"Тайна старинного парка" - читать интересную книгу автора (Елькина Марина)ГЛАВА V Простой способ подслушиванияВсю обратную дорогу в электричке Костя спал. Львенок бдительно следил, не появится ли сосед, но он не появлялся. Наверное, уехал раньше, а может, все еще бродил по парку в Петергофе. — На ужин тоже не попадем, — вздохнул Львенок, поглядев на большие вокзальные часы. — В киоске чай продается. — Опять чай! — взвыл Львенок. — Весь день чаи гоняем! У меня уже этот чай в животе булькает! — Разнылся! Денек потерпеть не может! — Ладно, хоть фотоаппарат нашли, — пробурчал Львенок и больше об ужине не заговаривал. В гостинице было тихо, прохладно, уютно. Группа уже приехала с экскурсии, в комнатах гудели ребячьи голоса, но мальчишкам ни с кем не хотелось встречаться. Они тихонько открыли дверь и юркнули в свою комнату. — Красота! — Львенок со всего размаха плюхнулся на койку. И в тот же момент раздался стук в дверь. Это были Ира и Зина. — Привет! А мы из окна увидели, что вы вернулись. — Очень трогательно! — съязвил Львенок. — Нашли фотоаппарат? — Конечно! — Повезло вам. — Хорошим людям всегда везет. — Ой, Львенок! Не выступай! — поморщилась Зина. — Это ты-то хороший человек? — Мы вам сухой паек принесли, — улыбнулась Ира, чтобы прекратить обычную перепалку между Зиной и Львенком. — Вот! Она поставила на стол две банки консервов. — Перловая каша с рыбой. Костя поморщился. Он не любил ни перловки, ни рыбы. — На теплоходе всем давали, — не заметив его гримасы, объяснила Ира. — Мы вашу долю взяли. Подумали, что вы голодные вернетесь. — Правильно подумали! — подхватил Львенок, набрасываясь на банки. — Этот Костя меня уже чаем запоил так, что из ушей льется! Консервы пахли очень аппетитно. — Наверное, их надо разогревать, — сказал Костя. — Ничего, так тоже вкусно, — отмахнулся Львенок, уплетая перловку за обе щеки. — Налетай, а то не достанется. Мама не раз говорила Косте, который отличался капризностью в еде, что в чужом обществе отказываться от угощения некрасиво, даже если это угощение тебе совсем не нравится. Львенка чужим обществом считать не будешь. И Зинку, пожалуй, тоже, а вот Иры Костя стеснялся. Он взял вилку и ковырнул кашу с рыбой. Странно! Перловка показалась такой вкусной, как будто это был самый изысканный деликатес на свете. Неужели они так оголодали за сегодняшний день? Костина вилка замелькала наперегонки с вилкой Львенка. — Вот это вкуснятина! — Львенок облизнул вилку и для проверки перевернул пустые банки. — Жалко, что мало. — Спасибо, девчонки, — Костя запоздало вспомнил, что нужно поблагодарить за угощение. — А мы там с таким чудным старичком познакомились! — сказал Львенок. — Он всю блокаду пережил, в эвакуации Петергофа участвовал. Он нам рассказывал. Только не все. На все времени не хватило. Сказал, что в другой раз. А другого-то раза не будет. Вряд ли мы во второй раз на экскурсию в Петергоф поедем. Кстати, завтра куда? — В зоопарк. Костя разочарованно надул губы. — Ты чего? — подтолкнул его Львенок. — Зоопарк — это здорово! Я раньше почти каждое воскресенье с отцом в зоопарк ходил. А это другой зоопарк — Петербургский. Может, там какие-нибудь животные, каких в Московском зоопарке нет. — Может быть, — согласился Костя. — Просто я вообще зоопарки не люблю. Мне все равно — московский, питерский. — Почему? — изумился Львенок. — Ты же любишь биологию! — А при чем тут биология? — Ну как же! В зоопарке изучают поведение животных. — Поведение животных нужно изучать в естественной среде, а не в клетках и не в вольерах. — Ты не прав, Костя, — вступила в спор Ира. — Зоопарки нужны. Там сохраняются исчезающие виды. — Я же не говорю, что зоопарки не нужны. Я только сказал, что не люблю зоопарки. — А я люблю! — сказала Зина. — И Львенок любит. И Ирка. И завтра будет экскурсия в зоопарк. Ты что, Костя, снова хочешь пропустить? Костя задумался. Сидеть весь день одному в гостиничном номере — неинтересно. Идти в зоопарк — еще неинтереснее. Должен же быть из этого какой-то выход. — В зоопарк я не пойду, — сказал он друзьям. — Лучше похожу по городу. — Один? — Зинкины глаза округлились. — Один. Я на Неву хочу посмотреть, на мосты, на Сенатскую площадь. Костя почувствовал, что Ира взглянула на него с нескрываемым уважением. А что он такого сказал? Каждый может что-то любить, а что-то не любить. Ну, не любит он зверей и птиц в клетках и вольерах. Жалко ему этих животных! — Ты вообще какой-то странный, Костик, — Зина очень выразительно покрутила пальцем у виска. — Тебя не поймешь. Молчишь, молчишь, думаешь о чем-то своем, слова из тебя не вытянешь. Расскажи нам, о чем ты думаешь, о чем ты мечтаешь? Костя смущенно пожал плечами. Он очень не любил, когда его вот так, совершенно неожиданно, ставили в тупик. Конечно, у него была мечта стать микробиологом, конечно, он любил подумать и поразмышлять. Но все это наедине с собой. А что отвечать вот на такой прямой вопрос Зины… Да и нужен ли хоть кому-нибудь из ребят его ответ? Он посмотрел на Иру. Она была серьезной и, кажется, все-таки ждала от него искреннего ответа. Он отвернулся и замолчал. — Костя — молчун! — пришел на выручку Львенок. — Вот я запросто могу рассказать, чего я хочу и о чем мечтаю! — И о чем же? — насмешливо спросила Зина. — Я хочу быть шофером-дальнобойщиком, как мой отец. А что? Здорово! Денег много и интересно. Мой папка по всей Европе колесит. Все города и страны видит. А знаете, как классно ночью вести машину по ярко освещенному шоссе? Я как-то не спал, сидел рядом с отцом и радовался. Ну, в общем, я не поэт, чтобы расписывать там всякие огонечки, звездочки, блеск дороги. Говорю — классно, значит, классно! Зина сморщила носик: — Тоже мне — мечта! Стать шофером может любой дурак. — Ты не станешь! — обиделся Львенок. — И не собираюсь! — А что ты собираешься? — тихо, но с насмешкой поинтересовалась Ира. — Я собираюсь прославиться! — заявила Зинка. Ира и Костя сдержанно улыбнулись, а Львенок открыто расхохотался. — Мировая знаменитость — Зинаида Пивченко! — А что? — вполне серьезно сказала Зина. — Еще гордиться будешь, что со мной в одном классе учился! — И кем же ты будешь? — Знаменитой певицей! — Ты умеешь петь? — удивилась Ира. Она никогда не слышала, чтобы подружка пела. — Ну… — замялась Зина. — У нее слуха нет! — подхватил Львенок. — Знаменитая певица без слуха и голоса! — Ну, пусть не певицей, — не сдавалась Зина. — Буду балериной. — А ты что, в балетную школу ходишь? — спросил Костя. — Она и не знала, что балетом с четырех лет занимаются! — снова вставил Львенок. Зинка схватила с тумбочки толстый журнал и ударила Львенка по макушке: — Тебя не спросила! Какая разница, кем я стану! Все равно буду знаменитой! Роль простой продавщицы или медсестры мне не нравится. Мне нужны восторги, слава, награды! — Размечталась! — Львенок отодвинулся подальше, чтобы журнал не достал до его макушки еще раз. Но Зинка и не думала шутить. От серьезности и от того, что друзья ее не понимают, у нее даже слезы на глазах выступили. — А ты кем хочешь стать, Ира? — тихо спросил Костя. — Я? — почему-то удивилась Ира. — Не знаю. Не думала. Может, инженером. Может, учительницей. Рано еще решать. — Да просто в вас нет никакой романтики! — выкрикнула Зина. — Прожить бы тихонечко, так, чтобы никто не заметил, вот чего вы хотите! — Не только, — ответил Львенок. — Лично я еще хочу заработать денег, стать богатым, одеваться красиво, ездить по заграничным курортам. А что в этом плохого? — Скучно! Я тоже хочу ездить на курорты. Но представь, приедет на курорт никому не известный шофер-дальнобойщик Львенок и мировая знаменитость Зинаида Пивченко! Есть разница? — А то, — усмехнулся Львенок. — Тебя возьмут в оборот всякие журналисты, а я буду отдыхать спокойно. Что лучше? — Для меня — журналисты! — отрезала Зина. — И мне все равно, чем и как я добьюсь славы. Ясно? — А ты почему молчишь, Костя? — спросила Ира. — С ним вопрос решенный, — ответил за Костю Львенок. — Он будет ученым — микробиологом. — Правда? Костя смешался и неопределенно мотнул головой. Он редко говорил вслух о своих мечтах. — Какие вы скучные люди! — протянула Зина. — Неужели никто из вас никогда не чувствовал себя совсем особенным, не таким, как все, рожденным для чего-то большого и красивого? Ира тихонько рассмеялась: — А разве плохо быть как все? И Львенок очень искренне ответил: — Я всегда себя чувствовал нормальным человеком. Нет во мне никакой особенности, что поделаешь! Зина махнула на него рукой и прекратила разговор. Кажется, она обиделась, что ребята ее так и не поняли. Костя был смущен. Если говорить честно, то Зина попала сейчас в самое яблочко. С раннего детства Костю не покидало ощущение какой-то избранности, необычности. Он знал, что должен сделать что-то очень хорошее, очень полезное. Может, открыть новое лекарство, может, изобрести новый прибор, а может, придумать совсем новую формулу. Но ему всегда казалось, что это чувство свойственно каждому человеку. Не все, конечно, изобретают формулы и придумывают приборы, но все к этому стремятся. По крайней мере в детстве. Зачем же об этом говорить громко, сообщать всем и каждому о своей необычности? Жизнь покажет, необычный ты или нет, сможешь ты стать кем-то особенным или останешься как все. Костю смутила как раз не горячность Зины. Она просто не умеет сдерживать эмоции. Его смутили ответы Львенка и Иры. Значит, все-таки не каждый чувствует свою необычность? Значит, он ошибался? Может, это правда ненормально, когда человек ощущает себя кем-то особенным? В комнате повисла неловкая тишина. Ира и Львенок чувствовали себя виноватыми перед Зиной. Зина обиженно молчала, а Костя, ошарашенный открытием свое ненормальности, уткнулся в журнал и бездумно пялился в одну точку на картинке, изображающей море. Львенок не любил такое молчание. Он был человеком разговорчивым, и тишина его раздражала, тем более вот такая тишина, когда кто-то на кого-то дуется. — Сосед за стенкой болтает, — кивнул он. — Значит, уже успел вернуться из Петергофа. — Кто? — удивилась Ира. Мальчишки рассказали о сегодняшней встрече с соседом из тридцать третьей комнаты. — Завтра, наверное, опять в Петергоф поедет, — предположил Костя. — Леонид Матвеевич сказал, что он из породы кладоискателей. — Ну, это можно подслушать, — заявил Львенок. — Зачем? — вытаращила глаза Зинка. Костя рассмеялся: — Хоть как подслушивай, все равно ничего не слышно. Они болтали сегодня всю ночь. Я не могу уснуть и прислушивался к их разговору. — Ну и что? — Ничего. Ни одного слова не разобрал. Хотя была полнейшая тишина. Львенок хмыкнул: — Значит, подслушивать не умеешь. — А ты умеешь? Может, у тебя есть «жучки», которые можно подложить в вентиляционное отверстие? Или еще какая-нибудь подслушивающая аппаратура? Львенок рванулся к тумбочке: — Аппаратура есть! Получше, чем все ваши «жучки»! И он с видом победителя вытащил из тумбочки обыкновенный граненый стакан — неизменную принадлежность гостиничного номера. — Все! — воскликнула Зина. — Львенок окончательно сошел с ума. Теперь тебе даже водительские права не дадут, шофер-дальнобойщик! — Ах так! Не верите? Ну-ну, мировые знаменитости! Кто первый хочет проверить мое подслушивающее устройство? — Могу я, — засмеялся Костя. — Если, конечно, оно не взорвется. — Не взорвется, обещаю! Это способ испытанный. Я им дома часто пользуюсь, ведь надо подслушать, что мама говорит обо мне папе, когда он возвращается из рейса. Львенок приставил стакан как раструб к стене-перемычке между их номером и номером соседа, прислонил ухо к донышку и прошептал: — Акустика отличная! Костя тут же вырвал стакан из его рук. Ему не терпелось испытать это подслушивающий аппарат в действии. Слова из-за стены слышались приглушенно, но вполне разборчиво: — Петергоф — конечная цель, — это был голос соседа. — Я уже близок. Так близок, что становится не по себе. Мало кто поймет меня сейчас, но я знаю, что потомки оценят. — Гонит, что ли? — прошептал Костя. — Бред какой-то про потомков. — Дай послушать! — Зинка выхватила стакан. — Погоди! Послушаю, что другой скажет. Второй помолчал и проговорил: — Петергоф — конечная цель. Я уже близок. Так близок, что становится не по себе. Мало кто поймет меня сейчас, но я знаю, что потомки оценят. Костя провел рукой по взмокшему лбу. — Что? Ну, что он сказал? — наперебой спрашивали друзья. — То же самое, — растерянно произнес Костя. — Слово в слово. Львенок с досадой вырвал у Кости из рук стакан и сам приник ухом к донышку. Он повторял вслух все сказанное соседом: — Есть люди, которых устраивает любое положение вещей. Они — мотыльки, которым хорошо в солнечную погоду и плохо в ненастье. А есть люди, которые имеют силы изменить хоть что-то в этом мире. Тогда и солнце, и дождь ведут только к одному результату. Мой результат — известен. Нужно только отыскать пути. — А дальше? — спросила Ира. — Он повторяет снова. Все, что только что сказал. И про мотыльков, и про дождь. — Чертовщина какая-то! — пожала плечами Зина. Ира мгновенно испугалась: — Может, он — колдун? Заклинание читает? Костя покачал головой: — На заклинание не похоже. — Тогда что это? — Наверное, он актер! — догадалась Зина. — Он учит роль, поэтому повторяет то один кусочек, то другой! — А при чем тут Петергоф? — Может, спектакль про Петергоф будет. — Да не похож он на актера! — насупился Львенок. — Актеры такими злыми не бывают! — Много ты актеров знаешь! В это время Ира заняла место у подслушивающего стакана. — Послезавтра будет решающий день, — вполголоса повторяла она. — Пора приступать к действиям. Я уже наметил план, теперь нужно четко отрегулировать детали. — Какие еще детали? — насторожился Костя. — Все. Замолчал. — Какие детали? — Значит, завтра он снова едет в Петергоф, — подвел итог Львенок. — Очень жаль, что мы не сможем посмотреть детали. — Мне это очень не нравится, — озабоченно нахмурился Костя. — Ясно, что он не актер. Я бы даже сказал, что он задумал что-то нехорошее. — Убийство, например, — усмехнулся Львенок. — Вы как хотите, я в зоопарк завтра все равно не иду, — решительно сказал Костя. — Вместо прогулки по городу я снова отправлюсь в Петергоф. — Один? — изумилась его храбрости Зина. Львенок насупился. Выходило, что друга в беде бросать нельзя. Выходило, что зоопарк, в который он так стремился, отменяется. Не скажет же он при девчонках, мол, пускай Костя сам следит за этим придурком, если ему делать нечего. — Я поеду с тобой, Костя, — вдруг сказала Ира. — Я тоже не хочу в зоопарк. — И я, — буркнул Львенок. Костя расцвел от Иркиного предложения. И сопровождение Львенка было совсем некстати. — Мы вдвоем с Ирой съездим, — сказал он. — А вы с Зиной в зоопарк, чтобы поменьше наше отсутствие в глаза бросалось. Львенок секунду подумал, так, для виду, будто сомневался, и спросил: — Отвлекающий маневр поручен нам. Я согласен. А ты, Зинка? Зина пожала плечами: — Мне все равно. Я ужасно не люблю все эти таинственные штучки. Львенок даже попробовал пошутить: — Ну, вот, а Леонид Матвеевич сокрушался, что не до конца рассказал нам свою историю. Завтра вы с Иркой дослушаете. Привет ему от меня передадите. — Ага, — кивнул Костя и язвительно добавил: — А заодно от мартышки из Петербургского зоопарка! Форт Кронштадт должен был защищать новую столицу Петербург от любых нападений с моря. Петр частенько наведывался к фортам. В эти дни он повелевал готовить яхту и выходил в море ранним утром. Однако скорость государевой яхты была небольшая. В Кронштадт Петр мог попасть только на следующий день. Ночью не переправлялись и делали привал на крутом берегу Финского залива. Берег резко поднимался и переходил в обширное лесистое плато. Удобное место, прекрасный вид с возвышенности, Кронштадт как на ладони. — Быть здесь летнему дворцу! — решил Петр. — Для отдыха и увеселения! Дворец начал строиться незамедлительно. Наверху, на возвышенности, — парадные апартаменты, а внизу, у самой воды, — маленький кирпичный домик на голландский манер, «Монплезир», для удовольствия и доверительных бесед с друзьями. К парадному дворцу можно было подойти на яхте по широкому Большому каналу. Это было еще десять лет назад. Теперь, побывав в Париже и решив строить свой Версаль, лучшего места, чем Петергоф, для этого и придумать было нельзя. Петр был увлечен новым строительством. Он не хотел делать копию французского Версаля, он хотел построить что-то новое, невероятное, единственное в мире. И руководило царем не тщеславие, а гордость за Россию. Держава, выигравшая Полтавскую битву, способна не только воинскими доблестями поражать мир. Россия умеет восхищать красотой и талантами. — Здесь надобны парки и дворцы. Центром пускай остается Большой дворец, но нужно разбить два сада — Верхний и Нижний, построить Большую оранжерею. А самое главное, наши фонтаны должны не просто превосходить версальские. Пусть будет целая система каскадов и фонтанов, окруженная скульптурами лучших мастеров мира. — Помилуй, Петр Алексеевич, какие же тут фонтаны? — робко возразил один из архитекторов. — На гору воду подавать — сколько сил затрачивать! — На что голова вам дана? — в обычной резкой манере прервал его Петр. — Думайте. И архитекторы придумали. Вода шла не на гору, а с горы в Финский залив, по глиняным трубам. Самотечный водовод. Петр просветлел, когда чертежи увидел: — Хвалю! Сие не только похвал достойно! России славу создаете, братцы! России-матушке! После заграничной поездки Петергоф стал любимым детищем государя. Петр сам руководил постройкой, собственноручно набрасывал план парка, указывал направление аллей, выбирал места для дворцов и фонтанов. Полотняный воротник, расстегнутый коричневый полукафтан с золотыми пуговицами, без манжет, смятая шляпа в руках, которую он почти никогда не надевал на голову. Таким Петра можно было видеть то в одной стороне строительства, то в другой. Его размашистый, широкий шаг наводил на одних ужас, на других чувство уважения и благоговения. Царь с кем-то ругался, кого-то хвалил, на кого-то обрушивался страшный государев гнев. В гневе Петр был страшен: взгляд царя становился суровым и бешеным, короткие судороги так искажали лицо, что внушали ужас сильнее, чем это сделали бы слова. Зато и на похвалы государь был щедр. Любого работника возвысить мог до своего приближенного, если видел в нем человека толкового, талантливого. Так он собирал вокруг себя лучших. Так создавал в те годы свое любимое детище, одно из самых удивительных творений мирового искусства — Петергоф. |
||
|