ГЛАВА 7 Через пустыню

Разведчики вернулись уже в темноте, усталые, с трудом найдя дорогу назад.

— Холмы скоро кончатся, — сообщил принц. — Дальше начинается пустыня. Мы встретили человека с семьёй и верблюдом, который тоже собирается перейти через пустыню. Часть пути мы можем проделать вместе, а потом он отправится на север, а мы — на восток. Ложитесь спать, завтра я подниму вас очень рано.

Принц разбудил свой отряд ещё до зари. Он боялся, что бедуин не будет их ждать, а вести отряд через необозримые пески на свой страх и риск он не решался.

Ганса пришлось будить трижды.

— Почему так рано? — недоумевал он, отмахиваясь от трясущего его Франка и зарываясь ещё глубже под одеяло. — Что изменится, если мы встанем через полчаса?

Юношеское лицо принца, ничуть не огрубевшее за время странствий, было по-прежнему сказочно прекрасным, и Ганс никак не мог признать в этом молодом человеке, почти мальчике, начальника. Его поражало, что все безоговорочно и добровольно подчиняются его приказам, и понуждал себя поступать так же, боясь остаться в одиночестве. Вот и сейчас он заставил себя встать.

— Мы потеряли из-за вас время, Ганс, — заметил принц не сурово, но достаточно внушительно.

— Не так уж много времени, милый принц, — любезно возразил тот. — Но я приношу свои извинения.

Франк исподлобья смотрел на Ганса, но молчал, сдерживаемый взглядом принца.

Адель удивлялась, как быстро силы возвращались к Фатиме. Она уже могла идти, не опираясь на руку принца, но он всё-таки подал ей руку и она её приняла. Выразительные чёрные глаза девушки светились надеждой и счастьем. Во время короткого отдыха она призналась Адели:

— Мне кажется, что сегодня случится что-то очень хорошее. Но, даже если меня постигнет несчастье и злая судьба будет посылать мне одно испытание за другим, я знаю, что была счастлива, и светлое воспоминание об этом счастье пронесу через всю жизнь.

— А мне кажется, — ответила Адель, — что ты скоро будешь ещё счастливее, чем сейчас.

— В это трудно поверить, — возразила Фатима.

Принц оглянулся на перешёптывающихся девушек.

— Сейчас он тебя позовёт, — предположила Адель.

Но она ошиблась и очень огорчилась своей ошибке. Однако, когда они снова шли по каменистой дороге между холмами, она услышала, как принц сказал своей спутнице:

— Я должен поговорить с вами, Фатима.

Адель не считала себя любительницей влезать в чужие дела, но не смогла побороть желания послушать и навострила уши, оправдывая себя тем, что не специально подслушивает разговор, а случайно, без злого умысла.

— Я слушаю вас, принц, — отозвалась девушка.

— Вам обязательно надо идти на север, Фатима?

— Так повелела мне колдунья. Я должна идти до тех пор, пока не встречу своего повелителя.

— А сказала вам ваша колдунья, кто он и как выглядит?

— Нет, принц.

— Я тоже ищу свою судьбу и до встречи с вами был уверен, что знаю, как она выглядит. Теперь моя судьба переменила облик. Я ещё не видел её лица, но знаю, как прекрасны её глаза. Может быть, и ваше сердце, Фатима, подсказывает вам, что ваш трудный путь закончился и предсказание колдуньи сбылось?

Фатима опустила глаза.

— Моё сердце давно уже подсказало конец пути… Нет, ничего пока не говорите, принц. Вы ещё не ведаете, как выглядит ваша судьба, но я обещаю вам, что уже сегодня вы будете знать, нашли ли вы то, что искали, или ваши странствия продолжатся.

Фатима отняла свою руку у принца и пошла рядом с Аделью. Обе они не заговаривали о том, что волновало их сейчас больше всего, но чувствовали себя единомышленницами.

Зато Франк и Серый о чём-то таинственно совещались, причём и у мальчика, и у ослика вид был решительным и даже грозным. Но они ни с кем не желали делиться своими проблемами, поэтому Адель могла только гадать, что же тревожит двух друзей.

Холмы понижались, потом исчезли, а каменистая земля, покрытая скудной растительностью, постепенно переходила в пески. Франк, взяв два больших пустых мешка, доверху плотно набил их тонкими веточками для ослика, не без основания считая, что его приятелю это послужит хорошим утешением при переходе через пустыню. Принц так же своевременно наполнил бочонки водой из бившего из-под земли ключа.

— Это последний источник на многие мили, — предупредил он.

Услышав такое, все решили хорошенько напиться в дорогу.

— Жаль, что нельзя захватить этот ключ с собой, — посетовал Ганс. — Тогда нам не пришлось бы тащить с собой бочонки.

Франк долго смеялся, представляя, как бы они несли с собой источник.

Фатима встала на колени возле ключа и, прежде чем поднести к воде свою чашку, сняла покрывало, открыв лицо. Это было сделано так неожиданно и естественно, что сначала никто не обратил на поступок девушки внимания.

— Очень хорошая вода, — сказала Фатима, спокойно и открыто глядя на своих спутников.

Видя только глаза девушки, Адель воображала себе её лицо каким-то чарующим, по-восточному ярким и красивым, но оказалось, что по-настоящему хороши у Фатимы были только глаза, а лицо нельзя было бы назвать даже миловидным, если бы не доброе ласковое выражение, заставляющее забыть о неправильности и невыразительности черт.

— Давно бы так, — нарушил молчание Франк. — Охота была париться под этой чёрной тряпкой. Я ещё понимаю, если бы ты была уродиной.

Адели показалось, что занятый прилаживанием бочонков принц не смотрит на Фатиму, и сочла это плохим знаком.

— Пора, — объявил принц. — Нам осталось идти совсем недолго, вон к тем камням.

Фатима шла рядом с Аделью и молчала. Молчала и Адель, понимая, какие мучительные сомнения бродят сейчас в душе подруги.

Когда подходили к камням, из-за них вышел мужчина в чём-то вроде чалмы на голове и в полосатом халате.

— Мы ждали вас не раньше вечера, — сказал он после приветствий и представлений. — Я рад проводить вас до оазиса. Потом я пойду на север, а вы — на восток. Если идти от оазиса на восток, то пески закончатся через два дня, а на север они тянутся далеко.

— Не знаете ли вы, Керим, какого-нибудь пути в западные леса и степи в обход гор? — спросил принц.

Керим покачал головой.

— Если будешь обходить горы с востока, то попадёшь в земли упырей, а это верная смерть. Если будет обходить горы с запада, то пойдёшь по пустыне и будешь идти сорок дней, пока не дойдёшь до оазиса, а потом пройдёшь ещё пятнадцать дней до степи. Надо хорошо знать пустыню, чтобы отважиться на такой переход. Надо уметь находить воду в песках. Нет, через пустыню тебе не пройти, мальчик.

В устах Керима, выглядевшего почти стариком, это обращение не казалось грубым даже по отношению к принцу.

Принц задумался.

— Может быть, ему повезёт, и он встретит караван, — раздался глуховатый женский голос. — С караваном идти безопасно.

— Ты права, жена, — согласился Керим.

Женщина была некрасива и тоже казалась старой, несмотря на то, что держала на руках годовалого ребёнка.

— Только я не поняла, зачем им идти на запад, если они идут на восток, — продолжала женщина.

— Молчи, жена, — оборвал её Керим.

Женщина послушно замолчала.

— Сначала мы пойдём на восток, чтобы проводить наших спутников, а потом я и Фатима пойдём на запад. Я должен буду представить свою невесту отцу.

— Хорошее дело, — коротко одобрил Керим.

Фатима улыбнулась в ответ на вопрошающий взгляд принца. Адель ликовала. Ей казалось, что и она каким-то образом помогла своей подруге и славному принцу обрести счастье.

— Нет, — размышлял Керим. — Идти можно только через горы или через пустыню, если встретится караван.

Решено было выйти в путь утром, а пока путешественники раскинули лагерь рядом с новыми спутниками. Керим с женой и ребёнком возвращались домой с базара, где удачно продали одеяла из овечей шерсти. Сам глава семейства был, по мнению Адели, молчалив. Он вступал в разговор неохотно и говорил лишь необходимое. Но и назвать его равнодушным к новым знакомым она не могла, потому что неторопливо, урывками он разузнал о них всё самое главное. Его жена и вовсе оказалась почти безгласной женщиной. Сама она никогда не начинала разговор, а когда вступала в беседу, то слышала по окончании своей краткой речи: "Молчи, жена," — и послушно замолкала. Годовалый младенец, на удивление тихий и спокойный, вообще в счёт не шёл, потому что мать не отпускала его от себя ни на шаг. Даже верблюд был существом высокомерным и слов на ветер не бросал.

Увидев верблюда в первый раз, ослик остановился, как вкопанный, и долго его разглядывал.

— Здравствуй, — вежливо и с опаской сказал он. — Как же тебя называть?

Огромный двугорбый верблюд свысока поглядел на осла и скорчил гримасу, не то готовясь плюнуть, не то отвернуться. Серый подождал-подождал и решил отныне не замечать невежу.

— Верблюд, — обронил важный гигант. — Ты издалека идёшь?

Ослик решил повременить с выводами и охотно рассказал свою историю.

— В горах ты мок, а в пустыне будешь сохнуть, — предупредил верблюд. — Очень хорошее место.

Потом он опустился на колени и лёг. Продолжать разговор он не был расположен. Ослик потоптался возле него и пошёл к Франку.

Фатима оживала на глазах. Её лицо светилось счастьем, движения стали увереннее. Болезнь отступила, и силы возвращались к ней. Адель была счастлива за неё, хотя и сознавала, что скоро ей придётся распрощаться и с милой подругой и с надёжным защитником в лице принца. Ей бы хотелось заодно пристроить Франка и ослика, чтобы они не бродили по свету без приюта, испытывая судьбу и подвергаясь опасностям. А ещё Адель подумалось, что принц и Фатима принадлежат к одному миру, поэтому их счастье устроилось сравнительно легко, а как быть, если бы принц влюбился в неё, а она (предположим, что у неё не было бы Франка) — в него? Остаться здесь она не может, а принц не может проникнуть в её мир. Наверное, потому и дали ей в виде приманки её жениха, чтобы не возникало таких ситуаций. Она должна спасти своего Франка, а всё остальное не может иметь власти над её сердцем.

Поужинали довольно скромно. Принц пригласил и Керима с женой, но они вежливо отказались от угощения и предпочли поесть в собственном лагере. Принц не настаивал, уважая чужие обычаи и желания. Было ясно, что Керим берётся лишь проводить их до оазиса, а о возможности подружиться с ними и прожить дни, которые они проведут вместе, тесной компанией, он не помышляет.

Зато Ганс снова порадовал Адель. Этот несуразный человек явно стремился приспособиться с попутчикам и не вызывать их неудовольствия. Он был вежлив, приветлив, сохранял ровное благодушное настроение, даже когда какие-то его поступки вызывали взрыв раздражения у Франка. За ужином он ел не жадно и добавки не попросил, хотя Адель подозревала, что он не наелся. Положительно, он менялся в лучшую сторону, причём превращение это совершалось стремительно.

— Вы видели верблюда? — спросил Ганс. — Я с таким чудовищем ещё не встречался. Сначала я и подойти-то к нему не решался, а потом стало неудобно перед женой Керима, так что подошёл.

— И что же? — спросила Адель.

— Ничего. Он на меня даже не взглянул. На редкость необщительный субъект.

— По-моему, ты не совсем прав, — отозвался ослик. — Я тоже сперва решил, что от него надо держаться подальше, но потом он мне ответил. У него неразговорчивый характер.

— Надо с ним подружиться, — раздумчиво сказал Ганс. — Может, предложить ему зелёных веток? У нас их много.

— Только сначала нарви их, — ощерился мальчик. — Я собирал ветки для Серого. Ему их должно хватить на несколько дней, а верблюд их съест за один присест. Уж наверное, Керим и его старуха позаботились о своём верблюде и его кормлении.

— Тише, Франк, — остановил мальчика принц. — Тебя могут услышать наши новые знакомые и решить, что ты очень жадный. Ничего страшного не случится, если утром Ганс угостит верблюда свежими ветками.

Ослик печально вздохнул, но не решился возразить, боясь, что и его заподозрят в жадности.

— Только вы, Ганс, должны будете встать пораньше и нарвать угощение, — закончил принц.

Ганс поморщился и рассмеялся.

— Боюсь, что верблюду не удастся полакомиться ветками, потому что я вряд ли смогу заставить себя встать пораньше. Для меня подвиг уже то, чтобы заставить себя встать вовремя. Извините за откровенность, друзья мои, но я уверен, что вы уже успели заметить эту мою слабость.

Девушки засмеялись, потому что вид у Ганса был в этот момент уморительно покаянным.

— Спать, — коротко распорядился принц. — Немедленно всем спать. Завтра выходим до восхода солнца, так что не советую вам терять время. Дежурить не будем, потому что Керим заверил меня в нашей безопасности здесь, и я ему верю.

Франк и ослик переглянулись.

— Я не прочь поспать, — сообщил Франк.

— А я уже сейчас ложусь, — сказал Серый, зевая и валясь возле мешков. — Спокойной ночи.

Адель поняла, что бедный ослик смертельно устал за время перехода, ведь ему пришлось тащить на спине немалый груз. А впереди очень долгий путь через пустыню. Она и сама с удовольствием легла, завернувшись в одеяло, и сразу же провалилась в тяжёлый сон.

— Подъём! — скомандовал принц.

Адель могла бы проспать в три, четыре, пять раз дольше, но встала сразу же. Фатима сейчас же принялась за работу, и Адель поспешила ей на помощь.

— Ну и славный сон мне приснился! — заявил Франк.

Вид у него был подозрительно довольный.

— Мне тоже что-то снилось, — поведал ослик и повертел копытом правой задней ноги, осматривая его.

— У тебя болит нога, Серый? — встревоженно спросил принц.

— Нет. Вчера у меня сильно чесалось копыто, а сегодня всё в порядке.

Франк фыркнул и от избытка радости прошёлся на руках.

— Ганс, вставайте! — строго велел принц. — Если вы опоздаете к завтраку, то будете голодать до привала.

Мальчик заухал не хуже любого лешего, а ослик скромно отвернулся. Адель показалось, что он тоже чем-то удовлетворён.

— Ганс! — позвала Фатима.

Против ожидания, прославленный соня встал без дальнейших понуканий, но медленно и с трудом. Он спустил рыжеватые пряди на лоб, но не мог скрыть расползающегося под глазом огромного кровоподтёка. Голубые глаза смотрели страдальчески.

— Что с вами? — испугалась Фатима.

— Ушибся, — печально объяснил Ганс. — Ночью в темноте заблудился и налетел на ослиное копыто. Я не причинил тебе вреда, Серый?

Франк завыл от восторга.

— Нет, что ты! Я очень доволен, — запротестовал ослик.

Его симпатичная морда выражала лукавство, а в обычно кротких больших глазах сверкало злорадство. Принц не мог не заметить странности происходящего, однако не задал ни единого вопроса.

Керим держался приветливо, но молчаливо и обособленно, о жене его и говорить не приходилось, даже своего ребёнка они не подпускали к новым знакомым, а верблюд, казалось, даже не замечал, что путешествует в большем обществе, чем прежде. Сначала это очень мешало Адели. Ей было неуютно, хотелось простых, тёплых, душевных отношений, как прежде, но она забыла свои сожаления уже через час после выхода в пустыню. Она думала теперь только о трудности пути. Ноги утопали в песке, каждый шаг требовал усилий, а пыль забивалась в глаза, рот и поры кожи. По совету Керима и при помощи его жены путники закрыли нижнюю часть лица платками, чтобы защититься от песка и мелкой пыли, но дышать через ткань тоже надо было привыкать. До дружеских ли бесед в таких условиях? Адель так устала, что не могла думать ни о чём, кроме тягот пути. Как выдерживала Фатима? Или ей придавало силы счастье? Она шла рядом с принцем, и Адель была рада за них обоих.

— В горах было приятнее, — сказал Франк. — С удовольствием променял бы эту пустыню на крутые склоны. Эх, полазить бы по ним! Тебе здесь нравится, Адель?

— Пока нет, — призналась девушка. — Но я помню, что в ущелье мы отсырели, а на перевале очень мёрзли.

— Это правда, — согласился ослик. — Не забудьте, что перелезание через камни тоже не прибавляло нам счастья.

— И ужасные обвалы! — поддержал его Ганс.

Серый покосился на него, но, похоже, этот жизнерадостный человек уже не думал о следе ослиного копыта на лбу.

— А как ты себя чувствуешь? — спросил его мальчик.

— Очень устал, да и ушиб побаливает, — честно признался Ганс. — Неужели никто не попросит наших дорогих проводников остановиться на отдых?

— Даже не мечтай, — отрезал Франк.

— Керим лучше знает, когда надо сделать привал, — сказала Адель. — Я тоже устала, но, по-моему, мы идём не очень долго. Солнце ещё только собирается всходить. Я читала, что в пустыне очень жарко. Наверное, легче идти сейчас, чем в самый зной.

— Вероятно, ты права, Адель, — согласился Ганс. — Мне это почему-то не пришло в голову. Обычно мучаешься от теперешнего положения и не предполагаешь, что могло бы быть гораздо хуже.

— Отличная мысль, — обрадовался Серый. — Отныне, если мне плохо, я буду представлять, что в иных условиях мне было бы намного хуже, и тогда почувствую себя почти хорошо.

Ганс, Франк и Адель смеялись так, что на них стали с недоумением оглядываться и принц, и Фатима, и Керим с женой, и даже важный верблюд.

— Вы как-будто совсем не устали, — одобрительно заметил принц. — В горах вам не было так весело. Пустыня нам всем пошла на пользу.

Фатима ласково улыбнулась своим спутникам и вновь повернулась к принцу. Очевидно, беседы, которые вели эти двое, тоже были неплохим средством не думать о тяготах пути.

— Счастливые люди! — заявил Ганс. — Им, похоже, ничего не надо.

— А тебе? — подозрительно осведомился Франк.

— Я бы выпил хоть глоток воды.

Адель тоже не отказалась бы от воды, но не была уверена, что это желание разумно. Наверное, и принц с Фатимой испытывают жажду, но раз они терпят, то лучше помолчать и ей.

— Если пить каждый раз, когда захочется, то воды не хватит, — заметил мальчик.

— Ты, как всегда, прав, мой юный друг, — вздохнул Ганс.

— Знаешь, Адель, что я решил? — спросил он, когда ослик и Франк чуть отдалились от них.

— Что?

— Отныне я начну работать над собой. Путешествие с тобой, принцем, Фатимой, Франком и даже ослом меня многому научило. Я буду воспитывать в себе здравомыслие.

Девушка воспринимала этого непосредственного человека скорее как юношу-ровесника, чем как мужчину лет на пятнадцать старше её, поэтому отнеслась к его откровениям с искренним сочувствием.

— Приятно слышать, — ответила она. — Я тоже многому научилась в нашем путешествии.

— Признаюсь тебе честно, Адель, притом только тебе и прошу тебя никому об этом не рассказывать: я ведь не случайно получил удар ослиного копыта в лоб. Серый, конечно, этого не подозревает, но он перевернулся во сне на спину, дрыгнул задними ногами и угостил меня ударом копыта в лоб в тот самый нечастный момент, когда я наклонился над мешком с едой и хотел достать себе сухарик, чтобы чуть-чуть заглушить голод. Сейчас-то я хорошо понимаю, что намерения мои не были похвальными и, если бы не боль и синяки, был бы даже раз, что меня остановили. А представляешь, как хохотал бы Франк, если бы узнал, как вовремя перевернулся на спину и дёрнул ногами Серый. Он вообще очень весёлый мальчик, но такое совпадение совсем бы его уморило. Я и сам рассмеялся бы, если бы не боялся вызвать недоумение. Только ты не проговорись о моей тайне. Наверное, я бы и тебе постеснялся об этом рассказать, но очень уж смешно получилось, надо же с кем-то поделиться.

Адель не знала, как отреагировать на такое наивное признание. Ругать жизнерадостного чудака не имело смысла, потому что он сознавал свою ошибку, да ещё умудрился найти смешное в близком знакомстве с ослиным копытом. И как Ганс не заподозрил, что Серый это подстроил нарочно, и что Франк тоже участвовал в заговоре?

— Это очень смешно, Ганс, — согласилась Адель, — но впредь так не поступайте. Это нехорошо.

— Конечно! Иначе, разве стал бы я вам рассказывать такое? Я намерен исправиться. Мне бы хотелось поближе познакомиться с верблюдом. Вчера я к нему подошёл, но этот гигант так на меня взглянул, что меня отнесло прочь. Терпеть не могу быть с кем-то в плохих отношениях.

Адель улучила момент, когда Ганса рядом не было, и строго сказала Серому:

— Ты мог бы убить Ганса. Следовало сказать ему, что он поступает неправильно, а не бить копытом в лоб.

Франк захохотал, а ослик смущённо пригнул голову.

— Ты догадалась? — восторгался мальчишка. — Правда, ловко мы с Серым придумали? Теперь этому недоумку не придёт в голову воровать еду, а то повадился. Я бы и сам врезал ему промеж глаз, но Серый сделал это доходчивее. А как поживает наш воришка?

— Довольно весело. Он вполне оценил урок и принял решение больше так не делать, поэтому не называй его воришкой, Франк. И прошу вас обоих больше о случившемся не поминать.

— Ну ещё бы! — согласился Франк. — Вряд ли принц одобрил бы наши с Серым действия, но он так занят болтовнёй со своей восточной красоткой, что ему не до нас.

— Ты не должен так говорить! — рассердилась Адель. — Это грубо.

— Лишь бы не было глупо, — отмахнулся невоспитанный мальчишка. — Знала бы ты, какие глупости они друг другу говорят. Я чуть-чуть послушал и сейчас же отошёл, чтобы тоже не лишиться разума. Ни за что никогда не влюблюсь, чтобы не отупеть. Мы с Серым решили всю жизнь путешествовать в поисках приключений, а для начала проводим тебя. Правда, Серый?

— Правда, — скромно ответил ослик. — Мне понравилось путешествовать. Я уже убедился, что ослы созданы для поисков приключений. А может, это приключения созданы для поиска ослов.

Тут уж Адель смеялась не меньше, чем Франк. И хотя весёлое расположение спутников исчезло задолго до привала, вытесненное усталостью, но всё же Керим, удивлённо качая головой, заметил вполголоса, что никогда ещё не встречал таких жизнерадостных попутчиков.

— Очень жарко, — пожаловался Ганс. — Я весь высох. Нельзя ли получить хоть глоток воды? Я мечтал об этом всю дорогу.

— В пути не надо пить, — покачал головой Керим. — Напиться всё равно не сможешь, сколько не пей, а идти тяжело. Но сейчас мы раскинем лагерь, и ты получишь воду.

— А тебе пить, наверное, никогда не хочется? — спросил Ганс у верблюда.

Громадное животное выпятило нижнюю губу и не удостоило спутника ответом.

— Ты не слишком вежлив, — обидчиво сказал Ганс.

Верблюд величественно шевелил челюстями и молчал, а ослик взирал на него с немым восхищением.

— Ты бы лучше отошёл, — промолвила жена Керима.

— Молчи, жена, — сейчас же по привычке откликнулся занятый устройством лагеря и ничего не замечавший муж.

Женщина, имени которой Адель так и не узнала, послушно замолчала.

Ганс вновь попытался наладить отношения с верблюдом, но сделал это довольно неуклюже.

— Я хотел нарвать тебе угощение перед уходом, но не сумел вовремя проснуться. Сейчас я очень жалею об этом. Ты бы получил нежные зелёные веточки. Или ты предпочитаешь верблюжью колючку?

Громадное животное приняло совсем уж неприступный вид, перекосило морду и вдруг плюнуло, да как! Густая белая пена облепила незадачливого Ганса с головы почти до самых ног, и он стоял в полном недоумении, не пытаясь в первый момент даже освободить лицо. Все, как зачарованные, глядели на это необычайное зрелище.

— О!!! — громко выдохнул ослик.

Этот протяжный звук заставил всех очнуться. Франк, повинуясь своему темпераменту, заорал и завыл так, что у Адели заложило уши. Ганс зашевелился, смахивая с себя слюну, и жена Керима принялась молча ему помогать, а сам Керим укоризненно посмотрел на виновника переполоха, в ответ на что верблюд ещё более надменно перекосил морду и неторопливо отошёл в сторону.

— Жена, почему ты не предупредила? — кратко спросил Керим, очевидно, намекая на нрав и повадки животного.

Женщина промолчала, а Керим вновь вернулся к свом делам, сочтя, что выказал достаточно внимания и Гансу, и поступку верблюда.

— Франк, замолчи, — потребовал принц. — Лучше займись делом.

— Я бы занялся, — сквозь хохот проговорил мальчик. — Да я так не сумею.

— Франк! — осуждающе произнесла Фатима, едва сдерживая смех.

— Не надо, — прервал её Ганс. — Не ругайте его. Я и сам на его месте умер бы от смеха. Я засмеялся бы и на своём месте, если бы не побоялся выглядеть глупо. Надо же! Такое могло случиться только со мной!

И он захохотал, а за ним и все остальные, потому что бедный Ганс, и в самом деле, выглядел забавно.

— Смейтесь, смейтесь, друзья, — приговаривал он. — Сегодня со мной случаются самые необыкновенные неожиданности. Наш милый ослик угостил меня копытом…

При этих словах Серый скромно потупился.

— Я хотел подружиться с верблюдом, но он окатил меня таким душем, что теперь уж и не знаю, как подойти к нему ещё раз. Но я уверяю вас, что мы ещё будем с ним хорошими друзьями.

Жена Керима сделала предостерегающий жест, да и сам Керим покачал головой. Принц перестал улыбаться.

— Я бы посоветовал вам, Ганс, не делать второй попытки, — сказал он. — Зачем навязывать дружбу тому, кто в ней не нуждается и открыто об этом заявляет?

— Позвольте с вами не согласиться, милый принц, — возразил Ганс.

Адель поняла, что переубеждать этого упрямца бессмысленно. Наверное, это понял и принц, потому что не стал продолжать разговор.

Путь по пустыне окозался очень тяжёлым, тяжелее, чем предполагала Адель. Днём она задыхалась от жары и пыли, а ночью мёрзла. Лучше всех переносили путешествие Керим с семейством, что не было странным, ведь они постоянно кочевали. Гораздо удивительнее были Франк и Серый. Они не просто переходили через пустыню, а наслаждались переходом. Похоже, двух друзей вполне устраивала жизнь в постоянном движении, и они совсем не желали обрести надёжный приют.

— Неужели тебе здесь нравится? — не выдержала Адель, когда Франк издал воинственный клич и перескочил через спину навьюченного ослика, лишь слегка коснувшись его руками.

— А мне везде нравится, — беспечно ответил мальчик. — Вот это жизнь по мне. Всегда куда-то идёшь, видишь новые места. То горы, то пустыня. Наверное, мы и до леса доберёмся. И полазаю же я по деревьям! Да, Серый?

— Я не полезу, — спокойно возразил ослик. — Я уже понял, что ослы созданы для гор, для пустыни, для степи и леса, но убедился, что мы не умеем летать, и предполагаю, что лазить по деревьям нам тоже не дано. Впрочем, если понадобится, то ослы смогут всё.

— Ха-ха-ха!

Серый обиженно посмотрел на весёлого Ганса, неслышно подошедшего к ним, и замолчал.

— Интересно, а бывают водоплавающие ослы? — спросил тот, не замечая реакции славного ослика на свой неосторожный смех.

— Бывают, — упрямо сказал Серый. — Ослы созданы и для воды тоже.

— Вот увидишь, как мы с Серым будем плавать в озере, которое нам встретится в самом центре оазиса, — задорно сказал Франк. — Я уже сейчас чувствую, что я тоже создан специально для плавания.

— По-моему, я тоже для этого создан, — согласился Ганс. — С наслаждением искупался бы. Вот для чего я не создан, так это для пустыни. Пыль, жара, постоянная жажда. Если бы принц не запретил пить на переходах, я бы не отрывался от воды. Не понимаю, как это ты, Серый, соглашаешься тащить на себе воду и не пить её, когда сильно хочется?

Франк угрожающе посмотрел на этого безнадёжно легкомысленного человека, предполагая, что он будет покушаться на поклажу осла.

— А я тоже учусь благоразумию, — ответил Серый.

Ганс вздохнул.

— Никак мне не удаётся подружиться с верблюдом, — поделился он своей постоянной заботой. — Но, кажется, я нашёл способ добиться его расположения.

— Не забудь потом показаться нам, — с хохотом попросил Франк.

Ганс поморщился.

— Не напоминай мне об этом случае, — попросил он мальчика. — До сих пор страшно вспомнить, на кого я был похож.

— Вот и не лезь к верблюду, — посоветовал ослик. — Он даже со мной почти не разговаривает. А ведь я поделился с ним чудесными веточками, которые мне нарвал Франк. Он их съел и посоветовал не угощать его больше, потому что он предпочитает верблюжью колючку, а этого сена мне и одному не хватит. Конечно, о вкусах не спорят, но на его месте я бы сказал "спасибо".

— А ты скажешь "спасибо", если тебя угостят верблюжьей колючкой? — поинтересовалась Адель.

Ослик засопел и промолчал.

— Мне он тоже "спасибо" не сказал, хотя и съел цветок, — согласился Ганс. — Слопал, глазом не моргнув, и отвернулся. Я только зря на него извёл твой цветок, Адель, а ты наверняка его хранила для нашего милого ослика. Так что и ты, Серый, меня извини.

У Адели сердце сжалось от страшного предчувствия, и она схватилась за свою сумку.

— Когда ты скормил ему наш цветок? — завопил Франк.

— Совсем недавно. Да что с вами?

— Это же волшебный цветок! — прошептала Адель.

— Правда? — удивился Ганс и попытался её утешить. — Да ты не огорчайся. Всё равно он скоро бы завял.

— Идиот, он увядал лишь при опасности! — в бешенстве кричал Франк. — Нам его дала добрая фея, чтобы мы вовремя узнавали о беде и успели к ней подготовиться.

— Зачем ты ругаешься? — обиделся Ганс. — Откуда я мог узнать, что цветок волшебный, если вы мне об этом не сказали?

Принц, привлечённый неистовыми воплями Франка, подошёл к ним. Узнав о происшедшем, он нахмурился.

— Зачем вы полезли в чужие вещи и взяли то, что вам не принадлежит? — строго спросил он.

Прекрасный юноша даже в лохмотьях оставался принцем, и голос его, хотя и негромкий, заставил всех замолчать.

— Я же хотел как лучше, — оправдывался Ганс. — Я сознаю свою ошибку и очень сожалею о ней. Ну, не сердитесь на меня, милый принц. Если бы я смог, я бы вернул Адели её цветок, но это уже невозможно. Больше я такой глупости не сделаю, поверьте мне, друзья.

Искреннее раскаяние Ганса смягчило бы и камни. Принц поморщился.

— Вы очень неосмотрительны, Ганс, — сказал он. — Сделанного не вернёшь, но впредь сначала подумайте, а потом действуйте.

— Да, — согласился Ганс. — Я вновь поступил легкомысленно. Но даю вам слово, что я исправлюсь. Исправлюсь в самом скором времени.

Подошедшая Фатима обменялась с Аделью понимающим взглядом. Обе девушки не сомневались, что исправить этого человека невозможно.

— Пойдем со мной, Франк, — велел принц.

Он увёл пылающего мстительными чувствами мальчика вперёд и что-то долго ему внушал.

— Ты счастлива, что твои странствия заканчиваются? — спросила Адель у подруги.

Фатима обратила на неё сияющие глаза.

— Да, пророчество сбылось, и я нашла своего повелителя. Желаю и тебе обрести счастье, освободив жениха.

— Спасибо, Фатима.

Ганс сосредоточенно о чём-то думал.

— Но всё-таки я подружусь с верблюдом, — решил он.

— Оставь его в покое, — в один голос воскликнули обе девушки.

— Не беспокойтесь, девочки, — успокаивающе сказал Ганс. — Я буду очень осмотрителен.

Неизвестно, что ещё предпринял бы Ганс для достижения своей цели, если бы не произошли события, нарушившие ход экспедиции.

— Адель, можно тебя спросить кое о чём? — тихо спросила Фатима однажды, когда девушки оказались немного в стороне от остальных.

— Конечно, — встревоженная необычным тоном подруги, ответила Адель.

— Тебе не страшно?

Адель затруднилась с ответом. Не то, чтобы ей было страшно, однако пустыня подавляла её. Вокруг был только песок, необозримое море песка, которое иссушает, давит на нервы.

— Не страшно, но неприятно, — ответила она. — Если бы не Керим с его опытом, наверное, было бы страшно. Одна бы я давно заблудилась.

Фатима подумала и осторожно спросила:

— А как ты думаешь, Керим может заблудиться?

— Вряд ли, — усомнилась Адель. — Он всю жизнь кочует и, можно сказать, живёт в пустыне. А почему ты вдруг в нём засомневалась?

— Не знаю, — замялась Фатима. — Может, я сошла с ума, но мне кажется, что солнце всходит не там, где оно всходило раньше, а ведь мы, насколько я помню, не должны менять направления пути.

Адель, прежде ничего не замечавшая, сейчас же заподозрила, что Фатима в чём-то права.

— Подожди, — стала она рассуждать. — Мы шли на север, и солнце должно вставать там, а сейчас где встаёт?

— Там, — указала Фатима рукой.

— Стало быть, мы идём на запад? Или не на запад?.. Я совершенно запуталась. У меня в голове полный туман. Где солнце должно вставать по-старому?

— Теперь и я ничего не соображаю, — призналась Фатима. — Чувствую, что что-то не так, а ничего не могу понять. Какое-то наваждение. Может, спросить у принца?

Оказывается, и принц ничего не мог объяснить. Стоило ему задуматься, как его сознание окуталось туманом.

Франк, а тем более Ганс, оказались тоже в полном неведении направления пути. Даже чутьё ослика не помогло.

— У меня такое впечатление, что я иду сразу в четыре стороны, — признался он. — Я уже не различаю, откуда светит солнце.

Решено было обратиться к Кериму. На осторожные расспросы принца бедуин самодовольно кивнул.

— Новички, — объяснил он. — Вам непривычна пустыня, и здешнее солнце для вас слишком велико. Вот и кажется, что оно светит сразу с четырёх сторон. А оно вон там.

Его коричневый сухой палец показал в ту сторону, где солнца, по наблюдению Адели, не было.

— А по-моему, оно там, — робко сказала Адель.

— Что ты?! Оно там!

— Нет, там!

— Да вот же оно! Неужели не видите?

Люди закружились, силясь понять, почему никто, кроме них, не видит истинного положения солнца.

Керим скривил уголки рта, что должно было означать снисходительную улыбку.

— Слышишь, жена? — поделился он своими мыслями с привычной спутницей. — Думаю, что наш Исмаил уже сейчас показал бы дорогу, если бы умел говорить.

Женщина кивнула и крошечной ручкой ребёнка указала вдаль.

— Что с тобой, жена? — изумился Керим. — Почему ты показываешь назад?

— Я показываю вперёд, — возразила она.

— Молчи, жена! — оборвал её старик, чувствуя, как от непонятной бестолковости окружающих в сердце закрадывается холодок.

Все взгляды были в надежде устремлены на него. Он, опытный странник по пустыне, не мог ошибаться.

— А что скажешь ты? — спросил он верблюда.

Громадное животное долго озирало горизонт и косило глазом на солнце. Потом морда великана перекосилась от отвращения.

— Заблудились, — был дан краткий ответ.

— Совсем с ума посходили! — рассердился Керим. — Вперёд! Вон туда!

Его решительный голос приободрил всех, но ненадолго. Сомнения всё равно всплывали перед каждым, и беспокойство мутило рассудок.

Однажды, когда расположились на ночлег, ослик почтительно приблизился к верблюду и затоптался возле него, не осмеливаясь заговорить.

Верблюд долго перекашивал морду, поводил глазами и другими подобными способами пытался понудить робкого попутчика нарушить молчание. Наконец, не выдержал.

— Что тебе? — спросил он словами.

Серый приободрился.

— Как ты думаешь, мы сбились с пути или идём правильно?

— Может быть и то и другое, — спокойно рассудил верблюд.

— А что будет, если мы заблудились?

— Тогда мы затеряемся в пустыне, и вы все погибнете от жажды.

— А ты?

— А я позже всех, потому что могу по много дней не пить. Да ты не огорчайся.

Серый кивнул.

— Я не огорчаюсь. Просто радоваться, вроде бы, нечему.

Верблюду стало жаль ослика, и он назидательно проговорил.

— Я тебя предупреждал, что в пустыне ты будешь сохнуть. Здесь прекрасное место, но не для таких, как ты. Тебе бы в луга…

Серый упрямо затряс головой.

— Нет, ослы созданы именно для переходов через пустыни. А в пустынях специально для ослов созданы оазисы.

Верблюд не нашёлся, что ответить на эти мудрые речи, а ослик решил, что необходимо где-нибудь срочно раздобыть оазис, потому что запас воды, который он нёс на спине, иссякал, да и пищи оставалось очень мало. Теперь у него и его приятеля Франка оказались сразу две заботы: высматривать оазис и караулить припасы от Ганса, которому они оба дружно не доверяли.

Между тем все сильно устали от долгого и непривычного пути по пескам. Глаза воспалились от дрожащего жаркого марева, кожа казалась полностью лишённой влаги, губы потрескались, рот пересыхал, постоянно хотелось пить, и все мысли были направлены только на воду. Её не хватало, её надо было добыть любой ценой, о ней мечтали наяву, её видели в беспокойных снах. Почему-то Адель не была уверена, что Керим поделится своими запасами воды с ними, случайными спутниками, потому что ни он, ни его жена ни разу не поинтересовались их делами. Ей даже стало казаться, что эта молчаливая семья специально ведёт их куда-то на гибель, а потом бросит, ослабевших и беспомощных. Может, они слепо доверились врагам? Не хотелось так думать, но Адель помнила предупреждения колдуна Жана о врагах, которых будет подсылать ей отвратительная старуха. Она уже предполагала поделиться с принцем своими раздумьями, но не успела и очень порадовалась этому, ведь плохо подозревать порядочных людей в коварстве, а уж обвинять их было бы непростительно.

Сомнения Адели исчезли, когда Керим о чём-то долго говорил с принцем, а затем принц просто и спокойно объявил своему отряду, что наполовину уменьшает порции воды и пищи.

— Милый принц, вы, конечно, шутите, — возразил Ганс. — Мы и так пьём преимущественно горячий воздух и едим сухой песок.

— Значит, будем пить горячий воздух и есть сухой песок в двойном размере, — покладисто ответил ослик. — Для того мы и идём через пустыню.

На воспалённых глазах Ганса показались слёзы. Адель подумала, что, видно, он ещё не совсем высох, раз может так бездарно тратить влагу. Сама она не сумела бы выжать из себя самую маленькую слезинку, даже если от этого зависело её спасение.

— А ты, наверное, думал, что в пустыне на каждом шагу будут встречаться ручьи? — ехидно спросил Франк. Его возмущение против Ганса было столь велико, что заставило на какое-то время забыть о собственных муках.

— Будьте мужественны, Ганс, — ободряюще сказала Фатима. — Уповайте на волю Всевышнего, и он не отступится от вас.

Адель в который уже раз удивилась покорности своей подруги судьбе и её вере в благополучное завершение их трудностей. Сама она сейчас больше верила в помощь колдуна Жана и твёрдо решила вызвать его, если станет совсем невмоготу. Или лучше чуть позже, когда смерть будет стоять рядом и угрожать наиболее ослабевшему. Она мучилась не меньше других, однако у неё было преимущество в сознании возможности вызвать помощь.

— Потерпим, — согласилась Адель. — А что говорит Керим?

Принц обвёл спокойным взглядом своих спутников и ответил почти безмятежно.

— Керим признался мне, что слегка сбился с пути, поэтому дорога займёт чуть больше времени, чем он ожидал. Вода у него на исходе, и он опасается за сына, поэтому, если понадобится, мы поделимся с ним…

— Чем? — перебил его Ганс. — Нам самим нечего пить. Для меня моя жизнь не менее дорога, чем для него — жизнь его ребёнка. Я не знаю его ребёнка, я его почти не вижу, я не знаю даже его самого…

— Перестаньте, Ганс!

Негромкий голос юноши заставил Ганса замолчать, но его плечи ещё долго вздрагивали от бессильных рыданий.

Переносить жажду было трудно, но Ганс ухитрялся сделать положение путников просто невыносимым. От его постоянных жалоб некуда было скрыться, а у Фатимы и Адели возникало даже чувство стыда, когда они смачивали пересохший рот тем глотком воды, который им полагался. Девушкам казалось, что они чуть ли не обделяют своего товарища. Ганс вытался убеждать их в том, что принц несправедливо распределяет воду, и его, Ганса, порция меньше, чем у других, поэтому все ещё как-то способны терпеть, а ему остаётся или бунтовать или умирать. Однако такое предположение вызвало дружный и весьма резкий отпор девушек, и Ганс впредь не решался восставать.

Адель попыталась высчитать, когда ей ждать посланцев колдуна, но запуталась, потому что не могла с уверенностью сказать, кого ей послал Жан, а кого — Маргарита. Вроде бы выходило, что должен был появиться враг, потому что до сих пор Адель только в старушке-нищенке да в великанах распознала посланцев колдуньи. Иногда она приходила к мысли, что, может быть, и Ганс послан недобрыми силами, потому что очень отравлял всем и без того нелёгкую жизнь, но потом отвергала это предположение, слишком уж большой путь они проделали вместе, слишком многое пережили.

Кроме Ганса все оказались на редкость мужественными. Принц являл собой образец спокойствия и терпимости и всегда готов был прийти на помощь ослабевшему, от Фатимы нельзя было дождаться даже слова жалобы, а мальчик с осликом, похоже, воспринимали мучительную жажду как необходимое приложение к переходу через пустыню и стойко терпели, подбадривая друг друга. Адели казалось, что даже верблюд взирал на Серого с долей уважения, потому что кривился совсем иначе, чем при взгляде на Ганса.

Однако пришёл день, когда принц отдал остаток воды для маленького сына Керима, а Ганс от этого щедрого жеста упал на песок и глухо завыл, без слёз, не ворочая распухшим почерневшим языком.

— Сколько ещё мы сможем продержаться? — спросила Адель через силу.

— Полагаю, что до вечера, — отозвался принц. — А может, ещё дольше.

"Вечером я вызову колдуна," — сказала себе Адель.