"Медленный солнечный ветер" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Ольга)

Глава шестая

Лицо Дарко выражало крайнюю сосредоточенность. Внимательный взгляд светлых глаз можно было принять за проявление нежности, если бы не обстоятельства. Он не имел права на ошибку — в противном случае все их предприятие окажется пустой задумкой.

— Эй, больно же, — запротестовала Димитрия и невольно дернулась в сторону.

Солдат вовремя успел удержать голову девушки и вернуть ее в вертикальное положение.

— Могло бы быть еще больнее, — сухо ответил мужчина, продолжая выводить острой иглой замысловатый рисунок на коже Димитрии. Он имел в виду не только то, что ей повезло, что у него был небольшой опыт в искусстве гравировки.

Девушка не ответила. Уже во второй раз Дарко спасал ей жизнь, а она его даже не поблагодарила. И было неизвестно, сколько раз он еще будет вытаскивать ее из переделок.

Иногда она думала, что лучше бы он позволил ей умереть там — в маленькой квартирке на Дражской улице. Тогда бы не было никаких проблем ни для нее, ни для самого Дарко.

Когда Дарко увидел, что пропускные ворота опускаются раньше положенного срока, то сразу заподозрил неладное. К несчастью для пограничников и для беженцев, которых в ближайшие несколько суток за территорию Боснии уже никто не пустит. На этих двух Посланцев у Дарко ушло всего четыре пули, и теперь он неофициально становился изменником эмблемы золотого вихря, но эта маленькая "проблемка" сейчас волновала его в последнюю очередь.

— Я даже не подумал о том, что у тебя нет клейма. — Казалось, Дарко рассуждал вслух лишь для того, чтобы заставить Димитрию ненадолго отвлечься и перестать дергаться. — Зато теперь ты вылитая беженка.

Шутка оказалась неудачной. Димитрия даже не улыбнулась.

— Знаешь, я тут подумала, — задумчиво произнесла девушка, морщась от боли, которую причиняла ей острая игла, пропитанная странным составом, — Посланцы почти не отличаются от людей. Раньше я думала, что они кто-то вроде инопланетян, но у них похожие на человеческие голоса, строение тела, похожее на наше… Это странно.

Дарко не придал словам Димитрии особого значения.

— Но они не люди, Димитрия. Если проникнешься к ним жалостью, то не сможешь убить их, если понадобится. А вот они никогда не пожалеют тебя — особенно если учитывать твою ситуацию.

Вслух девушка спорить не стала, но остался осадок оттого, что Дарко хотел, чтобы она свыклась с мыслью, что когда-нибудь и ей придется убить. Это были уже не игры, в которые она играла с соседскими мальчишками — это была жизнь и далеко не такая, о какой она когда-то мечтала.

— Что изображено на этом клейме? — спросила Димитрия, сменяя тему. Сидеть на голой промерзшей земле было не очень приятно, а еще и эти болезненные ощущения — девушка всеми силами пыталась отвлечься.

— Золотой вихрь. Он чем-то похож на тот, что изображены на моем и твоем комбинезонах.

— Откуда взялся этот символ?

— У меня есть кое-какая версия, — Дарко пожал плечами, — но это так, всего лишь теория.

— Расскажи.

— Как-то раз, когда мы были на стационарной базе вместе с капитаном, я заметил, что многие Посланцы носят с собой на поясе прозрачные вытянутые фляжки, чем-то напоминающие пробирки. Так вот внутри этих сосудов находилась какая-то скрученная проволока, возможно, из золота. Посланцы частенько прикладывались к фляжкам. Мне кажется, у них там какое-то вещество, которое позволяет им выжить на орбите Земли. Вещество, которого на Венере в избытке.

Дарко снова слишком сильно надавил острием иглы на кожу девушки, и та еле слышно вскрикнула. Может, когда-то давно она и не обращала внимания на свои ссадины и царапины, но тогда она была другой, и ее жизнь тогда была тоже другой.

Они находились километрах в пяти от границы, но сербские земли ничем внешне не отличались от боснийских: та же пустота, тот же холод. Димитрия вновь надела на себя комбинезон вместо ненавистных ей дурно пахнущих лохмотьев.

— Значит, есть что-то, без чего Посланцы не могут продержаться? — переспросила Димитрия, и ее тон заставил солдата насторожиться.

— Это всего лишь моя теория, — жестким тоном отрезал он. — Наверняка она неверная. К тому же, — Дарко помедлил, делая завершающие штрихи, — я уже закончил.

Он отдалился от Димитрии, позволив ей оценить результат его работы.

— Жаль, у меня зеркала нет, — сказала девушка, тщательно ощупывая маленький выпуклый значок на впадинке затылка. Она уже не чувствовала ни малейших признаков боли. — Когда я училась в восьмом классе, я сказала маме, что хочу сделать татуировку.

— Она, наверное, пришла в ужас? — догадался Дарко.

— Почти. — Димитрия кивнула. — Меня оставили без ужина, а потом еще заставили читать Евангелие вслух.

— Ты не религиозна?

— Родители водили меня в церковь по воскресеньям, но все это туфта. Мишура, за которой ничего не прячется. Пустота. Людям всегда надо было во что-то верить — это после вторжения поняли, что к чему. Если бы Бог был, он этого не допустил.

Продолжая говорить, Димитрия тщательно ощупывала свое клеймо. Она не могла отрицать этого, ей было приятно ощущать его присутствие на своем теле, как будто на нем появилось то, чего так долго там недоставало. И дело было даже не в том, что Димитрия когда-то мечтала о татуировке. Было забавно касаться выпуклых краев крохотного рисунка, следовать кончиками пальцев направлению линии.

— А я когда-то верил, — грустно усмехнулся Дарко. — Мои родители тоже водили меня в церковь по воскресеньям. Мне нравились эти позолоченные лепнины, вышитая одежда священников. Все это напоминало роскошь для бедных. В церкви каждый мог почувствовать себя богачом.

— У вас не хватало денег? — спросила Димитрия.

— А кому их хватало?

Им пришлось тронуться с места, так толком и не отдохнув. Что же касалось Дарко, то стычка с пограничниками высосала из него последние силы. Он ощущал себя словно выжатый лимон.

Вскоре показались и первое приграничное поселение. Точнее, то, что когда-то являлось первым приграничным поселением. Скорее всего, это было довольно-таки крупное село с частыми частными лавочками и немногоэтажными домами. Кое-где на окнах висели обрывки расписных занавесок — местной гордости в свое время. Яркие алые маки переплетались с зелеными веточками чертополоха, и все это было заботливо вышито умелыми женскими руками.

Как и следовало ожидать, в селе не было ни единой души. Отчасти эта пустота внушала необъяснимый страх, наваждение, потому что в любой момент из-за угла могли выпрыгнуть унюхавшие тебя беженцы. Тут недалеко было до того, чтобы заработать себе манию преследования. Димитрия то и дело невольно оглядывалась по сторонам — тогда как Дарко просто прислушивался, вылавливая среди шороха ветра посторонние звуки.

В центре поселения располагалась кирпичная двухэтажная почта, являвшаяся, по всей видимости, и местом, где располагалось местное руководство. Около нее Дарко и решил остановиться.

— Я думаю, мы можем позволить себе пару часов сна, — произнес он и направился в сторону обшарпанной двери, которая хлопала на ветру, точно пасть голодного кашалота.

Внутри здания было пыльно и грязно. Димитрия несколько раз громко чихнула, пугаясь звона собственного эха. Она старалась поспевать за своим спутником, и на каждый его шаг ей приходилось делать три своих.

Приготовив на всякий случай пистолет, Дарко проверял комнату за комнатой, а затем, поднявшись на второй этаж, проделал всю процедуру по-новой. Димитрии приходилось лишь семенить за ним, как утенок за своей матерью.

Глупо, думала Димитрия, как же все бессмысленно и глупо. Она хотела попасть обратно домой в Сараево, ее уже не притягивали ни опасные приключения, о которых она грезила в детстве, ни даже ее новый знакомый, с которым, как она сначала думала, сможет вести приятные беседы. Они и вправду разговаривали, но крайне редко и в основном о самой Димитрии. Это были пустые разговоры. Димитрия хотела, чтобы Дарко рассказал ей о том, что происходит в остальном мире, — ведь он наверняка знал, но солдат упорно уходил от этой темы.

Когда с проверкой наконец было покончено, Дарко махнул рукой в сторону маленького цветного диванчика, стоявшего в одном из помещений неподалеку от разбитого аквариума. От него все еще шел легкий гнильный запах, но Димитрия уже не обращала на него внимания. Она с радостью приняла приглашение Дарко уединиться на несколько часов.

— Я в соседней комнате, — сказал Дарко, — там стоит точно такой же.

И он ушел, оставив Димитрию одну.

Несколько минут девушка молча стояла посередине кабинета — а это явно когда-то был кабинет — и рассматривала перевернутую мебель, повисшие на одном гвозде настенные полки и напольную вазу с засохшими искусственными цветами. Всюду была пыль; она стояла в воздухе удушливым плотным облаком, и от нее становилось трудно дышать. Но все же это был настоящий диван, подумала Димитрия, со вздохом облегчения плюхнувшись на него. Это тебе не сырая твердая земля, хотя витавшая в помещении грязь и доставляла кое-какое беспокойство. Но нельзя же было получить непременно все и сразу.

Димитрия блаженно прикрыла веки и сложила руки на груди. Некоторое время она вертелась, думая то о том, то о сем и тщетно пытаясь заснуть. То и дело она открывала глаза и в страхе косилась в сторону кучи разного барахла, сложенного под окном. Ей все время казалось, что там кто-то был. Конечно, говорил ей внутренний голос, раз там так много места, то кто-нибудь мог там и спрятаться. Эта навязчивая мысль не отпускала ее, а только сильнее и сильнее впивалась в ее мозг, не давая заснуть.

Думай о чем-нибудь хорошем, приказала себе Димитрия. Но легче было сказать это себе, нежели выполнить, поэтому настойчивая мысль о том, что там все-таки кто-то был, не выходила у нее из головы.

— В конце концов, почему там обязательно кто-то должен быть, — уже вслух фыркнула девушка, и в этот самый момент ей показалось, как что-то фыркнуло в ответ из громоздкой кучи.

Сердце Димитрии громко забилось, к горлу вновь подкатывалась волна необъяснимого страха. Наверное, я все-таки сошла с ума, подумала девушка, громко сглотнув. В ушах стоял монотонный звон — четкий и долгий. Казалось, будто его издавал вовсе не воспалившийся мозг Димитрии, а тот, кто находился в куче строительного мусора.

И в этот самый момент с вершины импровизированной горы упала тяжелая книга — наверное, какая-нибудь энциклопедия, — и Димитрия вздрогнула от неожиданности. Книга точно послужила неоспоримым доказательством ее самых глубоких страхов.

Закрыв глаза, девушка принялась считать до ста.

Может, так и должно быть, недоумевала она? Может, именно это происходит со всеми, кто сходит с ума?

Когда в мозгу, наконец, пробило сто, Димитрия заставила себя распахнуть веки и вновь посмотреть на самую обычную, на первый взгляд, кучу. Теперь она казалась уже не такой страшной и таинственной — простая куча…

Девушка медленно и осторожно, стараясь не поворачиваться к потенциальному месту опасности спиной, встала и принялась пятиться в сторону двери. Дарко, как и ожидала Димитрия, оказался в соседней "комнате". Конечно, это разворошенное помещение уже вряд ли можно было назвать комнатой.

Димитрия застыла в дверях. Солдат лежал на маленьком диванчике, вытянув одетые в массивные черные сапоги ноги так, что они свисали за края. Он находился в уже знакомой Димитрии позе: руки расположились за головой, а глаза открыты и устремлены куда-то вверх — дальше потолка — может быть, к небу, которого не было видно.

Ей не хотелось нарушать его покой, но только сейчас Димитрия наконец поняла, чего же она так боялась. Этому чувству не было отдельного слова, определения. Девушка тщетно перебирала в голове знакомые фразы и выражения, но ничего и близко похожего так и не находила.

При виде этого человека, с которым они были знакомы всего один день, внутри нее что-то теплело. Дарко был для Димитрии словно мягким уютным одеялом.

Фактор одиночества, внезапно поняла девушка. Эта мысль ошарашила ее как гром посреди ясного неба. Она просто боялась оставаться одной.

— Не спится? — Он поднял на нее свои живые светлые глаза.

Димитрия пожала плечами. Ей нечего было сказать человеку, который вряд ли бы ее понял. Она несколько лет была наедине с самой собой, с глупыми книгами про далекие галактики, а он был в команде, рядом с капитаном. Как ей было объяснить, что она чувствует, если он все равно бы не понял? Ведь у него не было маленькой Весны, в чьей смерти он был бы виноват.

Мужчина в этот момент, глядя на прижавшуюся к дверному косяку Димитрию, увидел в ней маленького испуганного котенка. И он вспоминал свою Эву. Безбашенную, смелую, веселую. Она могла вынести все, а если бы и не вынесла, то Дарко непременно бы ее защитил.

В их обоюдном молчании была своя прелесть. Каждый знал, что другой в этот момент думает о нем, но не знал, что именно.

Димитрия нерешительно шагнула в комнату и, немного замявшись, села на краешек дивана, на котором растянулся ее спутник. Затем так же медленно, будто сомневаясь, что поступает правильно, она подтянула под себя ноги и положила голову солдату на грудь. Она слышала, как тихо бьется его сердце, и ее завораживал этот звук.

Некоторое время они так молча лежали, пока Дарко не услышал тихое посапывание. Даже если бы они были последними людьми на Земле, он не чувствовал бы себя более спокойно.

В этот раз Димитрии не снилось никаких снов. Она просто спала, окунувшись в тягучую черную бездну.

Через несколько часов Дарко пришлось разбудить девушку, хотя ему этого не очень-то и хотелось: она выглядела такой беззащитной, когда спала. Куда пропала ее напряженность, озлобленность, куда испарились ее страхи? Дарко не знал, но чувствовал, что Димитрия тоже оказывает на него какое-то незримое влияние.

— Сколько еще осталось до Белграда? — Девушка спросонья потирала глаза.

— Не терпится попасть на историческую родину? — хмыкнул Дарко, вновь извлекая из рюкзака характерные лохмотья и протягивая их девушке.

— Откуда в тебе столько сарказма, солдат? И почему я снова должна это одевать? Мне казалось, границу мы уже прошли.

Не прошло и мгновения, как мужчина вытащил такой же балахон и для себя.

— Нас не должны заметить, Димитрия, — спокойно пояснил он. — Мир, каким он стал после вторжения, уже не тот мир, в котором ты жила маленькой девочкой. Этот мир не терпит проявлений слабости — он их просто ликвидирует. — И Дарко в воздухе сложил ладони, а затем разомкнул их. Внутри действительно было пусто. — Ты, кажется, говорила, что твоя мать родом из Боснии? Когда-нибудь была там?

Димитрия покачала головой.

— Ну, в школе это было круто: говорить, типа, я боснийская сербка. Тогда это звучало. — Девушка улыбнулась. — На самом деле я дальше Сплита нигде и не была.

— Тем лучше. Может, тогда тебя не так ужаснет зрелище, которое предстанет перед тобой вместо цветущего города. Я там вырос — для меня это сложнее. Это тебе не Сараево, где всегда шли какие-то бои на улицах, — в Сараево оставались только самые стойкие — остальные мигрировали.

— Ты бывал раньше в Сараево? — спросила Димитрия.

— Несколько раз. По работе. — Уточнять, по какой именно работе, Дарко не стал: он не привык рассказывать о себе — так он чувствовал себя уязвленным, как будто кто-то оторвал от него кусок его прошлого.

— А еще где ты бывал?

— На самом деле, много где. В основном, в горячих точках: Испания, юг Италии, Черногория, Пакистан.

— Ты воевал? — уточнила девушка.

Внутри себя Дарко усмехнулся, но вслух ничего не сказал. Даже ему теперь его прежняя работа казалось какой-то немужской, хотя он и бывал в таких местах, из которых многие журналисты живыми не возвращались. Он видел, как умирали люди, несколько раз сам едва не попал под обстрел, несмотря на то, что у него была государственная неприкосновенность как у представителя СМИ. Байя — фотограф, с которым он путешествовал, много раз фактически спасал ему жизнь. Байя был настоящим мужчиной — не то что он, Дарко. Они разминулись с ним в Ереване — это было как раз перед вторжением: Эва позвонила Дарко и хотела, чтобы он срочно приехал.

О том, что Эва тогда сказала ему, он не хотел вспоминать. Эти ее слова он похоронил вместе со своей бывшей невестой. И все же иногда они разъедали ему душу как самая опасная болезнь, поражая его разум и тело.

Димитрия же ответ Дарко сочла за подтверждение ее догадки. Неудивительно, подумала девушка, он действительно выглядит так, как будто всю свою жизнь провел на войне.

Знала бы она, как близко к правде она находилась.

— Так сколько нам идти до Белграда?

— Дня два, если уговорим кого-нибудь подвезти нас, — ответил солдат.

— Подвезти? — перекосилась Димитрия. Слова солдата не укладывались у нее в голове. Не попросят же они об этой скромной услуге кого-нибудь из беженцев, у кого был свой транспорт. Или все-таки попросят? И что будет, если планы Дарко пойдут прахом, и им придется добираться до столицы на своих двоих? Неужели, тогда им придется ждать следующего поезда целых три дня? В этом случае они точно не успеют на этот самый "слет", о котором Дарко говорил с капитаном Лексой.

— Другого выхода нет.

— Мне казалось, такие как ты не любят авантюры? — ядовитым голосом поинтересовалась Димитрия. Только сейчас она поняла, что мужчина действительно не был уверен ни в едином своем действии. Это только казалось, что он знает, что делает.

— Есть другие предложения? — Как ни странно, тон Дарко не был раздраженным. Он заинтересованно поглядывал в сторону своей спутницы, как будто действительно ждал, что она расскажет ему о своих соображениях.

Сам Дарко не замечал этого, но именно таким тоном он говорил с Эвой, когда пытался ее в чем-либо убедить. Обычно это срабатывало — сработало и в этот раз.

— И как ты представляешь уговорить беженцев подбросить нас? Это тебе, что, такое такси? — не унималась Димитрия. — Посмотри на себя, солдат. Будь я на их месте, я бы тебя живьем сожрала.

— Прямо так бы и сожрала? — На лице Дарко расплылась теплая улыбка.

— Прямо бы и сожрала.

— Ты всегда так делаешь?

— Как? — не поняла девушка.

— Делаешь такой вид, будто ты подросток с избытком энергии и гормонов. Хотя, может, — Дарко фыркнул, — ты действительно всего лишь ребенок.

Грудь Димитрии тяжело вздымалась — девушка явно вот-вот готова была выйти из себя.

— Помни, солдат, доставить меня в живых до пункта назначения в твоих интересах, а не в моих, так что не беси меня.

Девушка не лукавила. Она уже успела сложить два и два и поняла, что в этой игре она далеко не пешка. Пешкой в данной ситуации был именно Дарко, хотя на первый взгляд это было весьма неубедительно.

В ней просыпался старый задор и гордость. Дарко тоже видел в ней эти перемены и не знал, радоваться им или нет. С одной стороны, девушка оживала прямо на его глазах: прежде она была засохшим цветком, а теперь она снова распускала свой ядовитый бутон. Но все же Дарко боялся, что его подопечная выкинет что-нибудь из ряда вон выходящее — например, надумает сбежать.

Димитрия уже стреляла глазками в сторону дверного проема, у которого так некстати и стоял мужчина. Все выходы были отрезаны, а ей как раз так захотелось вновь надрать кому-нибудь задницу.

Сжав маленькие кулачки, Димитрия свирепой молнией ринулась в сторону двери, но ее тут же что-то остановило. Вполне вероятно, это были его руки.

— Не нарывайся, солдат, — прошипела Димитрия сквозь зубы и подняла глаза на Дарко.

Да, он был выше нее, но сейчас он казался ей прибрежной скалой, о которой впору было только разбиваться заблудившимся кораблям. И все же, находясь рядом с ним, она не могла связно мыслить, — ей внезапно стало так уютно и хорошо, что не хотелось никуда уходить. Прежде Димитрия никогда не испытывала ничего подобного. Возможно, раньше она просто была юна для таких глупостей.

Он был так близко и одновременно так далеко.

Слишком взрослый для меня, тут же одернула себя девушка, но не смогла заставить оторваться от него. Это было сродни самому сильному гипнозу.

— А я и не нарываюсь, — ответил Дарко, но в его голосе прозвучала скрытая угроза. Дескать, его терпение отнюдь не бесконечно.

— Ну вот и отлично.

Разве в жизни такое бывает? Димитрия чувствовала, как гадкий склизкий ком разочарования подкатывается к ее горлу. Они должны были сохранять исключительно деловые отношения, если в данной ситуации такие вообще были уместны.

Димитрию ждали в другом месте — там, где ее наверняка разберут по косточкам и будут проводить над ней опыты даже похлеще тех, что Посланцы проводят над своими жертвами.

И со всем этим Димитрия обязана была смириться. Она должна была унять свои желания, обуздать свой эгоизм. О народе, уговаривала она себя, думай о народе. Последний шанс спасти планету оказался в ее маленьких детских руках.

Они стояли напротив друг друга еще некоторое время, пока Дарко не сдался первым. Он нехотя сделал шаг в сторону, как бы говоря девушке, что она может идти туда, куда захочет. На все четыре стороны.

Конечно, он блефовал. Но именно такие методы действуют в отношении всех буйных подростков. Димитрия не была исключением. Как и все, кто хочет получить своду, она не знала, что с этой самой свободой делать.

Между ними точно была натянута тонкая невидимая струна, которая дрожала и вибрировала от напряжения. Димитрия сделает шаг — и она порвется.

Хорошо ему, думала Димитрия, он сам по себе, а я снова под чьей-то опекой, точно дитя малое.

— Хочешь скажу, что я думаю? — довольно-таки грубо поинтересовалась она. — За исключением очевидного?

— Давай, порази меня. — Глаза Дарко издевательски сверкнули.

— Тебе просто не хватает уверенности в себе. Кажешься большим и сильным, эдакий альфа-самец, а на самом деле внутри тебя одна гниль.

— Кто бы говорил, — фыркнул мужчина, — девочка из заброшенного города, если не ошибаюсь?

— Ты решил… — Димитрия запнулась, — раз я слабее, то сможешь меня контролировать?

— Это вполне логично, — заметил Дарко, и, взглянув на него, девушка поняла, что он не шутил.

Ну и ладно, пронеслось в голове у Димитрии, пусть делает что хочет, раз такой ответственный и взрослый.

Воздух в комнате потрескивал от переизбытка электричества.

И мужчина, и девушка знали, что тратят драгоценное время на пустые разговоры, но оба не желали уступать в этой схватке принципов.

— Не позавидовала бы я твоим детям, — бросила Димитрия, покидая помещение. — Ты бы из них воспитал рыцарей без страха и упрека.

За спиной девушки Дарко скривился, точно какое-то из слов Димитрии разбудило в нем что-то, задело. Он знал, что она сказала это не преднамеренно, но… Вновь в нем вскипала злость на самого себя. Не спас, не успел. Ах, какая жалость. Журналист-неудачник и его выводок…

Дарко одернул себя от мрачных мыслей и, схватив с пола заметно полегчавший рюкзак, направился вслед за Димитрией. За последние сутки они вдвоем выпили гораздо больше воды, чем он рассчитывал. Те жалкие сухие печенюшки вообще не спасали положения — от них только еще больше хотелось есть. В общем, ситуация была и без того критическая, чтобы выяснять отношения на голодный желудок.

— Подумать только, — ворчала Димитрия себе под нос, когда спускалась по лестнице и чувствовала, как под ногами хрустят чьи-то маленькие косточки (крысиные, наверное), — в этом мире нашелся человек, который способен заткнуть мне рот, стоя на месте! Да где это видано! Куда вообще катится мир…

И мир действительно катился куда-то в неизвестном направлении — может, его засасывало в большую черную дыру. Планета была еще не так стара, чтобы умирать, — или просто кризис среднего возраста?

Димитрия плохо представляла себе, как Дарко собирался добираться до Сараево. Можно было подумать, здесь так часто можно было встретить беженцев да еще и со своим личным транспортом. Плюс еще большой вопрос, голоден ли был беженец (а он всегда был голоден), и если голоден, то единственное, что ты можешь сделать — это ноги. Как можно быстрее и дальше. Куда-нибудь в Грецию. Поговаривали, там сейчас самая настоящая пустыня — туда даже самые отчаянные не суются — бессмысленная затея.

Оставалось уповать только на то, что Дарко знал что-то, чего не знала Димитрия. Может, здесь временами таксисты проезжают. Хотя, маловероятно.

Некоторое время они шли пешком вдоль пустующих улочек. Димитрия — впереди, Дарко — позади, словно тень. Он был практически бесшумен, отчего Димитрия иногда даже забывала о его присутствии.

Дарко нес на себе оба рюкзака. Девушке, конечно, было его жаль, но поступиться гордостью она не могла — это было выше ее принципов. В конце концов, слабая тут она, а не тридцатилетний мужчина. Но в животе у девушки все равно тугим узлом затягивалось чувство вины.

Внезапно она остановилась и без слов отняла у Дарко тот из рюкзаков, что раньше несла она. Конечно, он был не такой уж тяжелый, но все же.

— Эй, грабеж, — с улыбкой простонал Дарко, и Димитрия поняла, что он уже не злится на нее.

И с чего ему вообще на нее злиться? Подумаешь, остра на язычок? В школьные годы она и не такое выдавала, аж вспоминать было страшно.

— Остынь, солдат. Идти нам еще долго, если, конечно, нас не подберет случайно белый лимузин.

Белый лимузин так и не появился. Вскоре окончательно исчезли плотные одноэтажные постройки, и вновь раскинулась одна-единственная дорога с перерытым кротами асфальтом и вспученными бордюрами. Хорошо еще, что было не лето, иначе бы Димитрия точно запарилась в этом теплом комбинезоне. Как там Дарко сказал? Из волчьей шерсти?

За все время пути им так и не встретилось ни одной живой души. Складывалось впечатление, будто они не шли, а мялись на одном месте или вовсе бесцельно наворачивали круги: природа была монотонной — нигде не было ни малейших принципов того, что здесь когда-то росли здоровые деревья. Как будто кто-то отравил целые гектары придорожного леса, и теперь он напоминал скорее выжженную пустошь.

Из головы Димитрии никак не хотел выходить один-единственный звук. Стук человеческого сердца. Как давно она не слышала его так близко, так четко. Этот звук внушал надежду, потому что девушка до последнего не могла поверить, что Дарко был настоящим. Да, он был материальным, теплым, даже приятным…

Может, Димитрии просто так сильно не хватало материнской любви и заботы, что она от безысходности привязалась к первому попавшемуся живому существу?

Или, вероятней всего, это было что-то другое. Но что же?

И тут, прерывая нестройный ход мыслей Димитрии, со стороны поселения, которое они покинули несколько часов назад, раздался какой-то журчащий звук. Тихий такой, неприметный. Но обостренный слух Димитрии уловил его сразу. Чуть позже странное урчание расслышал и Дарко и довольно приподнял голову.

— Что? — Димитрия не понимала, как можно радоваться этому отдающемуся в ушах бурчанию.

— Такси подано, мадмуазель, — сверкнул зубами Дарко.

Димитрия ума не могла приложить, откуда Дарко знал, что именно в это время по этой дороге должен был проехать грузовик. Уж явно не звезды нашептали.

Уже смеркалось, поэтому обещанный экипаж был весьма кстати. Димитрия почти не удивилась, когда массивный грузовик остановился прямо рядом с ними, и из окна высунулся какой-то вполне приличного вида молодой мужчина в смешной бежевой шапочке. На беженца он был не похож. Димитрия поняла, в чем дело, только когда увидела, как у него на груди поблескивает в темноте знакомый значок.

Значит, под крылышком у Посланцев были не только те, кто бороздил небо на своих кораблях, но и вполне реальные региональные патрули. Только вот интересно, почему в Сараево Димитрия таких никогда не видела.

Мужчина говорил на чистом сербском, а не на таком ломанном, как Димитрия. Она все же учила его из уст матери, которая так и не научилась толком боснийской речи. Вот они и разговаривали часто, точно слепой с глухим.

— Поздновато для прогулок, Дарко? — улыбнулся мужчина. Он был совсем еще зеленым — может, всего на несколько лет старше Димитрии. В таком возрасте обычно и море по колено.

— А я до ужаса боюсь темноты, братишка, — ответил Дарко. Он явно знал этого мужчину — может, они когда-то были друзьями. То, что они действительно были братьями, исключалось — родственников теперь на всем материке и не сыщешь.

— Тебя подвезти? — спросил мужчина в странной шапочке-пилотке.

— Вообще-то я не один, Зорко. — Весь доброжелательный настрой Дарко как ветром сдуло.

— Ничего, друзья Дарко — мои друзья.

Зорко нагнулся вперед, открыл бардачок грузовика и принялся что-то там выискивать. Наконец, с фонарем в руке он снова поднялся и посветил прямо на Дарко. Было так темно, что хоть глаз выколи, поэтому маленькая неприметная Димитрия не сразу бросилась ему в глаза. А когда свет фонаря осветил девушку, мужчина аж присвистнул от неожиданности.

— Только не говори, что укрываешь у себя беженку, Дарко. Тогда я точно решу, что после того случая ты тронулся умом.

— Это не совсем то, что ты подумал. — Совсем не то, с иронией добавил про себя Дарко. — Ее зовут Димитрия.

— Но…

— Она нормальная, Зорко. Не инфицированная. Радиацией облучена не больше твоего.

Сидевший в грузовике с подозрением покосился сверху вниз на спутницу Дарко, тщательно ее изучая, как будто стремясь найти какой-то подвох.

— Точно? — переспросил Зорко со свойственной всем молодым людям недоверчивостью. — А ты хоть проверял, что она девушка? Всякое быва…

— Проверял-проверял, — нетерпеливо ответил Дарко. Он понимал, что, если они будут тут терять время на пустом месте, то к завтрашнему полудню точно не успеют на поезд. В такой ситуации он был готов уже согласиться на что угодно.

Димитрия залилась краской, вспомнив о том, что у Дарко действительно было предостаточно поводов убедиться в том, что она и в самом деле девушка. К счастью, в темноте ее румянец не был заметен.

— Ну, раз проверял, тогда садитесь.

Рядом с водителем как раз оказалось ровно два свободных места. Дарко уселся рядом со своим знакомым, а Димитрии пришлось разместиться у окна. В салоне дико воняло машинным маслом, а еще девушке приходилось тесно прижиматься к двери и своему соседу. Даже несмотря на то, что она была очень компактной, места все равно было крайне мало.

В грузовике больше никого, кроме Зорко, не было. Сзади громыхал пустой кузов, а водитель, зажав в зубах сигарету, стал неторопливо курить, и к отвратительному запаху машинного масла добавился еще и сигаретный.

Но Димитрии было не привыкать. В школьные годы она как самая отвязная девчонка курила временами, когда соседским парням, с которыми она водилась, удавалось достать несколько сигарет, которые бережно раскуривали на всех.

— Можно? — Димитрия впервые заговорила с молодым человеком; голос у нее от волнения немного дрожал.

— Что? — Зорко в непонимании округлил глаза, и из его приоткрытого рта едва не вывалилась сигарета. И только поняв, что же хотела девушка, он с сомнением протянул ей еще одну сигарету и зажигалку из нагрудного кармана комбинезона бежевого цвета.

Удивленный Дарко приподнял брови. Маленькая хрупкая Димитрия никак не вязалась у него с сигаретами, но вот он вспомнил про то, как она рассказывала, что хотела сделать татуировку, и ухмыльнулся.

Это была еще та девчонка, а?