ДВА ЧАСА СПУСТЯ

Все вчерашние "пассажиры" собрались у Аристарха. Нет только Простого человека - его не позвали.

Аристарх ходил в волнении по комнате, несколько театрально заламывал руки и повторял:

- Как, как эту дуру образумить? Как?

- Как ты с ней говорил-то? - спросил озабоченно Брюхатый.

- Всяко!.. Даже развивал мысль, что нация: должна иметь своих представителей: людей с повышенной энергией, надо же возбуждать фантазию всех органов государства, иначе будет застой:

- Аристофан, мать твою!.. - заругался Брюхатый. - Мысли он развивал! Оскорблял, нет?

- А что, молиться на нее, на дуру?

- На карачках!.. Вот так вот ползать будешь! - воскликнул Брюхатый. И с досады даже показал, как ползают. - Вот так будешь, а не мысли развивать. Мысли он развивал! Пока ты их будешь развивать, мы уже будем: - Брюхатый сложил пальцы решеткой. - Я тебя вижу, ты меня - нет. Пойду сам:

Брюхатый одернул пиджак, сделал губы трубочкой, подумал: И пошел.

Постучал интеллигентно казанком в дверь комнаты Веры Сергеевны и сладким голосом сказал:

- Вера Сергеевна!.. Можно ваше одиночество нарушить?

- Ну? - откликнулась Вера Сергеевна; она по-прежнему лежала на диване, но не в костюме, а в платье.

- Здравствуйте, Вера Сергеевна! - приветствовал ее, появляясь в дверях, Брюхатый. Он улыбался.

- Здравствуйте, - с неким вызовом сказала Вера Сергеевна.

- Позвольте присесть?

- Что, опять куда-нибудь едете? Пересадка?

Брюхатый снисходительно посмеялся и махнул жирной рукой.

- Ну, уж: вы прямо в обиду! Хотел как раз попросить извинения за вчерашнее. Сильно шумели?

- Шумели-то, это бы еще ничего:

- А что такое? - встревожился Брюхатый. - Выражался кто-нибудь?

- И это бы ничего: Это я слышала.

- Ну, а что же мы такое вчера сделали?

- Да вы не только вчера, вы давно этим занимаетесь.

- Чем?

- Воруете. Спекулируете.

Брюхатый долго, скорбно, но в то же время как-то мудро молчал, глядя в пол. Потом поднял голову.

- Эх, Вера Сергеевна, Вера Сергеевна: Посадить хотите?

- Хочу посадить.

- А я уж сидел! - почему-то весело сказал Брюхатый. - Сидел. Четыре года и восемь месяцев.

- Ну, еще разок посидите.

- А хотите, расскажу, как это было?.. Нет, я не про подробности дела, а про: судьбу, так сказать, человеческую. Случай-то у нас, если можно так выразиться, аналогичный: жена посадила. Не то что прямо пошла и заявила, а: когда надо было: как бы это вам: В общем, когда надо было сказать "нет", она сказала "да", - Брюхатый обрел отеческий, снисходительный, ласковый даже тон в голосе. Смотрел на Веру Сергеевну, как на дочь. - А прожили мы с ней - ни много, ни мало - четырнадцать годков. И когда я уходил, я ей внима-ательно посмотрел в глаза, внимательно, внимательно. И говорю: "Прощай, Клава. Не скучай, - говорю, - тут без меня: Даст бог, увидимся когда-нибудь, ну а если уж не приведет бог, то, - говорю, - не поминай лихом. У меня, - говорю, - зла на тебя нету, прости и ты меня, если был когда виноватый перед тобой, невнимательный там, сгрубил когда. Я, - говорю, - старался всегда сделать для тебя что-нибудь полезное, ну, может, не всегда умел". Так я ей сказал. Она, значит, в слезы: А у меня вот тут вот закаменело - смотрю на нее: Ну, в общем, отсидел я свои годки - не досидел даже, вел себя примерно - вышел. Вышел - и к своей Клаве. "Здравствуй, - говорю, - Клава! Вот - дал бог, свиделись". И так это улыбаюсь - изображаю радость. Она, значит, тоже обрадовалась, опять в слезы: И - было на шею мне. Я говорю: "Стоп, Клавдия Михайловна: семафор закрыт. Проезда нету. Извините, - говорю, - Клавдия Михайловна, дальше нам не по пути: разъезд". Она - туда-сюда - мол, я иначе не могла: Все! - Брюхатый это "все" сказал очень жестко. И прямо посмотрел на Веру Сергеевну. - Все, милая!

- К чему это вы? - спросила Вера Сергеевна.

- А просто!.. Случай-то - аналогичный. Но это не конец! Конец тут тоже немаловажную роль играет. Я ей все отдаю: Все отдал! Квартиру, тряпки - все! А за четырнадцать-то лет мы же нажили кое-чего - все отдал! Бери! У тебя будет квартира, туфли, платья: А у меня - голова. Он вот тут перед вами хвастался, что у него - голова, - показал Брюхатый на комнату Аристарха, - а не надо этим хвастаться, не надо. Есть она - есть, нет ее - ничего не сделаешь. Это ведь тоже, как деньги: или они есть, или их нету. Верно? Все бери! А со мной все мое богатство - тут! - Брюхатый ударил себя кулаком в лоб. - Хвастать не буду но: прожить сумею. И что мы имеем на сегодняшний день? Она: выскочила замуж, разошлась; тот у ней половину площади оттяпал - он для того и расписывался: Тряпочки-шляпочнки потихоньку в комиссионку ушли - ша! Как у нас там говорили: кругом шешнадцать. Я: имею трехкомнатную квартиру, - Брюхатый стал загибать пальцы, - дачу, "Волгу", гараж: У меня жена, Валентина, на семнадцать лет моложе меня. Но я опять же не хвастаюсь, но таковы, как говорится, факты. От них никуда не денешься.

- Вы пугаете, что ли, меня?

- Да господь с вами! Пугаю: Просто рассказываю про: некоторые эпизоды своей жизни. Теперь спросите меня: что я потерял за эти четыре года и восемь месяцев? Что? А ничего. Даже не похудел. А особенно, когда вышел, прямо в дверь не стал пролезать. Счас веду переговоры насчет института питания - надо маленько сбросить, а то даже неудобно. А что потеряла моя Клавдия Михайловна? Все. Год назад встретил - с авоськой из магазина кондехает. А я на "Волге" еду. Думаю, подвезти, что ли? Даже остановился: Подвезу, думаю. Скажу: "Клавдия Михайловна, позвольте, я вас до дома подвезу, я только не знаю, где вы теперь живете". Хотел так сострить, но душа не повернулась. Сто метров не подвезу. Она, видите ли, "иначе не могла", а я тоже не могу: шлепай дальше со своей авоськой.

- Слушайте, не надо, - попросила Вера Сергеевна. - Не надо: я же знаю, к чему вы это все. Не надо, умоляю.

Брюхатый встал.

- Да я ведь: что же: я ведь так: эпизоды. Смотрите, вам виднее. Конечно, порыв к прокурору - это красиво, руку будут жать, соседи скажут: "Какая молодец!" Но в душе подумают, - поверьте моему слову, я жизнь повидал, - в душе подумают: "Вот дура-то!" Вы вот телевизор любите смотреть: вот пусть вам там про жизнь расскажут, пусть расскажут: Смотрите, конечно, телевизор, книжки поучительные читайте, но мои слова тоже не забудьте. Так, на всякий случай:

Брюхатый вышел. Он сам растрогался от своих слов.

В комнате Аристарха его молча ждали "пассажиры".

- Ну!.. - Брюхатый погрозил пальцем Аристарху. - Если она все же посадит нас: - он замолчал и слезливо заморгал глазами. И даже головой закрутил и показал на себя, и воскликнул сквозь слезы: - Куда я такой поеду? Я в воронок не влезу! Не мог с женой уладить!.. Купил бы ей: не знаю, чертика с рогами - забавляйся. Нет, он ей про государственные органы!.. Подожди, ты с имя еще будешь иметь дело, будешь. Она вон насмерть стоит, слюной исходит - посадить охота.

"Пассажиры" подавленно молчали.

Вдруг Курносый снялся с места и пошел к Вере Сергеевне.

- Вы, я вижу, оба умники! В гробу я вас видал с вашими теориями!.. С вашим опытом.

Он открыл дверь в комнату Веры Сергеевны и тут же, в дверях, опустился, на четвереньки: И пошел так к дивану, где лежала Вера Сергеевна с книжкой.

- Пусть они как хотят, а я вот так буду. Не вставайте, умоляю вас, - сказал Курносый, - так и лежите: я буду так разговаривать.

- В чем дело?! - Вера Сергеевна все же чуть привстала.

- Я человек тоже энергичный, как треплется ваш муж, - быстро заговорил Курносый не поднимаясь, - но я не такой упорный долдон, как они: я прошу пощады. Не говорите!.. Дайте я скажу, потом - казните или милуйте. Я тоже замешан в этой: в этих: Но у меня двое маленьких детей, мать с отцом престарелые: Они не вынесут. Жена тоже не вынесет. Вы сразу уложите пятерых. Я, может быть, не такой энергичный, как эти: про себя информируют везде, но я очень конкретный, Вера Сергеевна. И я немножко внимательней их: Я же вижу Вера Сергеевна: вы скучаете. Не надо, не надо говорить! - Курносый вскочил с четверенек, побежал, закрыл дверь, подбежал и стал опять на колени перед диваном. - Но вы же - красивая! Как вы можете скучать! Это нельзя. Теперь слушайте меня внимательно: я не знаю, чего там у них было, у Аристарха с Сонькой, но он какие-то движения делал: По-моему, она тоже хотела его обаять. Но я не ручаюсь: дошло у них до этого или нет. Не знаю. Но я знаю, что он движения делал: в ресторане несколько раз сидели. Я знаю, что он вас сегодня оскорблял. Вера Сергеевна!.. - Курносый приложил умоляюще руку к сердцу. - Только не удивляйтесь и не пугайтесь фальшиво: то есть это, я хочу сказать, что я конкретный и деловой человек, и всякие деловые тайны умирают вместе со мной: давайте наставим ему рога. Не говорите, не надо - дайте я все скажу! Чего тут удивляться-то? Чего глаза-то делать? Это жизнь, Вера Сергеевна, жизнь. За Соньку, за его оскорбления!.. Как он может оскорблять!.. Он спекулянт-то не крупный, он - так: середнячишка, щипач. Как он может оскорблять? Вместо того чтобы: Нет, у меня в голове не укладывается! Давайте наставим ему рога. Хотите, я сам этим займусь, хотите: Только не надо, не говорите: дайте я все скажу. Поймите меня: говорю это, спасая свою шкуру. Мне это сто лет не надо, я коньяк больше люблю, но: Вера Сергеевна, сидеть, сидеть неохота! Хотите, сам займусь, а если не подхожу, у меня есть один артист знакомый. Красавец! Под два метра ростом, нос, как у Потемкина: Ну, все, все при нем, я, мужчина, любуюсь на него. Он даже своим режиссерам рога ставит. А ему гараж позарез нужен: я договорюсь с ним. Вера Сергеевна, можно же так жизнь украсить!.. И на него, - Курносый показал на комнату Аристарха, - на него-то злости не будет! Это уже проверено. Мир будет в доме, у кого хотите спросите. Вот спросите у своих подружек, которые рога мужьям наставляют: ведь позавидовать можно, как они живут. Моя мне тоже, по-моему, ставит, потому что ласковая со мной: Я человек откровенный, я вам все говорю. Не обижайтесь на меня, а поймите: мне сильно сидеть неохота. Хотите, я вам завтра фотографию этого артиста покажу?.. Глаз не оторвете! Ну, Потемкин и Потемкин, собака! Он сам рассказывал, но, по-моему, малость врет: к нам одну шпионку заслали, а ее надо было расколоть - ну, то есть, разузнать у нее побольше, так, говорит, его подослали, он познакомился и: доложил начальству, что задание выполнил. А? Ведь жизнь совсем другая будет!..

- Вон! - вскричала Вера Сергеевна, как графиня. - Вон отсюда!.. Сволочи! Совсем уж?..

- Да ну, что совсем? Что совсем?.. - бормотал Курносый, поднимаясь. - Что совсем-то? Чего тут кричать-то? Я дело предлагаю, верняк же предлагаю: Вы подумайте, а мне только намекните:

- Во-он! - пуще прежнего заблажила Вера Сергеевна.

- Ну-у: орать будем, да? Что за люди!.. - Курносый пошел из комнаты. Подошел к двери, вдруг резко обернулся и, грозя Вере Сергеевне пальцем, громко, зло и уверенно сказал: - Но сидеть я не буду! Понятно? Пусть Аристарх сидит, если ему хочется, а я сидеть не буду!

- Будешь, - сказала Вера Сергеевна. - Еще как будешь-то.

Курносый с этим боевым, невесть откуда слетевшим на него настроением вошел в комнату, где сидели все "пассажиры". И им тоже всем погрозил пальцем и сказал твердо и зло:

- Сидеть я все равно не буду, учтите! Вы можете садиться, а я не хочу. Поняли?!

- Ты что, с гвоздя сорвался? - спросил Аристарх. - Чего ты?

- Ничего! Пить надо меньше! - закричал Курносый на Аристарха. - Тогда жена будет любить: и сажать не будет. Импортанто!.. Садись тут: по милости всяких: Не буду сидеть! Не буду сидеть!

- Это уже психоз начинается, - сказал Лысый. - Неужели с одной бабенкой ничего сделать не можете?

- Она нас из-за Соньки вон его всех закатает все нервничал Курносый. - Нашел с кем - с Сонькой:

- В том-то и дело, что - не нашел! - тоже стал нервничать Аристарх. - Она мне со злости записку в карман сунула, чтобы эта нашла.

- Ну, так и объясни ей, - сказал Лысый. - Я, мол, не захотел флиртовать, она обозлилась:

- Так она и поверила!

- Ну а что же делать-то?! - теперь уж и Лысый закричал. - Что, так и поведут всех туда, как телят?

- Почему покрышки-то до сих пор здесь?! - закричал и Чернявый на всех, но особенно на Аристарха.

- А куда их теперь?! - закричал и Аристарх на всех, но особенно на Чернявого. - Сейчас прикажешь выносить?

- Вчера надо было!

- Вчера!.. Вчера мы в жаркие страны улетали, - горько съязвил Аристарх.

"Пассажиры" явно нервничали: И не знали, что делать.

Вера Сергеевна, пристроив на коленях книгу, делала вид, что читает. Она была довольна, она догадывалась, что вчерашние нахальные "пассажиры" сейчас боятся и нервничают.

- Так, - сказал Лысый, - если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к ней: с уголовным кодексом. Посмотрим, что там за крепость. Где ее тряпки? - спросил он Аристарха.

- Зачем? - не понял тот.

- Дай-ка сюда: - он взял шубку Веры Сергеевны, костюм и пошел к ней в комнату.

- С вашего позволения! - явился он вполне официально, с шубой и костюмом на руке. - Позвольте присесть?

- Разрешаю - садитесь, - со скрытым значением сказала Вера Сергеевна, полулежа на диване.

Лысый разгадал скрытое значение в этом ее "садитесь". Он внимательно и серьезно посмотрел на женщину, помолчал: И сказал:

- Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, - сказал он вполне бесцветным голосом.

- Как это? - не поняла Вера Сергеевна.

- Вы с уголовным кодексом знакомы? - в свою очередь спросил Лысый.

- Приблизительно: А вы что, юрист?

- Я не юрист, но с уголовным кодексом знаком, - неопределенно сказал Лысый. А дальше он спросил вполне определенно: - Это ваши вещи?

- Мои.

- Вы их купили?

- Мне их: купил муж.

- Сколько ваш муж получает?

- Какое ваше дело?

- Это не ответ, - Лысый отлично "вел дело": спокойно, точно, корректно. - Сколько эта шуба стоит?

- Какое ваше дело?!

- Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, - еще раз отчетливо сказал Лысый. - Вы прекрасно знали, что эти вещи - не по карману вашему мужу: он их "сымпровизировал", как вы пишете прокурору. Почему же вы про покрышки пишете, а про шубу, про костюм: - Лысый мельком оглядел довольно богато обставленную комнату - а про все остальное не пишете. Здесь все ворованное, - Лысый сделал широкий жест рукой по комнате. - И вы это прекрасно знаете. Вы пользовались ворованным: И молчали. За это по статье:

- Здесь все мое! - вскричала Вера Сергеевна гневно, но и встревоженно.

- Ваша зарплата? - вежливо осведомился Лысый.

- Не ваше дело.

- Сто десять рублей, нам это прекрасно известно. Прикиньте на глаз стоимость всего этого хрусталя, этого гарнитура, этих ковров:

- Вы меня не запугаете!

- А я вас не пугаю. Это вы нас пугаете прокурором. А я просто вношу ясность: сидеть будем вместе. Не в одной колонии, разумеется, но в одно время. Причем учтите: из всей этой гопкомпании мне корячиться меньше всех, я не с перепугу влетел к вам, а зашел, жалея вас, вы еще молодая.

Вера Сергеевна что-то соображала: И сообразила.

- Все это, - сказала она и тоже повела рукой по комнате, - мое: мне папа с мамой дали деньги. Пусть Аристарх докажет, что это он купил:

- Лапочка, - сказал Лысый почти нежно, - тут и доказывать нечего: вот эту "Рамону" (гарнитур югославский) доставал ему я: я потерял на этом триста целковых, но зато он мне достал четыре дубленки: мне, жене, дочери и зятю - по нормальной цене.

- А чего же вы говорите, что вам меньше всех корячиться? Наберем! - весело сказала Вера Сергеевна. - Всем наберем помаленьку! А вы думаете, Аристарх будет доказывать, что это он все покупал? Да вы все в рот воды наберете. Вам за покрышки-то, дай бог, поровну разделить на каждого. Пришел тут: на испуг брать. Вы вон сперва за них получите! - Вера Сергеевна показала в сторону коридора, где лежали покрышки. - Там их - пять штук: за каждую - пять лет: пятью пять - двадцать пять. Двадцать пять лет на всех. Что, мало?

Эта "арифметика" явно расстроила Лысого, хоть он изо всех сил не показывал этого.

- Примитивное решение вопроса, гражданочка. Сколько получают ваши папа с мамой?

- Мои папа с мамой всю жизнь работали: а я у них - единственная дочь.

- Неубедительно, - сказал Лысый. Но и у него это вышло тоже неубедительно. Он проиграл "процесс", это было совершенно очевидно. Но он не сдавал тона. - Аристарх, - продолжал он снисходительно, - конечно, не захочет говорить, что все это купил он, да: Но ведь там-то, - показал Лысый пальцем вверх, - тоже не дураки сидят: скажет! Там умеют: И папаша ваш, если он потомственный рабочий, - что он, врать станет? Да он на первом же допросе: гражданскую войну вспомнит, вспомнит, как он с белогвардейцами сражался. Не надо, не надо, гражданка Кузькина, строить иллюзий. Возьмите это: - Лысый встал и положил на валик дивана шубу и костюм. - Поносите пока.

И Лысый вышел.

А в комнате, где "пассажиры", о чем-то оживленно договаривались. На Лысого посмотрели: но тут же и утратили всякую надежду. Не очень-то, видно, и надеялись.

- Чего вы тут?

- Инсценируем счас ее убийство, - сказал Курносый, хихикнув. - Надо такого ей страху нагнать!.. Так ее, дуру, напугать, чтобы она: на диван сделала.

Аристарх что-то быстро писал, склонившись к столу.

- Как это? - не мог понять Лысый.

- Сделаем вид, что мы ее счас укокошим. Изрубим на куски, а вечером - по одному - всю вынесем в хозяйственных сумках.

- А он чего пишет?

- Полное ее отречение: "Ничего не видела, ничего не знаю". А? Я придумал. Или она подписывает это, или секир башка. Надо только все на полном серьезе! - предупредил Курносый. - Лично я зашиб бы ее без всякой инсценировки, - добавил он, помолчав.

- Все, - сказал Аристарх, поднимаясь. - Пошли. Вооружайтесь чем-нибудь пострашней: Все делаем, как на самом деле.

- Все на полном серьезе!

- А заорет? - спросил Лысый.

- Ори. Кругом никого нету, все на сдаче норм ГТО, она это знает, - сказал Аристарх.

Стали вооружаться: Курносый взял большой кухонный нож. Брюхатый выбрал тяжелый подсвечник:

- Я, как Юсупов, - сообщил он в связи с этим. - Они Распутина подсвечником добивали.

Аристарх взял топорик, которым рубят мясо, а Чернявый взял: подушку.

- А это-то зачем? - спросил Брюхатый.

- А я ей вроде рот буду затыкать.

- А-а.

А Лысый не взял ничего. Он пояснил так:

- А я буду бегать вокруг вас и умолять: "Братцы, может, не надо? Братцы, может, она одумается?"

Все это одобрили.

- Это хорошо.

- Правильно: А то все явимся, как в этой: мульти-пульти такой есть:

- Никакой оперетты! - еще раз предупредил Аристарх. - Она ж тоже: не совсем дура.

- Во, комедию отломаем! - воскликнул Курносый и опять хихикнул.

- А ее инфаркт не хватит раньше времени? - вдруг спросил всех Брюхатый.

Все на мгновение замерли:

- А?

- Инфаркт?

- Инфаркт: Нормальный инфаркт миокарда. Или - инсульт.

- Да ну!.. - сказал Лысый. - Она из рабочей семьи, у нее отец на гражданской:

- Как, Аристарх?

- А черт ее!.. Не знаю.

- Ну, а если хватит? Ну и что? - спросил Курносый. И посмотрел на Аристарха. - Ну, допустим, хватит?

- Пошли, - сказал Аристарх жестко. - Она всех нас переживет: Какой там инфаркт!

И они вошли в комнату Веры Сергеевны.

Вера Сергеевна вскочила с дивана и попятилась к окну:

- Вера: - дрогнувшим голосом заговорил Аристарх. - У нас положение безвыходное: Ты не догадываешься, зачем мы пришли?

Веру Сергеевну стали потихоньку окружать.

- Другого выхода у нас нет, Вера:

- Братцы, может, не надо? Может, она одумается? - засуетился Лысый.

- Вера?.. - Аристарх медленно приближался к супруге - в одной руке топорик, в другой - "отречение".

Вера Сергеевна побледнела: И все пятилась к окну.

- Да ничего она не одумается! - воскликнул Курносый. - Давайте кончать.

- У тебя два выбора: или подписываешь на наших глазах вот это вот - что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору: Или мы тебя:

- Давайте кончать! Чего тут тянуть?

- Я закричу, - еле слышно пролепетала Вера Сергеевна.

- А подушечка-то! - вылетел вперед Чернявый.

- Ты же знаешь, что кругом никого нет: Все на сдаче ГТО.

- А сумки-то заготовили? - спросил Брюхатый. - Разрезать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?

- Да есть сумки - полно. Помельче только разрезать: и по одному все вынесем.

- Все уже предусмотрели! - сердито обернулся на всех Аристарх. - Вы вынесите по одному, а я останусь - замою тут все. Чего тут базарить-то?

- Главное, внутренности вынести, а остальное-то:

- Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.

- Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.

- Вы же интеллигентные люди, - негромко сказала Вера Сергеевна. - Все в шляпах: в галстуках:

- Вывеска! - воскликнул Чернявый.

- Интеллигентные!.. - Брюхатый колыхнул животом от смеха. - Я в лагере трех человек задушил: вот этими вот руками.

- Мы, значит, жестокие? - спросил Аристарх. - А ты? Ты не жестокая? - столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!

Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подошла к самому окну, которое очень легко открывалось: Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:

- Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!

Все так и замерли.

Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусственно.

- Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?

- Немедленно все убирайтесь отсюда! - Вера Сергеевна обрела уже спокойный и злой голос. - Шутники.

- Нет, вы: Нет, она правда поверит, что мы:

- Убирайтесь!

- Да шутим же мы! - воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. - Какие мы убийцы! Нас сам час:

- Убирайтесь!

- Нет, она в самом деле может подумать!..

- Да думай она! - взорвался Курносый. - Что хочет, то и пускай думает! - и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, как он давеча сделал, точно так же погрозил пальцем всем и сказал остервенело: - Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там не буду! Вот пусть они вот все: они вот, они - пусть сидят, а я не буду!

Никто ему на это ничего не сказал.

Он вышел: И за ним все тоже вышли.

И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.

- Интересно, - заговорил Чернявый, обращаясь к Курносому, - как это ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?

- Не буду! - повторил Курносый.

- А у тя что, сиделки, что ли, нету? - ядовито спросил его Брюхатый. - Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.

- Он там ходить будет, - подал голос Лысый.

Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачивался.

- Не буду сидеть! - опять тупо повторил Курносый. - Вы все как хотите, а я - не буду!

- Все будем сидеть, - сказал Аристарх, не поднимая головы.

Опять некоторое время молчали.

- Конечно, - заговорил опять Курносый, - если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.

Аристарх поднял голову.

- А кто же я?

- Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то: не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые люди: давай любовницу! Даже Соньку, и ту: тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой:

- А ты подхалим, - сказал Аристарх первое, что выскочило из его оскорбленной души. - Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.

- У меня пятеро на шее! - Курносый крепко хлопнул ладонью себя по загривку. - Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их - пятеро. Мне не до любовниц!

- Зато тебе - до коньяка, - вставил Брюхатый.

- А ты вообще заткнись! - развернулся к нему Курносый. - Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, - и Курносый нервно засмеялся.

Брюхатый навел на него строгий взгляд.

- Шавка, - сказал он. Помолчал и еще сказал: - Моська.

- А ты слон, да? - вступился за Курносого Чернявый. - Это не тебя по улицам водили?

- Меня, - сказал Брюхатый. - А это не тебе я нечаянно на туфель наступил: двадцать седьмого июня тыща девятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собрании? Что-то ты тогда был: зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?

- А кто всучил-то? Кто?

- Я, в том числе.

- Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всучил!.. У меня первый раз недосмотр случился.

- Минуточку минуточку, - прервал Брюхатый, - как это ты выразился - "прохиндей"? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезьяна, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как: Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя:

- Хватит! - взревел Аристарх. - У меня вон, - показал он на стол, - семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.

- А чего ты можешь сказать? - спросил его Лысый. - Там - семь почетных грамот, а там, - в сторону коридора, - пять покрышек. Я думаю, покрышки - потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.

- Ой! - изумились.

- Глядите на этого ангела!

- Прямо невеста: в свадебной марле.

- Шариков только не хватает.

- И ленточек разноцветных:

- Да! - гордо сказал Лысый. - У меня две общественные нагрузки, а у вас: У кого хоть одна общественная нагрузка?

Все промолчали.

- А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.

- Да, я думаю, все учтется, - сказал Аристарх. - Я думаю, что тот грузовичок с пиломатериалом - тоже учтется.

Лысый подрожал в гневе и обиде губами.

- Ворюга, - сказал он. - Плюс идейный ворюга: с экономической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу накинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе - отдельно - за базу.

- База - для дураков, - струсил Аристарх. - Я - нормальный спекулянт, чего вы тут?

- А-а!.. Очко-то не железное?

- Но ты тоже - не ерепенься тут, кудрявый!..

В это время в дверь позвонили.

Все оторопели на миг: Брюхатый даже за сердце взялся.

Еще резко, длинно позвонили.

- По одному: с вещами, - тихо сказал Чернявый.

- Иди, - кивнул Брюхатый Аристарху.

- Может, это макулатуру собирают: пионеры, - тихо сказал бледный Аристарх. - Подождем.

Опять звонок.

- А я нож-то там бросил! - вскричал Курносый. - Подождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..

- Топорик мой:

- А?

- Топорик, топорик, - невнятно повторил Аристарх. И показывал пальцем на комнату Веры Сергеевны. - Топорик:

- Чего топорик?

- Топорик мой тоже возьми, а то нам попытку к изнасило: ой, это: к убийству, к убийству:

- Тьфу!.. - заругался Курносый. И побежал за ножом и за топориком.

- Мама, роди меня обратно: рубля государственного не возьму, - сказал Брюхатый.

- Не будет она тебя больше рожать, - зло и тихо сказал Чернявый. - Она и за этот-то раз раскаивается, наверно.

Курносый принес нож и топорик: И засуетился с ними. И зачем-то их оглядел еще.

- Ты что? - одними губами спросил Аристарх.

- Где они лежали-то?

- Вон:

Опять звонок, на этот раз вовсе длинный, никакой не "пионерский".

- Какая макулатура! - тихо воскликнул Лысый. - Иди.

Аристарх поднялся: И медленно, тяжело - как если бы он шел уже по этапу - пошел к двери.

- Кто? - спросил он тихо, обреченно.

Из-за двери что-то ответили:

Аристарх смело распахнул дверь и налетел на вошедшего:

- Какого черта ходишь тут?! Звони-ит!..

Вошедшим был Простой человек. Он держал ящик с коньяком и улыбался.

- А я думал, нет никого! - он не обратил никакого внимания на ругань Аристарха, он держал в руках ящик с коньяком и улыбался. - Куда, думаю, они подевались? Договаривались же вчера. Вот он!

И Простой человек пошел с тяжелым ящиком к столу.

- Ну, ребятки, седня нам: до Владивостока хватит.

На него молча смотрели.

Только Брюхатый сказал:

- Идиот: Василий Блаженный. На полатях вырос.

- А чего вы такие? - только теперь заметил Простой человек. - А? Что вы сидите-то, как вроде вас золотарь облил?

- Хочешь в свою Сибирь? В деревню? - спросил Брюхатый.

- Хочу, - сказал Простой человек. - Нынче поеду: у меня в сентябре отпуск:

- А в долгосрочный отпуск поедешь?

- Стоп! - воскликнул Чернявый. - Идея! Вот идея так идея, - и он вскочил, и обнадеживающе посмотрел на всех: - Кажется, мы спасены!

- Как? - спросили все в один голос.

- Ждите меня! - велел Чернявый и куда-то убежал - вовсе, из квартиры.