"Встан(в)ь перед Христом и убей любовь" - читать интересную книгу автора (Хоум Стюарт)

Глава 6

Я закрыл глаза и расслабился, а когда снова открыл их, Сайида Нафишах

исчезла. Вместо нее напротив меня сидел

человек, в котором я узнал доктора Кевина Каллана. Именно он держал меня под

контролем, именно от него я, судя по всему,

скрывался всю жизнь. Я проследовал за Калланом, мы сели в автомобиль и поехали в

кабинет доктора в Белгравии.

– Плоховато выглядите, – дружелюбно сказал Каллан. – Витаминчиков бы вам

вколоть.

– Я не хочу убивать его, – рыдал я, пока меня пристегивали ремнями к

операционному столу. – Почему я должен его

зарезать?!

– У вас нет выбора, – сказал доктор, выкручивая мне руку. – Вы думаете, что

вырвались из-под контроля, но каждый эпизод

в вашей печальной истории запрограммирован нами.

– Не понимаю!

– Это следующая стадия наших экспериментов по контролю над сознанием, -

принялся объяснять хирург. – Мы хотим

научить наших пациентов сознательно активировать различные личности, которые мы

создали в их мозгу. Овладев этим

умением, они с легкостью справятся с любой ситуацией, возникшей в ходе ведения

ими шпионской деятельности.

– Но у меня нет склонности к совершению убийств, – простонал я.

– Какая чушь! – рявкнул Каллан. – Неужели вы не знакомы с так называемой

миметической теорией возникновения

желания?

– Нет.

– Мы ценим вещи, – принялся разъяснять доктор, – потому что их желают

другие люди. Мы усваиваем систему ценностей,

подражая другим, – короче говоря, мы не столько желаем вещи сами по себе,

сколько желаем походить на ближних. Но если

мы желаем того же, что и другие, то конфликт неизбежен. Для того чтобы положить

конец этому конфликту, необходим

суррогат, очистительная жертва, убийство, после которого в социуме воцаряется

покой. В вас мы запрограммировали

личность, идентичную той, которая имплантирована в сознание двойника Филиппа

Слоана. Это неизбежно приведет к

конфликту между вами и кинематографистом, и конфликт этот вы сможете разрешить

только через ритуальное человеческое

жертвоприношение!

– Но это ужасно! – простонал я. – Это же так ужасно!

– Ничего ужасного, – настаивал Каллан. – Этот акт разом окупит все

вложения, сделанные в мои исследования! Как бы вы

не упирались, в конце вы сделаете то, что хочу от вас я!

– Ни за что! – вскричал я, но тут игла вошла в мою вену, и началось

беспамятство, которое продолжалось то ли несколько

недель, то ли несколько месяцев.

***

Я заснул, а когда я проснулся, оказалось, что я очутился вновь на Брик-

лэйн. Сайида была в квартире вместе со мною, и

она налила мне порцию “отменнейшего шотландского виски из запасов наследников

Уильяма Гранта, изготовленного и

бутилированного в Шотландии независимой компанией, сохраняющей свои традиции на

протяжении пяти поколений”.

Нафишах начала открывать кухонные шкафчики, но все они оказались совершенно

пусты. Наконец я обнаружил банку

консервированной фасоли, но хлеба все равно не было, так что поесть дома не

удалось. Тогда мы вышли и направились в

“Пакистанский Ресторан Клифтона” на углу Брик-лэйн и Ханбери-стрит (на которой,

кстати, пресловутый Джек

Потрошитель совершил одно из своих убийств). В ресторане было немного шумно,

зато обслуживание и еда оказались

просто великолепными.

– Вот это настоящая пакистанская кухня! – восхищалась Сайида, уплетая за

обе щеки заказанное ею “карри из курицы”. -

Настоящая пакистанская еда должна подаваться в той же посуде, в которой она

готовилась! Это форменное издевательство,

когда ты заходишь в индийский ресторан и обнаруживаешь, что заказанное тобой

горячее блюдо переложили в холодную

тарелку!

– Знаешь, – сказал я, ковыряясь ложкой в моей порции кoрмы

‹индо-

пакистанское блюдо – овощи или мясо, тушеные в

йогурте, заправленном пряностями›

, – существует тест, чтобы проверить,

действительно ли еда готовилась в той посуде, в

которой тебе ее подали. Надо посмотреть на ее цвет. Если все сделано правильно,

цвет по краям должна отличаться от цвета

в центре, а цвет на поверхности – от цвета внутреннего слоя. Моя порция этот

тест прошла успешно.

– Ты прав, – подтвердила Нафишах. – Моя тоже.

– А вкусно-то как! – воскликнул я, отрывая полоску от своей лепешки и макая

ее в кoрму.

Я почувствовал как наливается кровью мой член, когда Сайида аккуратно

подчистила куском лепешки свое блюдо, а затем

с аристократическим изяществом отправила его между своими пухлыми губками. Я

представил себе как округлится животик

и груди Нафишах, если перевести ее на режим принудительного кормления. Я

вообразил ее огромную жопу, свешивающиеся

через пояс джинсов складки, за которые так удобно держаться в любовной игре, ее

массивные ляжки и плечи. Девица

немного набрала вес с тех пор, как мы с ней познакомились, но она все же была

еще худой, чересчур худой. Хотя одежда

четырнадцатого размера уже с трудом на нее налезала, она еще была не готова к

тому, чтобы перейти на шестнадцатый, хотя

именно об этом я более всего мечтал.

– О чем замечтался? – прошептала Сайида.

– “Тандерберд”, ? выпалил я. – “Тандерберд

‹марка калифорнийского

крепленого вина›

”.

– Понятно, – улыбнулась Наташа. – Я куплю тебе “Тандерберд”. Ты пропадал

где-то несколько недель самым

таинственным образом. Я не знала, что с тобой стряслось и вообще вернешься ли ты

обратно. В любом случае, я думаю, что

“Грант’с” пришелся тебе по вкусу. Я хотела купить “100 волынщиков”

‹марка

шотландского виски›

, но в супермаркете его не

было. А “Тандерберд” я весь выпила прошлой ночью и еще не пополнила запаса.

– Не волнуйся, – пробормотал я. – Ты ешь, ешь давай!

– Я уже обожралась! – воскликнула Сайида, похлопывая себя по округлившемуся

брюшку.

– Но ты все еще такая худая! – проскрипел я. – Ты должна доесть все, а

потом я еще закажу тебе пудинг!

***

Я мог проваляться еще час в постели, потому что дешевый обратный билет

можно было купить только после девяти

тридцати. Тем не менее, я встал и положил два кусочка хлеба с отрубями в тостер.

Я слушал дорожную хронику по радио,

когда зазвонил телефон.

– Алло?

– Мистер Слоан?

– Да.

– Завулон!

– Завулон?

Я положил трубку и вылил сваренный мной кофе в раковину, выбросил в ведро

поджарившиеся тосты, накинул пиджак,

схватил плащ и портфель. Я был готов отправиться в путь. Закрывая дверь, я

понял, что так и не выключил радио, вернулся и

выключил. Прогулка до станции метро “Тернем Грин” обычно занимает пять минут, но

на этот раз я справился за три. Как

раз когда я вбегал на платформу, показался поезд – районная линия на Апминстер.

Газету я, судя по всему, купил на

Виктории, потому что, как мне помниться, я читал ее в вагоне.

– Мистер Слоан?

Это была сестра Джордж. Я обернулся и посмотрел на нее. Она была немного

старше меня, но ей тоже было не больше

сорока. Ее белая униформа сверкала под ярким солнечным светом.

– Да, это я.

– У меня не оставалось выбора… ваш отец… ваша мать… – сбивчиво

бормотала сестра Джордж.

– Мистер Слоан?

Передо мной стоял доктор Джеймс Брэйд.

– Да.

– Мне надо с вами поговорить, пройдите пожалуйста со мной.

Я последовал за доктором в коридор, а затем он нашел пустую палату и велел

мне сидеть там на кровати. Я не помню, что

сказал доктор – мы обменялись несколькими словами и затем я очутился в палате

вместе с сестрой Джордж.

Я заснул и тогда сестра Джордж подошла ко мне и надела на меня кислородную

маску. Я не помню точно, что случилось

потом, может быть она щупала мой пульс или просто держала за руку.

– Вы можете дать мне что-нибудь поесть?

– Вам нужно отдохнуть, – заметил доктор Брэйд. – Пожалуй, вам стоит

прогуляться и найти чего-нибудь самим.

Через пять минут я уже очутился у заведения быстрого питания, где я

приобрел пиццу и банку кока-колы. По пути обратно

в больницу я поглотил эту пищу. Когда я подошел к кабинету доктора Брэйда,

санитарка сообщила мне, что его неожиданно

вызвали. Я сел и принялся листать газету, дочитав те новости, на которые у меня

не хватило времени в метро. Когда я

проснулся, я стянул с лица кислородную маску и попытался заговорить. Сестра

Джордж взяла меня за руку, а может быть она

просто пыталась пощупать мой пульс. Проходящая мимо санитарка попыталась надеть

кислородную маску на меня обратно,

но сестра Джордж знаком дала ей понять, чтобы она этого не делала.

Сестра Джордж вызвала доктора, обменялась с ним несколькими словами, а

затем вывела меня из палаты в коридор. Она

отвела меня на другой этаж и оставила там сидеть. Она вернулась через десять

минут с чаем и печеньем. После этого сестра

Джордж задержалась ненадолго. Когда она ушла, я налил себе чашку чая я макнул

туда печенье. Зашла еще одна сестра и

дала мне какую-то бумажку и несколько пластиковых мешков с моими личными вещами.

Еще через некоторое время в

палате появилась третья сестра, которая принесла какие-то анкеты и брошюры с

инструкциями. Я взял их у нее и положил в

свой портфель.

Я налил еще одну чашку чая и принялся ее пить, но тут снова вошла сестра. Я

выглянул в окно и, хотя на улице было еще

светло, мне так и не удается вспомнить, что я там увидал. Вернулась первая

сестра и спросила меня, не хочу ли я

попрощаться с сестрой Джордж и доктором Брэйдом. После того, как я сказал, что

хочу, она отвела меня обратно в палату.

После этого я, судя по всему, направился в ближайший паб, хотя я не помню,

как он назывался. Я заказал пинту

“Гиннесса”, выпил ее, заказал другую, а затем сел за свободный столик. Дело

происходило вечером в пятницу около семи

часов, но не смотря на это в пивнушке было мало народа. Закончив вторую пинту, я

направился в туалет. Я мочился в

писсуар и тут какой-то тип средних лет подошел ко мне и встал за спиной.

– Как нам повезло, что мы здесь! – заявил он. – У меня тут друг лежит в

больнице со сломанной ногой. Его машина сбила.

А ведь на его месте мог оказаться любой из нас!

– Я только что из больницы! – взорвался я. – Доктор сказал, что он удалил

мою старую личность и заменил ее новой на

свой выбор.

– Пошли, я куплю тебе выпить, – попытался подмазаться тип.

– Не хочу, я уже две кружки выпил.

– Да нет, хочешь. Я же вижу, как ты хочешь напиться! – сказал незнакомец,

одновременно пытаясь меня обнять.

– Отвянь от меня! – рявкнул я, оттолкнув его.

Когда я метнулся к двери, человек схватил меня за плечо. Я обернулся и

ударил его в лицо. Он зашатался и рухнул на пол.

Последнее, что мне запомнилось – это как он сидит на полу, схватившись за нос,

между пальцами у него струится кровь, а в

глазах застыло удивление.

Я проснулся в незнакомой кровати, не имея ни малейшего представления о том,

сколько сейчас времени. Рядом со мной

никого не было. Я встал и раздернул шторы. За окном виднелась стандартная

застройка. Спальня была почти пустой, если не

считать странной подборки одежды и сюрреалистических репродукций на стенах. Если

верить будильнику, то было десять

часов – вечера, решил я, судя по тому, что было темно. Я нашел мою спутницу в

гостиной, где она распивала бутылку “100

волынщиков”. За спиной у нее на полках стояли книги. Пробежавшись взглядом по

корешкам, я обнаружил среди них работы

Эрнста Блоха, Георга Лукача и Теодора Адорно. Из названий становилось ясно, что

их авторы писали на языке высокой

теории, как и то, что немногие известные мне авторы все как один принадлежали к

марксистской школе. Среди прочих я

заметил Вальтера Беньямина, Бертольта Брехта и Герберта Маркузе. Я закрыл глаза

и наугад взял с полки книгу, которая

оказалась “Диалектическим материализмом” Анри Лефевра, который в тот момент для

моего непривычного глаза казался

сплошной китайской грамотой.

– Как ты думаешь, я – сексуальная? – Сайида, судя по тому, как у нее

заплетался язык, уже немало выпила. – Или ты

считаешь, что должен разведать обо мне больше, прежде чем дать ответ на этот

вопрос?

– Обожаю разведывать! – заявил я.

– И какую же разведку ты предпочитаешь? – спросила Нафишах. – Британскую?

Американскую? Израильскую?

– Конечно британскую! – патриотически ответил я.

Возможно, я выбрал не самое лучшее начало для беседы, но если учесть, что

мы с Сайдой не раз уже трахались по пьяни,

ничего плохого в нем тоже не было. Когда я улегся на диван рядом с Наташей, она

погладила мое бедро. У нее дома мне

было бы куда уютнее, чем в тайном убежище, предоставленном мне британской

разведкой. Хотя я собирался приступить к

ликвидации конспиративной квартиры, у меня впереди еще имелось целое

воскресенье, поэтому несколько часов плотских

утех мне отнюдь бы не помешали.

Допив к четырем часам утра то, что оставалось от “100 Волынщиков”, мы

очутились в постели. Как только мы разделись,

я заполз на Сайиду и по-простому взял и засунул ей. Я счел, что за любовные игры

сойдут и те несколько часов, что мы

провели в гостиной. Сайида вела себя в постели примерно как кит, выброшенный на

берег: она была слишком пьяна, для того

чтобы вдохновить меня на подвиги. Я решил не сдерживать себя и спустил через

три-четыре минуты с того момента, как мы

начали. Как только я скатился с партнерши, она моментально заснула. Я лежал

рядом с Сайидой с открытыми глазами, а

когда она принялась храпеть, я решил встать. Мое движение разбудило ее, она

вскочила и схватила меня за руку.

– Мишель, – воскликнула девушка, прижимаясь ко мне, – с тобой все в

порядке?

– Я не Мишель, – прошипел я. – Я – Питер.

– Но это же глупо! – возмутилась моя спутница. – Пару недель назад, когда я

столкнулась с тобой на Гринвич-Черч-стрит,

ты утверждал, что тебя зовут Стивен. Но это что – мне пришлось напомнить, что

меня зовут Сайида, поскольку ты настаивал,

что мы не знакомы.

– А что было дальше? – спросил я.

– Я решила, что это что-то вроде испытания, – призналась Нафишах. – А затем

ты привел меня на квартиру и утверждал,

что другой у тебя нет, хотя я уже бывала в твоей норе в Брикстоне, так же как и

в твоем летнем лагере возле Уэст-Кеннетт-

Лонг-Барроу.

– А смогла бы ты снова найти это место? – поинтересовался я.

– Да без труда, – отозвалась Несс, – это совсем рядом с каменными кругами в

Эйвбери.

Несмотря на то, что мы выехали так рано Тауэрский мост уже был битком забит

машинами, поэтому путешествие в

направлении “Слона и Замка” превратилось в сущий ад. Мы попытались объехать

пробку по боковым улицам, но в

результате оказались в потоке машин, медленно ползущих из Клапэма в Уэйбридж.

Судя по всему, мы быстрее добрались бы

до места, если бы держались к северу от реки и выбрались из города через

Хаммерсмит! Затем мы остановились в

Марльборо, чтобы слегка перекусить и полюбоваться знаменитой частной школой,

получившей свое название от названия

города. Я сообщил Наташе, что закончил именно эту школу, хотя она вряд ли мне

поверила. Мы проехали через Хангерфорд,

где Майкл Райан учинил свою знаменитую резню, и без особых проблем доехали до

Эйвбери.

Оставив машину на туристической стоянке, обнесенной полусгнившей деревянной

изгородью, мы направились к деревне.

Миновав ее и очутившись у гигантского каменного круга, я почувствовал острую

связь с Изначальными Истинами религии

плодородия, которую исповедовали наши предки. Сайида и я взошли на вершину

высокого земляного кургана, который

являлся основным источником высокой интенсивности психогеографического поля,

присущей данному неолитическому

капищу. С вершины кургана мы взирали на раскинувшиеся под нами бескрайние

зеленые равнины, сливавшиеся с затянутым

облаками горизонтом. Камни сами по себе относились к двум основным типам:

высокие, похожие на колонны,

символизировали мужское начало, а плоские мегалиты с ромбовидной прорезью в

центре – женское, а сам овальный холм -

наиболее желанное из существ, беременную женщину.

Обойдя по периметру каменный круг, в середине которого расположена деревня,

мы проследовали по Уэст-Кеннет-авеню,

по сторонам которой возвышаются мегалиты, замененные столбами в тех местах, где

первобытные монументы уничтожили

христианские варвары. Тайны жизни и смерти здесь были представлены образом,

удивительно схожим с тем, каким их

представляли жившие на совсем другом континенте ацтеки. Древние британцы и

кельты не страшились смерти, они

бесстрашно смотрели ей в глаза во время ритуальных человеческих

жертвоприношений. Пока я шел между каменными

столбами, я забывал все, что я знал о Филиппе Слоане, внедренной в мое сознание

псевдоличности, авангардные фильмы

которого являлись лишенной всякой ценности чепухой, но в то же время мне

постепенно открывалось мое истинное “я”. Я

был тем самым незнакомцем без имени и прошлого, который отрекся от всего

земного, дабы стать Верховным Жрецом

солнечного культа. Мне предстояло совокупиться с Матерью-Землей, из темной

утробы которой рождались все радости и

плоды земные.

– Поскольку, как известно ужас производит неестественное напряжение и

реакцию, зачастую бурную, нашей нервной

системы, – сообщил я потрясенной Наташе, – все иное, производящее на наше

сознание подобное же воздействие, должно

являться некоей страстью, сродственной ужасу, и, следовательно, служить

источником познания возвышенного.

– Доктрина эта приводит нас к заключению, которое имеет величайшую важность

для исследования нашего вопроса, -

подхватила Ванесса, – а именно к тому, что все тончайшие и деликатнейшие

вопросы, касающиеся вопроса идентичности

никогда не получат полного ответа и, следовательно, их необходимо, по

преимуществу, рассматривать, как трудности скорее

выражения, нежели мышления. Идентичность возникает как отношение между

представлениями, из которых она состоит, и

граница между личностью и составляющими ее представлениями с трудом поддается

определению.

– Какая херня! – рявкнул я в ответ.

– Все споры, связанные с идентичностью взаимосвязанных объектов являются

чисто вербальными. – (Судя по всему,

Ванесса решила любой ценой доказать свою точку зрения.) – За исключением того

объективного обстоятельства, что

взаимосвязь составляющих частей, как я уже упоминала, создает фикцию или

воображаемый принцип единства.

– Изыди в твой адский скит! – возгласил я, одновременно начертав в воздухе

рукой знак пятиконечной звезды, восходящей

на востоке.

Воздух вокруг Холт начал мерцать и вскоре ведьма исчезла, а на ее месте в

полном соответствии с моей волей

материализовалась иная элементаль, в большей наделенная учтивостью, чем ее

предшественница. Именно в этот момент

мостовая, по который мы шагали, закончилась, и ее сменила проселочная дорога.

Наш разговор прекратился, потому что

Нафишах отстала от меня на несколько шагов. Моя готовность соблюдать обычаи ее

народа, в той их части, что касается

отношений между полами, явно вызвали у девушки большую радость. Начиная с этого

момента мы шли по проселку, пока не

достигли Уэст-Кеннета. Мы миновали несколько деревенских коттеджей, затем

пересекли дорогу и по тропинке спустились к

журчащему ручью. При виде воды я ощутил всю силу своей связи с Природой, а

чистый деревенский воздух, которым веяло

с полей, мимо которых мы проходили, еще более усилил это чувство. Мы перелезли

через калитку, затем резко повернули

налево и вышли на тропинку, которая шла прямиком к Лонг-Барроу.

– О, истошно вопиющие возлюбленные тупорылые братья по Человечеству, -

завывала Сайида, пока я вел ее по склону

холма. – Закроем же наши широко раззявленные пасти, прекратим вопить и

подчинимся Воле Бога!

– Ты хотела сказать “богов”, – поправил я.

Вместо того, чтобы отвести Нафишах прямиком в погребальные камеры, я взял

ее за руку и взошел с ней на вершину

кургана. Мы прошлись по ней и когда мы остановились у самого края, Сайида

обернулась и поцеловала меня. Мы обнялись и

я крепко прижал Бет к своей груди. Ветер посвистывал у нас в ушах, а мы стояли

одни посреди безлюдья. Я разомкнул свои

объятья и стал спускаться по склону вниз, а Несс шла за мною следом.

– Я готова на все, – заявила она.

– Тогда пойдем искать мертвецов.

Мои слова гулко прозвучали посреди мертвого времени и пространства, которые

умерли вчера и вновь умрут завтра, так

что время застынет в одной точке и полночь так никогда и не настанет.

Мы спустились в утробу земли. Сайида сбросила свои одежды, а затем

дразняще-медленно раздела меня. Наконец мы оба

стояли совсем голыми посреди гробницы, а мой восставший член кончиком своим

указывал в направлении вечности. Эти

восемь дюймов набрякшей плоти являлись триумфом человеческого воображения,

особым сочетанием возбуждения и

постижения, единицей и нулями, из которых соткан мир без начала и конца. Нафишах

бросилась на меня и когда ее когти

впились в мою плоть, я опрокинул ее на землю. Ева лежала, распростертая на

спине, но я быстро перевернул дерзкую на

живот и навалился на нее сверху. Мы уже и так были покрыты грязью с ног до

головы, но я с немалым наслаждением

размазывал все новые и новые пригоршни ее по груди Пенессы, плотно стискивая их

в своих руках.

– Выеби меня! ВЫЕБИ МЕНЯ! – вопила Каролайн.

– Те, кто допускают, что тьма может быть источником возвышенного, – изрекал

я, размазывая грязь по сочащемуся влагой

клитору Трэйси, – наблюдая расширение зрачка, могут заключить, что расслабление

способно вести к возвышенному в не

меньшей степени, чем сокращение. Однако, хотя мускульное кольцо, составляющее

радужную оболочку, и может быть в

некоторой степени уподоблено сфинктеру, который расширятся вследствие простого

расслабления мышц, тот факт, что он

снабжен также мускулами-антагонистами, а именно – радиальными волокнами, и как

только мускульное кольцо начинает

расширяться, волокна эти, лишившись воздействия уравновешивающей силы, с

необходимостью сокращаются, расширяя

зрачок в очень значительной степени.

Сказав это, я злобно укусил Сандру в правое плечо и с силой вогнал член в

черную дыру ее пизды. При этом Денайза

испустила громкий стон наслаждения и я почувствовал, как ее тело затрепетало

подо мной, сотрясаемое множественными

оргазмами. Я почувствовал как любовные соки вскипают в моем паху и не прошло и

нескольких секунд, как они хлынули в

ту темную бездну, что связывает между собой жизнь и смерть. Я еще долго лежал на

Луизе тяжело дыша. Нечестивый союз

Матери-Земли и Солнца совершился.

***

После утомительной поездки в темноте мы вернулись обратно в Спайталфилдз.

Поставив машину на стоянку, мы зашли в

“Назрул” на Брик-лэйн. Это во многих отношениях – начиная с красных ворсистых

обоев на стенах – очень традиционный

индийский ресторан. Однако деревянные столы в нем не покрыты скатертями, что

придает всему заведению

непринужденную атмосферу пролетарского кафе. Размявшись пападомами с ассорти из

чатни, я заказал “вегетарианский

рогон джош с рисом пилав и чесночной лепешкой”. Сайида взяла “дхансак из курицы

с креветками со специальным жареным

рисом и пешаварской лепешкой”. Поскольку ресторан не имел лицензии на торговлю

спиртным, мне пришлось ограничиться

“манговым лачи”, а Сайида взяла себе кока-колу.

– Иероглифически, – провозгласил я, пока Сайида жевала, – “бет” – вторая

буква в еврейском алфавите, обозначает рот

человека, как орган речи. Речь есть продукт деятельности нашего внутреннего Я.

Таким образом, “бет” выражает это самое

внутреннее Я, которое лежит в центре личности, как обитель, в которую владелец

может в любое мгновение удалится без

страха, что его там потревожат. Из этого представления родилась идея Святилища -

неприступной обители, в коей

происходит сретение Бога и человека. Но “бет” обозначает также и все исходящее

из этого мистического уединения: любую

психическую деятельность. Именно оттуда получаем мы откровения касательно

Высшего Знания, Закона, Учености,

Оккультных Наук и Каббалы.

– Но как ты связываешь это с литературным творчеством таких писателей как

Раймон Кено и Гарри Мэтьюс, которые

входили в группу улипианцев

‹группа OULIPO (OUvroir de la LItterature

POtentielle) – неодадаистская литературная

группировка сложилась в сентябре 1960-го года во время проведения коллоквиума по

исследованию французского языка в

Патафизическом Колледже (Париж).›

? – поинтересовалась Дженни.

– Во веки веков, – провозгласил я, – эти жалкие трусы будут ненавистны,

отвратительны и презренны в наших глазах, ибо

они недрогнувшей рукой похитили пятую букву нашего алфавита!

Я заказал кофе и поспешно выпил его, потому что к тому времени, когда его

принесли, я окончательно пришел к выводу,

что на самом деле мне хочется выпить спиртного. Я повел Сайиду на юг по Брик-

лэйн, затем срезал дорогу в западном

направлении по Черч-стрит. Эта весьма приятная улица появилась в начале

восемнадцатого столетия. Хотя дома на ней

строились для богатых купцов, они затем быстро были приспособлены к нуждам

ремесленников и потеряли свой жилой вид.

Сегодня же эта улица заселена пестрым сбродом, состоящим из разнообразных

выскочек, ни с одним из которых ни кто бы

по своей воле не захотел жить в соседстве. Церковь Христа – величайшее

достижение Хоксмура – стоит на пересечении с

Коммершиэл-стрит. На другой стороне расположен паб “Десять колоколов”, с давних

пор облюбованное мною заведение. Я

решил, что лучше будет не заводить Нафишах внутрь, поскольку там кто-нибудь

обязательно воспользуется возможностью

попотчевать девицу россказнями об акциях протеста феминисток, которые в

восьмидесятых годах регулярно проводились

перед входом в эту забегаловку.

Вместо этого мы пересекли Коммершиэл-стрит по удобно расположенному

пешеходному переходу и продолжили путь по

Брашфилд-стрит, оставив по правую руку Спайталфилдзский рынок, направляясь

прямиком в “Пушку”. Это типичная

забегаловка, которую посещает низкосортная публика. Ее наиболее примечательной

особенностью является ковер с

орнаментом в виде пушек. Пара маленьких пушек висит также на стене вместе с

большим количеством эстампов на военную

тематику. Кружки и стаканы, подвешенные к кольцам на стенах, выглядят так,

словно никто никогда в жизни не прикасался к

ним.

– Две пинты светлого и пакет чипсов, пожалуйста, – сказал я девице за

стойкой, когда до меня дошла очередь.

– Каких чипсов? – спросила она.

– С сыром и луком, – выпалил я ни на миг не задумываясь.

Пополнив провиант, я с большим неудовольствием обнаружил, что все сидячие

места были заняты. Это означало, что

придется стоять, а пить стоя я всегда считал делом исключительно несерьезным.

Приняв первую пинту, я решил побороть

разочарование, сводив Нафишах полюбоваться на берлогу, в которой я однажды

провел ночь полную бурной страсти с

маленькой рэйвершей по имени Мэри-Дженетт, славной католической девчушкой,

фамилии которой я – увы! – не помнил.

Когда я был несколько моложе, я знал, как задать девице перца! С того времени,

когда я был в этом районе в последний раз,

он сильно изменился – Дорсет-стрит, в частности, снесли полностью. Поскольку я

так и не смог продемонстрировать моей

мистической супруге легендарное помещение, в котором я предавался разгулу, я

отвел ее в многоэтажный гараж,

построенный на его месте. Как только мы очутились в плохо освещенном углу, я

извлек из кармана двадцатифутовую

банкноту и засунул ее между грудями Сайиды.

– Ты обращаешься со мной словно с проституткой! – посетовала моя ученица.

– Считай, что я твой сутенер или клиент! – рявкнул я.

Нафишах расстегнула мою ширинку и уже через секунду мой член отвердел в ее

руке. Она полюбовалась моей эрекцией,

затем посмотрела мне прямо в глаза и мы тут же поняли друг друга без слов. Я

почувствовал, как прежние порывы

пробуждаются в моей груди, но сумел совладать с ними, предоставив Сайиде

ублажать мой отросток, не замедляя ритма.

Время еще не настало – ведь предстояло еще решить немало вопросов перед тем, как

Нафишах будет готова к тому, чтобы

принести последнюю, страшную жертву. Я посмотрел на девицу и представил ее

такой, какой она станет через шесть месяцев

– с раздутым животом и огромными грудями. Ее следует еще хорошенько откормить,

перед тем, как она сможет вернуться

туда, откуда вышла. Когда Сайида увеличила скорость, с которой она массировала

мою плоить, я сразу же почувствовал, как

мышцы моей спины напряглись. Мое семя брызнуло на бетонные стены, пролитое

понапрасну, однако не совсем понапрасну,

ибо ночь еще только начиналась.

Когда мы покинули гараж, я отвел Нафишах в ближайший халальный гриль-бар,

где я купил ей гамбургер с жареной

картошкой. По дороге в Гринвич я засовывал картошку в рот Сайиде и заставлял ее

жевать. Затем я отвел мою Богиню на

конспиративную квартиру на Черч-стрит, где накормил ее мороженым и напоил пивом.

Когда она начала возмущаться и

говорить, что ее уже тошнит, я сказал ей, что тошнота входит в программу ее

магического обучения. Нафишах перестала

жаловаться и я вполне насладился зрелищем ее округлившегося животика. Затем

Сайида начала тяжело вздыхать под

тяжестью всей пищи, которую я заставил ее поглотить, и тогда я сложил немногие

необходимые мне пожитки в машину и

настоял на том, чтобы Нафишах отвезла меня обратно на Брик-лэйн.

– Мне так плохо, что я не смогу вести машину, – пожаловалась Нафишах.

– В этом-то все и дело, – напирал я.

Сайида завела мотор и мы направились к Блэкуоллскому тоннелю. Ехали мы

очень медленно и поэтому я заставил

Нафишах сильнее давить на газ. Мне приходилось быть предельно внимательным,

осыпая девицу беспрестанным потоком

распоряжений, которые были абсолютно необходимы, если только мы собирались

избежать серьезного дорожного

происшествия. Когда мы прибыли на место, я начал переносить мои пожитки на новую

квартиру, а Сайида осталась сидеть в

своей “Фиесте”, тяжело навалившись на рулевое колесо. Когда я вернулся за ней, я

увидел, что ее рвет прямо на колени.

– Пошли, – рявкнул я. – Пошли, мне не нужны всякие пустяковые проблемы, я

вовсе не хочу, чтобы у одной из моих

учениц вдруг обнаружились проблемы с пищеварением. Если тебя вытошнит, я

заставлю тебя наполнить желудок снова.

– О, нет, не надо! – стонала Нафишах.

– Надо! – напирал я. – И я заставлю тебя съесть все овощи, которые найду!

Но, как выяснилось, овощей у меня не оказалось, поэтому я открыл баночку с

рисовым пудингом и скормил его Сайиде.

Выпивки в доме тоже не оказалось, и я не знал, где ее взять в такой поздний час.

Тогда, чтобы хоть как-то поправить дело, я

направился в круглосуточную булочную, где накупил для моей гостьи багелей и

различных кексов.