"Встан(в)ь перед Христом и убей любовь" - читать интересную книгу автора (Хоум Стюарт)Глава 5Я расстался с Нафишах, предварительно дав ей задание вытрясти из родителей десять штук (именно эта сумма требовалось нам для продолжения наших магических трудов) и решил отдохнуть в уединении моей гринвичской квартиры. К несчастью мои план не предусматривал одно серьезное обстоятельство: когда я добрался до дома, я обнаружил Ванессу Холт или Пенелопу Брэйд, или как ее там звать, сидящей на пороге моей квартиры. – Я из-за тебя чуть в дурку не угодила! – проблеяло очередное факсимиле, обвивая ручонки вокруг моей шеи и пытаясь запихать свой язык ко мне в рот. Поскольку я не хотел пускать девицу к себе в логово, я вывел ее на Хай- стрит, провел по Гринвич-Саут-стрит, и, наконец, свернул направо к Эшбернэм-плейс. Накрапывавший легкий дождик на глазах трансформировался в ливень. Когда я открыл зонтик, Ванесса воспользовалась этим как поводом для того, чтобы прильнуть ко мне всем телом и вцепиться в мою руку, хотя я вовсе этого ей не предлагал. Мы дошли до конца улицы и очутились в самом сердце Эшбернэмского треугольника, спокойного и пользующегося большим спросом жилого квартала для миддл-класса, ограниченного Хай-стрит, Саут-стрит и Блэкхит-роуд. Я повернул налево на Эгертон-драйв, а затем снова налево на Эшбернэм-гроув. – Куда мы идем? – спросила Холт. – Мы никуда не идем, – объяснил я. – Это просто магический ритуал, вот и все. Как только мы вновь очутились на Саут-стрит, мы повернули направо, а затем еще раз направо – уже на Девоншир-драйв. Мы остановились, чтобы полюбоваться бывшей Роунской школой для девочек, прекрасным образцом викторианской готики, построенным по проекту Томаса Динуидди. После того, как в 1984 году школа была объединена с одноименной школой для мальчиков, здание пребывало в запустении добрый десяток лет. Затем, когда здание уже потеряло репутацию настолько, что в нем начали гнездиться художники, “Уэсткомб Хоумз” приобрела его и перестроила в жилой дом элитного класса. Налюбовавшись вдоволь на этот архитектурный шедевр, мы дошли до церкви Святой Троицы и Апостола Павла на углу Эгертон-драйв. Местные историки расходятся во мнениях по поводу того, кто проектировал это здание, хотя известно, что оно официально было освящено как англиканская церковь Уильямом Милфордом Тьюлоном, епископом Лондонским, в 1866 году. После того, как церковь простояла несколько лет заброшенной, ее приобрели и обновили “Адвентисты Седьмого Дня”. – Заходите к нам в храм, – сказал какой-то хорошо одетый улыбчивый человек, когда мы проходили мимо церковных дверей. – Вы же насквозь промокнете. Мы последовали за хозяином в прихожую, и поскольку дальше в церковь он, судя по всем признакам, нас вести вовсе не собирался, я попросил его, чтобы он показал нам алтарь. Пока я пытался смириться с тем неприятным обстоятельством, что вместо скамей для паствы в церкви были установлены складные стулья, к нам примкнул еще один улыбчивый субъект. Один из адвентистов объяснил, что помещение пребывало в запустении целых три года перед тем, как они ее приобрели, другой добавил, что выглядело оно так, словно запустение продолжалось лет пятьдесят. Со всей очевидностью ни тот, ни другой ничего не знали об истории здания. Реставрация судя по всему была выполнена грамотно, однако гладкости линий и свежесть лепнины явно недоставало подлинности, превращая эту недавно отремонтированную церковь в полную противоположность тех помещений, которые я обычно выбирал для моих сексуальных ритуалов. – Вы женаты? – спросил тот из адвентистов, что был повыше. – Нет, – ответил я. – Вы можете пожениться у нас, – встрял второй сектант. – Но помните, что субботняя служба у нас по воскресеньям, так что приходите или в воскресенье или в будний день. – Это будет очень мило, правда, дорогой? – сказала Ванесса, оборачиваясь ко мне. Я извинился и вышел, ведя под руку прильнувшую ко мне Холт. Я провел девицу по Эгертон-роуд, затем вниз по Гилфорд-роуд и назад на Гринвич-Саут-стрит. Мы добрели вместе до Блэкхит-роуд и прошли весь Эгертон-драйв, свернув, наконец, направо на Катерин-гроув, которая привела нас назад на Девоншир-драйв, затем два раза подряд повернув налево мы вышли по Гринвич-Хай-стрит к Бургос-гроув. Этот приятный тупичок ранее именовался Веллингтон-гроув, но был переименован в 1896 году какими-то остряками из местного совета, которые решили, что будет забавно назвать его в честь единственного поражения одержанного герцогом под испанским Бургосом в 1812 году. Мы прошли назад вдоль по Гринвич-Хай-стрит до Лэнгдэйл-роуд и, перейдя на другую ее сторону, зашли в станционное кафе выпить пару каппуччино. Я знал, что мои магические способности чрезвычайно сильны и что вскоре Ванесса представит мне возможность завершить ритуал изгнания, в котором самым главным были предпринятые нами блуждания, а все остальное являлось не более, чем отвлекающими маневрами. Пока моя спутница просматривала газету и лакомилась куском шоколадного торта, который я заказал для нее, я рассматривал официанток. Как и большинство посетителей, они явно искали кого приголубить. Обе носили белые блузки, короткие черные юбки и черные чулки, которые демонстрировали их ноги и задницы во всей красе. Мне понравилась та, что помоложе. Ей было лет двадцать пять-двадцать семь и у нее были ухоженные длинные черные волосы. Поймав восхищенные взгляды, которые я бросал в ее сторону, она несколько раз улыбнулась мне. – Ты меня любишь? – спросила Холт, оторвавшись от номера “Дейли Мэйл”. – Любить ли жрец своих богов? – загадочно ответствовал я. – Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Ванесса. – Что мы сейчас отправимся на верфь Пэйна и немного позанимаемся сексуальной магией! – возвестил я на все кафе. – За кого ты меня принимаешь? – посетовала Холт. – Для меня, – взревел я, – ты – всего лишь архетип, идея женщины, лишенной всякой субстанции, отрицающей сам принцип телесности. Покуда я думаю о тебе в этом духе, не забывая при этом, что ты была запрограммирована, чтобы носить в себе личность прекрасной молодой женщины зверски убитой своим отцом, я не могу время от времени удержаться от искушения повторять вслед за тобой все твои движения, точно также как ты, в свою очередь, имитируешь поведение той самой мертвой девушки, о которой я только что упомянул! – Ты – псих! – вскрикнула Пенелопа и вылетела из кафе, тем самым подтвердив могущество моей сексуальной магии. Ритуал изгнания завершился полным, стопроцентным успехом. Я купил каппуччино навынос, и, проклиная то обстоятельство, что в этом случае его наливают в чашку из полистирола, прошел через здание вокзала к поездам. Все шло наилучшим образом, пока я не вышел для пересадки в Чарлтоне, лишь для того, чтобы обнаружить на платформе таинственным образом материализовавшуюся Пенессу. Она уселась рядом со мной, мы стали ждать на пронзительном ветру прибытия поезда на Грэйвзенд, и я каким-то образом умудрился вылить на ее перчатки остатки моего кофе. Зайдя в вагон, я повелел Бролт, чтобы она положила свои рукавицы на пышущий жаром радиатор, чтобы они высохли. У меня к тому моменту уже свербело в ушах от ее бесконечного нытья по поводу того, что у нее промокли руки. В пути ничего интересного не произошло, хотя, признаюсь, я ощутил некоторый психический трепет, когда мы проезжали Эбби Вуд. Прибыв в Грэйвзенд, я повел Пенелопу прямо через центр города к причалу паромов. Я приобрел два билета туда и обратно, и на палубе, пока посудина пересекала эстуарий Темзы, Ванесса снова прижалась ко мне. Когда мы проходили мимо паба “Край Света”, Пенелопа захотела остановиться и чего-нибудь выпить, но я заставил ее дойти до самого форта. Я заплатил за два плеера-путеводителя, а затем сообщил Ванессе, что мы пройдем экскурсию в обратном направлении. Я был полон решительности защитить себя от методов управления сознанием, которые использует Общество охраны памятников старины. Пока голос, записанный на ленте, повествовал нам о часовне и казармах, мы с Несс изучали подземные склады в Западном Бастионе. В то время, как лента рассказывала о достопримечательностях Западного Бастиона, мы осматривали офицерские казармы. Когда нас бомбардировали информацией касательно пороховых складов, мы разглядывали северо-восточный бастион и так далее. Пенни постоянно жаловалась на ледяной ветер, и ее скулеж стал особенно невыносимым, когда мы поднялись на Ландпортские ворота, чтобы полюбоваться видом на внутренний и внешний рвы, отделявшие форт от проклятых вересковых пустошей Эссекса. Пенесса хотела надеть мои перчатки, но я велел ей засунуть руки в карманы своего пальто, которые были намного глубже моих карманов. – О чем ты думаешь? – спросила Несс, пока мы взирали на плоские равнины Эссекса. – Найму я многочисленное войско И, князя Пармского изгнав из края, Над всеми областями воцарюсь! ‹Кристофер Марло "Трагическая история доктора Фауста" Акт I, сцена I (перевод Е. Бирюковой)› – Что ты сделаешь? – изумилась Пенесса. – Ты что совсем не знаешь истории твоей родины? – пожурил я ее. – Именно поражение Великой Армады в июле 1588 года положило основание Британской империи. Оно стало тем самым основанием, на котором Джону Ди удалось осуществить самые великолепные свои заклинания, превратив Лиз из заурядной королевы- девственницы в намного более значительную фигуру и направить нашу нацию на путь строительства империи! – Я все еще не до конца тебя понимаю! – промяукала Пенелопа. – Елизавета I посетила Тильбюри восьмого августа 1588 года для того чтобы поднять англичан на последний бой! Но через девять дней герцог Пармский вывел свои войска с голландских берегов! – К чему ты мне рассказываешь всю эту христианскую белиберду? – захныкала Несс. Я понял, что этой девице ничего не втолкуешь и провел ее через маленький музей на пороховые склады, где обо всем этом можно было прочитать на больших стендах в такой ясной форме, что даже самый примитивный разум усвоил бы эту великую повесть, этот основополагающий миф того самого общества, которое я поклялся стереть с лица земли! Затем я провел Пенелопу через плац к западному бастиону, где она снова принялась жаловаться на холод. Тогда в отчаянии я предложил моей спутнице зайти в кирпичную часовню, отличавшуюся обветшавшим убранством, черепичной крышей с коньком и карнизом-модильоном. В часовне я велел Пенелопе улечься на скамью, чтобы я смог ввести ее в транс. Сделав это, я начал выпытывать у глупой девки кем она была в своих прошлых существованиях. – Берег каменистого острова оказался таким крутым, что на расстоянии полета стрелы от него море все еще оставалось глубиною в семь морских саженей, – бормотала Несс. – Затем днище ударилось о скалы, и корабль тут же раскололся, причем форштевень зацепился за рифы, палубные же надстройки буквально вышвырнуло на берег, так что все трюмы заполнила вода, и корпус полностью ушел под волны; только верхняя палуба и выступающие части по-прежнему оставались над уровнем моря, но штормовые валы перекатывались через них так часто и с такою яростию, что те, кто чаял найти там спасение, очутились в немногим лучшем положении, нежели очутившиеся в иных частях корабля, и посему каждый пытался удержаться, уцепившись за что-нибудь, там, где его настигло крушение, надеясь, что волнами нас рано или поздно вынесет на берег, в то время как со всех сторон раздавались испуганные крики, ибо все мы в один голос взывали к милосердию небес. – Продолжай! – приказал я Пенелопе, когда та на мгновение замолчала. – И поскольку большинство людей обнаружили бочки или доски, плавающие по соседству, или иные средства в том же роде, при помощи которых они надеялись выплыть на берег, а также поскольку корабль явно погружался все глубже и глубже, они один за другим устремлялись в волны; но те, кто плохо плавали и по- прежнему оставались на палубе, заметили, что мачта, кренясь под порывами шторма, грозит опрокинуть судно, и приняли решение спилить ее, для чего подрезали ванты с наветренной стороны, и тогда мачта рухнула в сторону суши, к которой они находились так близко, что в падении конец ее чуть не коснулась берега. Поскольку каждый ждал только наилучшей возможности, дабы спастись самому, а мачта легла так, что напоминала мост, по которому, мнилось, можно достичь суши почти не замочив ног, все, кто был в состоянии, ринулись к мачте, и вскоре люди уже усеивали ее на всем ее протяжении. Но в тот же миг три или четыре больших волны налетели на мачту и подняли ее с такою силою, что те, кто цеплялись за нее, были унесены откатившими волнами в открытое море, где запутались в сорванном парусе, словно в сети, так что никому из предпринявших эту отчаянную попытку, не удалось добраться до берега ни живым, ни мертвым. – Не останавливайся! – взмолился я, как только Ванесса вновь смолкла на миг. – Теперь все море было усеяно сундуками, копьями, бочками и многими иными вещами, сопутствующими горестному зрелищу гибели судна, которые плавали вперемешку с людьми, тщащимися добраться до спасительного берега. Картина сия была печальна для взора и трудно пересказать все страдания, коим бушующее море подвергало несчастных, ибо повсюду глаз натыкался то на беднягу, который несколько раз взмахнув руками, сразу же, захлебнувшись соленой водою, отправлялся к рыбам; иные же, чувствуя, что силы их убывают, препоручали себя воле Божией и тоже шли ко дну; были и такие, кто, раненые обломками или оглушенные волнами, отпускались от спасительного предмета, и тогда их швыряло на скалы, или же такие, кого пронзали плавающие в волнах в изобилии копья или доски, усеянные корабельными гвоздями, так что по воде во многих местах расплывались красные пятна крови, пролитой теми, кто принял свою смерть от острой стали. – Не смей останавливаться! – вновь воскликнул я. – Между тем остов корабля раскололся на две части, так что ахтерштевень оказался на одной, а ют, на котором нашли спасение не умевшие плавать, и посему не решившие довериться ни мачте, ни волнам (ибо печальную участь своих товарищей они видели собственными глазами) – на другой. Как только судно окончательно распалось, море принялось за его обломки с удесятеренной яростью, и волны начали нести их к берегу, то утягивая под воду, то подбрасывая вверх, швыряя из стороны в сторону, и мы плыли вместе с ними, пока господу не стало угодно выкинуть нас на берег в таком отдалении от моря, что откатывающие валы уже не могли вновь утянуть нас в кипение прибоя, и таким образом все, кто еще оставался жив к тому времени, были спасены. – Что тут происходит? – спросил вошедший в часовню служитель из Общества охраны памятников старины. – Ничего, – сказал я. – Ровным счетом ничего. Пенесса очнулась от транса и я повел ее из форта в “Край Света”, где заказал виски со льдом для нас обоих. Паб оказался довольно странным местом и я отчетливо почувствовал недоброжелательность местных жителей, толпившихся у бара, ко мне и к Пенелопе. Я вспомнил о том, что один книготорговец как-то рассказывал мне, что в Тильбюри вообще творятся странные дела. Этот тучный мужчина вообще-то происходил по прямой линии от принца Нормандского Генриха Сент-Клэра. Несмотря на текшую в его жилах благородную кровь, этот книготорговец находил местных жителей такими же негостеприимными как и я, но зайдя в паб в более шумной компании, он сумел продержаться там больше, чем один стакан. Когда мы вернулись на пароме обратно в Грэйвзенд, я отвел Пенессу в “Комптон” – пролетарскую забегаловку на берегу Темзы. Это одно из тех мест, где с вас берут десять пенсов за пакетик с коричневым соусом. Несс жевала гамбургер, в то время как я по непростительной оплошности заказал омлет. Мы пили чай, который оказался крепким и хорошим, поскольку в подобных местах я никогда не рискую заказывать кофе. Я наслаждался, рассматривая жующую Пенелопу: она явно начинала прибавлять в весе. Еще пара месяцев и личико у нее округлится. Перекусив, мы направились к станции. Сделав пересадку в Чарлтоне, мы вернулись в Гринвич. Вместо того, чтобы направиться прямо домой, я отвел мою спутницу в “Тай Вон Мэйн”, где заказал себе “овощную смесь с лапшей в супе”, а ей – “лапшу с цыпленком”. Пенелопа заявила, что не голодна, но я дал ей понять, что ей нечего и мечтать о стакане “красного домашнего”, пока она не начнет есть. На этикетке было написано, что Дунг Хуан использует только лучшие сорта винограда для приготовления вина. На самом деле это явно было болгарское вино английское разлива, но за ?6.80 в ресторане трудно ожидать чего-нибудь лучшего. Пока Несс вылизывала свою тарелку, я допил свой “Дунг Хуан” и принялся изучать меню. Несмотря на то, что мы находились в китайском ресторане, меню было на японском и на английском – скорее всего, из-за того, что Гринвич посещали туристы в основном этих двух национальностей. Пенесса пожаловалась на то, что объелась. После того, как я объяснил Несс, что согласен переспать с ней только в том случае, если она сделает так, чтобы ее вырвало в тот момент, когда я испытаю оргазм, она обиделась и ушла. Ритуал изгнания все же удалось завершить, хотя и со второй попытки. *** Сайида Нафишах встретила меня в аэропорту; она приехала в Хитроу на машине, а я – на метро. Зарегистрировавшись, мы незамедлительно направились к паспортному контролю, чтобы скорее насладиться всеми удобствами расположенного в зоне дьюти-фри паба. Здесь мы начали шумно выпивать в компании барменов, пьянчуг, алкоголиков, дебоширов, бухариков, выпивох, буйных пьяниц, тихих пьяниц, запойных пьяниц, вакхантов, дионисийцев, дипсоманов, любителей залить за воротник, пропустить по маленькой, принять на грудь, дерябнуть, дернуть, опрокинуть, всосать, поддатых, нажравшихся, нализавшихся, накативших, набузгавшихся вдрызг, до зеленых соплей, до белых тапочек, до поросячьего визга спиртолюбов, алконавтов и прочих членов нашего славного братства. – Любитель эля, – провозгласил я, предварительно взобравшись на удобно расположенный столик с кружкой в руке, - возносится как на волшебном эле-ваторе туда, где его окружают возвышенные эле- менты, после вдыхания которых неожиданное толкование Писания и смелая трактовка сложнейших юридических казусов становятся для него делом эле- ментарным. Те, с кем я выпивал, встретили мою речь восторженными криками, но Сайида тут же стащила меня со стола и поволокла к посадочному терминалу номер тридцать два, потому что по громкоговорителю только что объявили, что посадка на наш рейс заканчивается. Я начал возиться с моим ремнем, но застегнуть его смог только с помощью стюардессы. Стюардесса была хорошенькая, с обесцвеченными перекисью волосами до плеч и мускулистым телом, тщательно вымоченным в духах “Чарли”. Я пробормотал что-то о бесплатной выпивке, но она ответила мне, что для моей же собственной пользы она не будет подавать мне спиртные напитки. Я заснул еще до того, как выключили свет, чтобы позволить пассажирам расстегнуть привязные ремни и закурить. Когда после поездки на такси я обнаружил себя глядящим на воды Цюрихского озера, я почувствовал себя намного лучше. Я дышал свежим ночным воздухом и понимал, что жизнь прекрасна. Мы с моей спутницей взошли на мост над тем местом, где Лиммат впадает в озеро, так что слева от нас очутилась река, а справа – озеро. После того, как мы перебрались на правый берег, я повел Нафишах в Старый город. Кончено, больше всего бы меня порадовало сейчас, если бы Сайида сейчас смогла увидеть, как я занимаюсь любовью со шлюхой прямо на рыночной площади, но сначала нужно было сделать дела. Хотя я не бывал в этом городе уже восемьдесят лет, Шпигельгассе я отыскал без особенного труда. По пути в мою прежнюю резиденцию, мы прошли мимо дадаистского клуба, в котором я провел немало прекрасных вечеров. Хорошо, что я жил в верхней части улицы, потому что в нижней части Шпигельгассе выглядела довольно мрачно. Мы миновали две площади и затем остановились. Нужный мне ключ по-прежнему был прикован к решетке водостока короткой цепочкой. – Идем, – сказал я Нафишах. – Здесь нет ничего, кроме старых воспоминаний. Пошли лучше на левый берег. Я провел моего психопомпа по Гроссмюнстерплатц, чтобы дать ей возможность полюбоваться статуей Шарлеманя. Из соображений безопасности я решил, что будет лучше промолчать о значении здания, которое украшает эта статуя. Если Сайида когда-либо интересовалась историей реформатства, то она несомненно наслышана и об Ульрихе Цвингли и о башнях, которые Виктор Гюго иронически окрестил “перечницами”. Окольными путями я отвел Нафишах обратно на то место, с которого мы начали свое путешествие. Достав долларовую купюру из кармана, я поднял этот талисман высоко над головой и попросил Нафишах следовать за мной на расстоянии шести шагов. Таким образом мы прошествовали полторы мили по Банхофштрассе, торговому бульвару, прославленному на весь мир благодаря своим липам. Шикарные дамские лавки, фирменные магазины, дорогие ювелиры и бутики не интересовали меня. Изысканные рестораны влекли гораздо сильней, но в основном мое внимание было обращено на импозантные банки и деловые центры, поскольку здесь располагался, в первую очередь, престижный деловой квартал. После того как наша прогулка закончилась и зеленая бумажка полностью сыграла уготованную ей роль, я сжег две трети ее, а оставшуюся треть положил в задний карман в качестве талисмана. – Время пришло! – объявил я, подводя Сайиду к какой-то неприметной двери. Затем я использовал тот самый ключ, ждавший меня на протяжении стольких лет. Мы зашли в элегантно обставленную комнату и камера внутреннего наблюдения зафиксировала, как мы уселись на кожаный гарнитур, предоставлявший желанный приют многим усталым путникам. Мы сидели в молчании почти четверть часа, пока в комнату не вошел какой-то человек и не обратился к нам по-французски. Он извинился за задержку, объяснив, что ему необходимо было свериться с записями. – Никаких проблем, – заверил я его, вставая. Он повел нас через надежно охраняемое здание к стеклянному лифту и по дороге мы немного побеседовали на смеси английского, итальянского, немецкого и французского. Пока мы спускались все глубже и глубже в пучины земные, я не обменялся с моим ангелом ни словом. Через стеклянные стены лифта мы видели мелькавшие мимо великолепные коллекции произведений искусства, многие из которых были похищены у их законных владельцев Гитлером и его приспешниками во время последней войны между империалистическими державами. Лифт остановился и мы прошли вереницей комнат, наполненных до потолка бесценными побрякушками. Наконец, мы достигли цели нашего путешествия. Дверь распахнулась, демонстрируя нам комнату, доверху наполненную серебренными и золотыми слитками, картинами старых мастеров и коллекционными винами. – Это ваш русский вклад, – объявил наш провожатый на столь чистом английском, что ему позавидовал бы любой диктор Би-Би-Си. – Я заверяю вас, сэр, что все находится в полном порядке. – Да, да, все в полном порядке, я просто хотел, чтобы моя спутница увидела некоторую часть моих запасов. Теперь мы можем идти. Номера я, разумеется, зарезервировал в отеле “Савой”, поскольку мне нравились тамошнее до хруста накрахмаленное белье и великолепно вышколенный персонал. Покинув хранилище, мы с Сайидой направились прямиком туда. Я заказал сандвичи и стаканчик спиртного на ночь и через пять минут после того, как насладился этой скромной пищей, уже лежал в постели. Я уснул как убитый и проснулся на заре оттого, что почувствовал, как Нафишах теребит моего восставшего ото сна красавца. Поскольку время для полноценного секса еще не наступило, я позволил девице просто хорошенько выдрочить меня. Пока малютка трудилась над моим любовным мускулом, а любовные соки вскипали в моем паху, я отчаянно пытался вспомнить, где я познакомился с этой девчонкой. В чаду похмелья я пришел к выводу, что эта похотливая пышечка – актриса, пытающаяся заполучить какую-нибудь роль в моем фильме. Такси доставило нас в аэропорт в кратчайшее время. Моя спутница делала какие-то загадочные намеки на неожиданные перемены в моем настроении в течение нашего путешествия, которое она считала чем-то вроде оккультного испытания. Несмотря на то, что я находил подобное самомнение, которое я счел довольно неуклюжей попыткой применить систему Станиславского, по меньшей мере глупым, я убедил лицедейку после того, как мы пройдем паспортный контроль в Хитроу, отвезти меня в Фаррингдон. Я, должен признаться, был несколько обеспокоен, обнаружив, что имею при себе паспорт на чужое имя, в который, однако, была вклеена моя фотография. Тем не менее я решил, что лучше будет воспользоваться этой подделкой, чем заявлять, что я где-то посеял свои документы. Хотя я не могу сказать, что явился слишком рано, но я и не опоздал. Когда я вошел в двери, Ванесса Холт элегантно восседала на одной из деревянных скамей в “Отменном Бифштексе”. Для начала будущая звезда заказала “артишоки под винегретным соусом”, в то время как я остановился на “теплой спарже под сыром “пекорино”“. Мне нравилось, как выглядит моя визави и я быстро пришел к выводу, что она посещала то же самое театральное училище, что и моя бесстыжая случайная знакомая из Цюриха, поскольку и та, и другая практиковали метод Станиславского, взявши за основу нелепую выдумку о том, что они принимают от меня посвящение в оккультное общество. – Я горю, я пылаю, я сгораю, я ведьма и бесы вселились в меня, – заявила распутница, когда я налил ей второй бокал “Креман де Бургонь” урожая 1993 года. Я был доволен тем, что выбрал именно это место, славящееся своим гостеприимством и отличным качеством обслуживания, для романтического ужина с неуравновешенной юной девицей. “Отменный Бифштекс” позиционирует себя как “заведение для продвинутого рабочего класса”, и официантка оказалась самим совершенством: услышав последнюю реплику Ванессы, она восприняла ее как нечто само собой разумеющееся и недрогнувшей рукой подала хрустящий картофель к заказанному Ванессой “бифштексом по-татарски” и “овощи на гриле” к моему “салату из козьего сыра”. Пища была великолепно приготовлена, а обслуживание – просто великолепно”, благодаря чему создалась великолепная атмосфера, в которой эксцентричные беседы воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, если они ведутся в воспитанной манере, не оскорбляющей чувств других посетителей. – Успокойся, сорока, – сказал я, протягивая руку через стол для того, чтобы погладить девицу по голове. – Ты слишком долго вращалась в компании мелкотравчатых ветреных скудоумных вертопрахов, не проявляющих должного почтения ни к религии, ни к закону. Не строй воздушных замков, а лучше-ка закажем с тобой десерт и тогда я научу тебя, для чего следует использовать крем-брюле. – Если бы мне не была ведома сила твоей сексуальной магии, – подначила меня в ответ Джоанна, – я бы решила, что ты просто одержим похотью! В течение нескольких минут мы обменивались подобными колкостями, после чего мне стало ясно, что Сюзанна ищет не приключения на одну ночь, а мужа на всю жизнь. В конце концов я заказал “творожный пудинг с карамельной подливкой”, в то время как моя спутница предпочла шербет. Мы завершили трапезу чашкой каппуччино, и в самом добродушном настроении я повел девицу к выходу из ресторана. – Где ты живешь? – полюбопытствовала Миранда. – Забыл адрес, – отозвался я. – А я хочу посмотреть твой городской особняк и последний балансовый отчет из банка, – надула губки Фелиция. – Если ты не хочешь трахаться со мной, – прорычал я, – тогда, может, ты все же не откажешься посмотреть как я буду изображать тварь о двух спинах с какой-нибудь уличной проституткой? – Ни за что! – возопила Соня и начала отчаянно махать рукой, пытаясь остановить такси. По некоторым причинам я обрадовался, когда черная машина исчезала в направлении Кингз-Кросс. У меня было такое ощущение, словно я уже встречал эту девушку в прошлом существовании и теперь ее присутствие в моей жизни несколько угнетало меня. Я направился к линии метро на Фаррингдон, но потом остановился и задумался за каким чертом она мне сдалась. Лучше пройтись пешком по Фаррингдон-роуд. Но только я свернул на Сент- Джонс-гейт, как тут же застыл, словно вкопанный. Рыцари Святого Джона, то есть иоанниты, в первую очередь обогатились от разгрома тамплиеров, поскольку в их руки перешла большая часть собственности, принадлежавшей впавшему в немилость ордену. В Англии госпитальеры были распущены во время Реформации, но в викторианскую эпоху вновь возродились в протестантском обличье. Я раздумывал в нерешительности, что мне делать дальше – посетить музей ордена Св. Иоанна или же осмотреть церковь Великого Приорства на другой стороне улицы. Я шагнул с тротуара на мостовую и тут меня чуть не сбил автобус. Мне сразу же представилось, как мое бесчувственное тело отвозят на машине районной бригады “скорой помощи” в больницу. Как я ни хотел полюбоваться на знаменитый фламандский триптих в музее, мне все же не хотелось ради этого рисковать жизнью. А риск, как оказалось, был слишком велик. К тому же церковь Великого Приорства имела круглый в плане неф, подозрительно похожий на нефы тамплиерских церквей. Решив, что осторожность – мать отваги я попятился назад, но тут же замер, осознав, что это может оказаться частью сатанинского ритуала. Пока я стоял на месте ни жив, ни мертв, ко мне подошел человек в черном костюме. – Истинная сущность Начал, – заявил он, – слагается из четырех элементов в следующем порядке: Природа, чья власть заключается в ее подчинении Воле Божией, устроила все таковым образом, что слагающие ее четыре элемента находятся в беспрестанном взаимодействии между собой, и, в соответствии с ее повелением, огонь устремляется на воздух, образуя Серу. От воздействия воздуха на воду образуется Ртуть. Вода, воздействуя на землю, производит Соль. Земля же взятая сама по себе, не имея на что воздействовать, ничего не производит, но становится маткой или утробой для сих трех Начал. Мы преднамеренно говорим о трех Началах, ибо хотя Древние упоминают лишь два, совершенно ясно, что они упустили из вида третье, а именно Соль, не по невежеству, а из желания ввести в заблуждение не посвященных в тайны. – Изыди, Белимот, изыди! – возопил я, отмахиваясь от призрака. Рядом заскрежетали тормоза и раздалось завывание полицейской сирены. Движение остановилось и в небесах возник огненный ангел. Я поднял руки, призывая его смилостивиться, и тут же ослепительный свет залил тротуар вокруг меня. Завеса облаков разорвалась, превратившись в схватившиеся в битве на небесах фигуры Льва и Рыцаря. Рыцарь вложил в ножны меч и сражался со своим четвероногим противником врукопашную. Лев яростно клацал зубами, пытаясь укусить Рыцаря, но тот был достаточно ловок, чтобы увернуться от его смертоносных клыков. Наконец Лев признал свое поражение, упав на спину и задрав в воздух все четыре лапы. Незнакомец, досаждавший мне, исчез и я нашел в себе силы, чтобы добраться до Барбикана. |
||
|