Да что же случилось?! — она решительно прошла в прихожую, маленькая, бойкая, в пушистых домашних тапочках и халатике поверх ночной сорочки, таща за собой внушительных размеров аптечку.

— Я порезалась, — коротко ответила я.

Ольга посмотрела на меня внимательно, но ничего не сказала и больше не спрашивала. Хм, можно подумать я каждый день прибегаю к ней с ранами от стрел.

— Давай посмотрю, — подруга решительно посадила меня на диван, и я с облегчение отдалась ее заботам. — Кто надоумил тебя так жутко перетянуть руку?

— Сама догадалась, — вздохнула я. Выходит, мои героические попытки оказать себе первую помощь были напрасны. Сейчас еще и окажется, что я сделала себе только хуже.

— Не такая уж большая рана, от потери крови ты бы не умерла.

Это радует.

Оля сняла жгут с моей руки и ловко стала обрабатывать рану, мне оставалось только морщиться и терпеть.

— Я тебе ее, конечно, перевяжу, но тут надо швы накладывать, — подруга задумчиво поправила белую повязку, сквозь которую уже потихоньку начала проступать кровь, — Одевайся, поехали в травму, у меня там хороший знакомый есть.

Я застонала при мысли, что придется одеваться с больной рукой, но потом нашла еще одну причину ехать — не появиться на работе без больничного будет смерти подобно.

Хорошего знакомого звали Эдик, был он небрит, непричесан и курил с нервной жадностью наркомана. Увидев мою рану, Эдик присвистнул и полез туда длинными узловатыми пальцами. Я зашипела на него от боли и попыталась отодвинуться, но он подавил мою попытку ретироваться.

— Рана от острого режущего предмета, а?

— От острого и от режущего, — не стала спорить я

Эдик нахмурился, перебросил сигарету из одного угла рта в другой.

— Будем зашивать, — он бросил испытующий взгляд, не стану ли скулить и пытаться сбежать.

Не стану, я давно для себя решила, что слабой быть нельзя, что нельзя плакать и пытаться переложить заботы на плечи других. Потому что здесь каждый сам за себя, и глупо надеяться, что кто-то подставит плечо.

— И уколы от столбняка, обязательно.

Ольга подбросила меня до дома, и хотя я вяло протестовала, что смогу добраться до квартиры сама, она довела меня прямо до дверей:

— Спи, жуй шоколад и не впутывайся в сомнительные истории, — наставительно сказала подруга напоследок.

Я осталась наедине со своей пустой квартирой, болью и страхом. Легко сказать "спи". Я не хочу, не хочу туда возвращаться! А что если в следующий раз меня убьют? Да даже просто покалечат? На этот раз мне повезло, и моя глупость не стала фатальной, но дальше-то что?

От обезболивающих и усталости спать хотелось невероятно, но я не решалась. Морщась от боли, сгребла с кровати постельное белье и запихнула в стиральную машинку. Повздыхала, но все же героически начала застилать кровать, хотя это и было ой как непросто. Потом бралась за какие-то домашние дела, пытаясь отвлечься, пока совсем обессиленная угрюмо не села на кухне перед кружкой чая.

В конце концов, все, что я сейчас делаю, неимоверно глупо. Напрасные терзания, которые ничем не помогут, а только еще больше меня вымотают. Разве мне не стало понятно, что не от меня теперь зависит, буду ли я спать спокойно, или же меня утащит в тот странный мир? Так зачем же тогда я сижу здесь и стараюсь бодрствовать, хотя у самой глаза уже давно слипаются? Не помогут тут кофе и энергетики, потому что с их помощью я смогу только отсрочить тот момент, когда уже не в силах буду сопротивляться попыткам организма отдохнуть.

Все, спать! Только надо будет завести будильник, чтобы он прозвонил часов через шесть. Эта предосторожность вполне сможет спасти мою драгоценную, но местами уже изрядно продырявленную шкуру.