"Заморозь мне «Маргариту»" - читать интересную книгу автора (Хендерсон Лорен)

Глава двадцать четвертая

Я вышла из лифта и обнаружила в вестибюле двух девчонок. Одна, привалившись к стене, сидела на полу и рыдала. К груди она прижимала сумку. Другая пыталась ее утешить. Обе были одеты в школьную форму – серые плиссированные юбки и белые рубашки, – модернизированную высокими каблуками, черными чулками и дутыми куртками. В целом вид получался странный, но вполне эффектный. Если бы их увидел кто-нибудь из продвинутых модельеров – к примеру, Анна Суй или Марк Жакоб, – следующей весной этот стиль наверняка появился бы на нью-йоркских подиумах. Одна из девочек – та, что пыталась утешить плачущую подругу, – слегка пугала своей худобой. В том месте, где у людей, как правило, находится задница, юбка у нее висела, как на палке. Темные кудрявые волосы были заплетены во множество маленьких косичек, обрамлявших лицо золотистого оттенка – цвета осенних каштанов.

– Почему всегда я? – всхлипывала сидевшая на полу девочка.

– Да не обращай ты внимания. Это же просто банда расистов, Стефф. Они все время достают белых девчонок. Слава богу, хоть сумку не отобрали.

– Какое счастье! – огрызнулась Стефф, немного приободрившись. – Может, я должна еще им спасибо сказать?

– На, покури-ка лучше.

Щелкнула зажигалка, девочки глубоко затянулись, я дернула за ручку двери.

– Теперь понятно, зачем Лиза сколотила свою шайку, – угрюмо заметила Стефф, выпуская изо рта клуб дыма. – Может, и мне стоит с ними стусоваться? Козлы эти станут уважать.

– Не говори ерунды. Они там все маньяки. Хочешь посмотреть «Зену, королеву воинов»[93]? Я записала в субботу. Пойдем посмотрим, как она наваляет этим придуркам.

Этой девчушке следует стать терапевтом – сможет заработать кучу денег. По дороге к машине я посмотрела на мальчишек, что по-прежнему ошивались поблизости, но решила, что к Стефф, скорее всего, приставали другие. Эти выглядели слишком сонными. А может, это я наводила на них скуку. Нет, последнее предположение я отбросила сразу же. Сегодня – день позитивного мышления.

Вернувшись домой, я обнаружила на автоответчике несколько новых сообщений. Я включила его, не успев даже запереть дверь, надеясь, что по крайней мере одно – от Хьюго. Кто-то несколько раз звонил и вешал трубку, ничего не сказав. Когда оставалось лишь одно сообщение, я напряглась – но, к своему разочарованию, услышала голос Салли.

– Сэм? Я звонить узнавай, как дела. Ты бывай… был… – хихикнув, он поправился с чьей-то подсказки: – чем-то расстроено вчера, и мы хотел… хотели! – снова хихиканье: – узнавай, все ли в порядок. А еще хотело кое-что рассказай тебе о Хелен. Она мне очень не нравись. Но я видеть ее вчера в сад, а потом узнавай, что случился с Фиалка, и мне показайся, ой, это так странно, и… что? – Он замолчал на несколько секунд. – Показалось! Мне показалось, что это странно! Я пойду, потому что Фишер задолбай меня уже своей грамматика. Он передать тебе привет.

Сообщение закончилось приступом хохота. Я пинком захлопнула дверь и, не ощутив удовлетворения, свирепо подумала, не расколошматить ли автоответчик о стену. Когда любовь в аварийном состоянии, нужно любой ценой избегать голубков, переживающих пик идеальных романтических отношений. Я попыталась вспомнить, нет ли среди моих друзей страдальца, недавно пережившего любовную драму. Мне срочно требовался человек, страдающий от острой наркотической зависимости или целой коллекции тяжелейших комплексов, не позволяющих вступать в осмысленные взаимоотношения; короче говоря, человек, рядом с которым я бы порадовалась за собственную судьбу. А зачем еще нужны друзья?

Сообщение Салли было стерто сразу же. Я боялась, что по ошибке могу прослушать его еще раз. Меня так и тянуло подойти к автоответчику с ломом. Типичная проблема скульптора – в квартире валяется масса инструментов, которые так и манят совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Меня окатила волна ненависти к Хьюго; если бы я увидела его в эту минуту, наверняка поддалась бы инстинктам, ни на секунду не вспомнив, что у меня есть мозги.

Зазвонил телефон. Я схватила себя за руку, дернувшуюся к трубке, и нашла в себе силы подождать, пока он не прозвонит несколько раз. Мне не хотелось производить впечатление особы, которая не отходит от телефона в ожидании звонка.

– Алло? – сказала я голосом человека, которому совершенно неинтересно знать, кто и зачем ему звонит.

– Здравствуй, дорогая Модести, – протянул Хьюго. – Это я.

Если это была попытка меня очаровать, то она с треском провалилась. Я в ярости смотрела на телефон.

– Послушай, дорогая, – продолжал Хьюго. – Мне очень нужно с тобой повидаться.

– Неужели? – холодно отозвалась я.

– Ты на меня злишься, да? Приезжай ко мне, дай мне шанс извиниться. Я буду пресмыкаться, обещаю.

– Мог бы и вчера позвонить, – угрюмо пробурчала я.

– Слушай, давай обсудим все это в другой обстановке, чтобы я мог видеть свирепые рожи, которые ты сейчас корчишь. Приди ко мне!

В голосе Хьюго слышалась какая-то непонятная интонация. Все было бы просто, если бы он еще злился на меня или даже собирался послать меня куда подальше. Но тогда зачем звонит? И настаивает, чтобы я к нему пришла? Как-то странно.

– У тебя все в порядке? – медленно спросила я.

– Конечно, Модести. Все превосходно. Если не считать того факта, что ты на меня зла. Давай приезжай, будем мириться.

– Хорошо. Закончу свои дела и приеду. Где-нибудь через час.

– Приезжай как можно скорее, милая.

Я повесила трубку и недоуменно уставилась в стену. Хьюго всегда говорит бесцеремонно и легкомысленно, но при этом в его голосе, как правило, нет напряжения, а это очень важно. А сейчас его голос был натянут, как тетива лука. Игривые слова мало вязались с интонациями. И почему он называл меня Модести?

Я сняла трубку и набрала рабочий номер Хоукинса. Каким-то чудом тот оказался на месте. Он ответил раздраженно, но, узнав меня, тут же изменился в голосе – стал подозрительным.

– Не надо так со мной разговаривать, – упрекнула его я. – Это не очень вежливо. Постарайся сделать вид, что рад меня слышать.

– С какой стати? Ты звонишь, только когда тебе что-нибудь нужно.

– Не думаю, что ты бы повеселел, если б я сказала, что звоню, потому что хочу тебя, – заметила я.

Неверная тактика. Хоукинс смягчился:

– Ты поэтому мне звонишь, Сэм? Ты хочешь встретиться?

– Да, в некотором роде. То есть было бы здорово повидаться, но на самом деле сперва мне нужно кое-что выяснить. – Я путалась совершенно бездарно. – Если ты не против мне помочь…

– Больше всего меня бесит не то, насколько очевидна твоя фальшь, а то, что ты прекрасно знаешь, что тебе совершенно не к чему меня обхаживать и я в любом случае тебе помогу. Мне нужно лечиться.

– Хоукинс, – твердо сказала я, – обидчивость – неаппетитная штука. Запомни. Кстати говоря, я существо небесполезное. Вспомни той случай с банком.

– Это было не на моем участке. К тому же нам удалось посадить его только за наркоту, а не за убийство. Ты не нашла никаких доказательств.

– Боже, какой ты раздражительный сегодня. Что случилось?

– Тебе неинтересно. – За такой фразой, как правило, следовал рассказ, который мне вроде как «неинтересен». Я помолчала, и Хоукинс, естественно, пустился в свое печальное повествование. – Дафна с мамашей пытаются заставить меня выбрать отель для свадьбы и беспрерывно пристают с вопросами типа «стоит ли заказывать холодного лосося» – ну и с прочей чушью. Просто ни на что не хватает времени.

– Не понимаю, зачем они вообще тебя в это втянули. Занимались бы сами в свое удовольствие.

– Именно это я и твержу Дафне, но она хочет, чтобы я тоже принимал участие в свадьбе. Господи, я ведь женюсь на ней. Можно ли участвовать в свадьбе более активно?

Хоукинс испустил вздох, полный печали и тоски. Я когда-то знала одного добермана, который вздыхал точно так же. Самый унылый звук на свете.

– Слушай, – предприимчиво вставила я, – тебе нужно отвлечься. Может, займешься работой?

Хоукинс опять вздохнул.

– Ладно, – сказал он голосом человека, раздавленного жизнью. – На это я куплюсь. Выкладывай, что у тебя на этот раз?


Примерно через час я припарковалась у дома Хьюго. Пока здесь несложно найти место для машины, но лет через десять в Спиталфилдс будет так же тесно, как в Кенсингтоне. Даже яппи, что ходят на работу в черном и на досуге полистывают глянцевые журналы, любят свои машины и ищут для них места посвободнее. Но пока мой «эскорт» вписывался в эту обстановку как нельзя лучше. Я собиралась покупать новую машину и с вожделением посматривала на попадавшиеся на пути «корсы». На самом деле мне хотелось бы обзавестись пикапом, но тогда пришлось бы переезжать в деревню, а это как-то уж слишком – приспосабливать свои жилищные условия к требованиям автомобиля. Хотя не так уж и слишком. Я ведь помешана на автомобилях. Самую малость.

Я нажала кнопку домофона. Дверь открылась сразу же. На лестничной клетке было тихо, как в могиле. Скрип моих кожаных штанов и деревянных досок казался настолько оглушительным, что мог разбудить мертвых. Дверь в квартиру Хьюго была приоткрыта, что меня не удивило. Я осторожно отворила ее пошире. Как правило, из квартиры неслась громкая музыка. У Хьюго невероятно эклектичный вкус, и невозможно догадаться, что он будет слушать в следующий раз. Но музыка в его жилище до сих пор звучала непременно. Кроме того, раньше Хьюго никогда не оставлял дверь открытой.

Прежде чем переступить порог, я на секунду задумалась. Голые доски скрипели под моими башмаками. Как бы то ни было, Хьюго знает, что я здесь, – дверь-то он открыл. Но мне почему-то вдруг захотелось, чтобы пол был покрыт ковром, пусть это нынче и не модно. Не нравилось мне столь навязчиво заявлять о своем прибытии. Терпеть не могу быть очевидной.

Хьюго сидел на стуле в гостиной. На его лице было незнакомое мне выражение, и, если бы он спросил меня, как мне его новая физиономия, пришлось бы честно ответить – абсолютно не нравится. Впрочем, не могу его в этом винить. Сомневаюсь, что, если бы меня привязали к стулу и готовились воткнуть в мою руку иглу, я выглядела бы менее напряженной, нервной и… – добавьте все остальные эпитеты, которыми пользуются производители таблеток от головной боли, чтобы описать то состояние, когда надо принять пару пилюль с кодеином.

Потряс меня тот, кто держал ампулу-иглу – крохотную белую штучку, выглядевшую безобидной игрушкой. Пришлось напомнить себе, что за вещество находится внутри, чтобы не притупилось чувство опасности. Хьюго переживал это чувство без особых усилий, но игла была гораздо ближе к нему, чем ко мне.

– Бен? Не ожидала тебя здесь встретить.

Бен выглядел совершенно нормально и даже, как всегда, располагал к себе. Может, все дело в его очках с тонкой оправой, мягком свитере, спокойной квадратной физиономии и красивой линии рта – наверное, очень многих его внешность вводит в заблуждение.

– Присаживайся, Сэм, – любезно предложил он. – Мы еще не все собрались. Думаю, не стоит тебе объяснять, что случится, если я воткну иглу в руку твоему приятелю.

– Он не мой приятель, – прорычала я. – И тебе понадобится воткнуть в него как минимум две таких дозы, чтобы они подействовали.

– Вообще-то, – прокашлявшись, заметил Хьюго, – об одной он уже позаботился.

Бен улыбнулся:

– Видишь? Я очень аккуратен.

– Знаю, что повторяюсь, но не ожидала тебя здесь увидеть, – сказала я, подвинула к себе изящный стул, обитый желтым шелком, и села – предположив, что этот компромисс успокоит Бена. На самом деле сидеть мне сейчас совсем не хотелось. – А я-то думала, что за всей этой историей стоит ММ. Глупо, да?

– ММ? – удивился Бен.

– Хэзел рассказала, что они учились в одном театральном училище, поэтому ММ тоже была знакома с Ширли Лоуэлл. Я ни на минуту не усомнилась, что Ширли Лоуэлл убил Филип Кэнтли, но об этом явно знал кто-то еще – знал и держал убийцу под колпаком. И теперь до меня дошло, что лучше всего на эту роль подходишь ты. Это же очевидно. А я, увы, ненавижу быть очевидной.

Хьюго, на мгновение позабыв о том, что вот-вот отправится на тот свет, саркастически и одновременно жалостливо улыбнулся мне.

– Но зачем ты его убил? – спросила я. – Ведь это ты, да? Только вот момент выбрал очень неудачно. Остаться без работы и не иметь никаких шансов занять его место…

– Филип запаниковал, – спокойно объяснил Бен. – Полиция затаскала его на допросы. Они тоже заметили, что он нервничает. В один прекрасный день он бы раскололся и сознался в убийстве Ширли. Филип находился в таком состоянии, что ему проще было бы сознаться. Полицейские выбрали умную тактику.

– Содрали у Достоевского, – пробормотал Хьюго.

– А он узнал об этом, когда пьянствовал вместе с каким-нибудь московским городовым, – заметила я. – Фараон хлебал водку и трепался о том, как пытается измотать подозреваемого, на которого не хватает улик, а старина Федя мотал себе на ус: «Ух ты, как круто! Из этого можно состряпать недурные шестьсот страниц!» – Я прокашлялась и перешла на серьезный тон. – Значит, Бен, – сказала я голосом тележурналиста, берущего интервью у гостя дневной программы, – ты боялся, что Филип расскажет и о том, что ты все это время был в курсе?

– Эта часть доставила бы ему особое удовольствие, – с обидой ответил Бен. – Утопить меня вместе с собой. Неблагодарная свинья. А ведь все эти годы театром руководил я, а не он.

– Ты познакомился с Ширли в театральном училище, да? Хэзел сказала, что между вами что-то было, но это как-то не увязывается. Она доверяла тебе?

– Да, мы с Ширли были очень близки. Только мне одному она рассказала про Филипа. Мы как бы плакались друг другу в жилетки.

– Она – о жестокостях Филипа, а ты – о Хэзел?

– В этом-то все и дело, понимаешь? – с нажимом сказал Бен. – Это все делалось ради Хэзел. Все. Я добился, чтобы ее пригласили на пробы на «Кукольный дом», я настоял, чтобы ей дали роль. Если бы я руководил «Кроссом» или каким-нибудь другим театром, я бы мог очень много для нее сделать. И тогда Хэзел начала бы относиться ко мне совсем иначе. Прежде я был для нее просто стариной Беном. Мы слишком давно знакомы, чтобы она могла воспринимать меня иначе. Но если бы я развивался как режиссер, она нуждалась бы во мне все больше…

Я заметила, что Хьюго, отвернувшись в сторону, слушает Бена с откровенным сомнением.

В этом парадокс влюбленности: с одной стороны, ты сверхчувствителен к малейшему движению своей возлюбленной – нервы постоянно на пределе, живот трепещет, как птица, – но одновременно стараешься ничего не видеть, опрометью несешься вперед, игнорируя самые откровенные признаки того, что девушка, по которой сходишь с ума, – совсем не такая, какой ты себе ее представлял. Если Хэзел не нуждалась в Бене в самом начале карьеры, то сейчас он нужен ей еще меньше, поскольку она уже сделала себе имя. К тому же как актриса она гораздо профессиональнее, чем он как режиссер. Но Бен, по всей видимости, много лет лелеял эту мечту. Стоит ему стать художественным директором Королевского шекспировского театра, и Хэзел упадет к нему в объятия со списком ролей, которые ей хотелось бы сыграть. Может, это стало бы частью их брачного обета: почитать, любить и дать роль леди Макбет на главной сцене в Стратфорде на следующий год.

– И давно ты понял, что это Филип убил Ширли? – спросил Хьюго.

– Практически в тот момент, когда она пропала. Ширли звонила мне каждый день. Она была в ужасном состоянии. Угрожала Филипу, что бросит его. Он обещал дать ей кучу ролей, если она останется с ним, а потом заявил, что если она уйдет, то может ставить крест на своей карьере. Я говорил Ширли, что Филипу нельзя верить, но она не отличалась особым умом. А потом эта сплетня, что она покончила с собой вслед за парнем из «Мэник Стрит Причерз»… Такая глупость. Чтобы сотворить с собой такое, нужно быть совершенно одержимым фанатом, а про Ширли этого не скажешь.

Бен говорил спокойно, жестикулируя свободной рукой; другая рука по-прежнему лежала на предплечье Хьюго, прочно привязанного к стулу. Бен не давал себя отвлечь:

– Потому, узнав об этом, я сразу же сел на поезд и поехал к Филипу. Я тогда был в Эдинбурге. Хэзел тоже. Мы ставили пьесу на театральном фестивале. Железное алиби. Очень помогло, после того как нашли ее тело. Иначе все выглядело бы очень подозрительно. Ну, так вот. Мы с Филипом мило побеседовали. Он сразу же сдался, – презрительно заметил Бен. – Жалкий человек на самом деле. Любит душить девчонок, а когда я ему пригрозил, тут же раскололся. Выболтал даже, где находится ее тело, можете себе представить? Потом он уволил своего помощника и дал эту работу мне. У меня хорошо получалось. Не скажешь, что я был человеком ненужным. Через пару лет он ушел бы на пенсию, и я бы точно занял его место. Все шло прекрасно. А потом начались проблемы. Нашли Ширли, и у Филипа поехала крыша. Пришлось его убить. Я ведь знал, что меня в этом никто не заподозрит, – с его смертью я проигрывал.

Ага, если не вспоминать о «Кукольном доме» с Хэзел. Но это никто не сочтет достоверным мотивом для убийства.

Бен пристально смотрел на меня.

– Именно поэтому ты решила, что это ММ? – Ее имя Бен произнес с невероятной враждебностью. – Потому что ей предложили место Филипа?

– Ну, я не очень понимала, что происходит. Уж слишком быстро ММ отказалась.

– Она не хочет. Глупость страшная. Я готов поубивать всех, чтобы получить эту работу.

В этот момент Хьюго открыл рот, но, подумав, благоразумно закрыл.

– Значит, это ты пытался убить Фиалку? – предположила я.

– Тоже глупость. Я перепил. Услышал, что она собирается выйти на свежий воздух, и поддался импульсу. Решил спуститься в сад и ждать ее там. Безумие. Меня запросто могли заметить. Я даже слышал, как кто-то возится в беседке. Это меня жутко бесило, но они не заметили бы, даже если б рядом упала бомба.

Хьюго подмигнул мне. Я изо всех сил старалась выглядеть бесстрастной.

– Фиалка постоянно ныла про допросы, – продолжал Бен. – Мне кажется, Филип ей проболтался. Не сомневаюсь, она что-то знает. И чем больше они на нее давили, тем опаснее становилась ситуация. Такое ощущение, что на допросах полиция применяет китайскую пытку водой.

Я хотела спросить присутствующих, не считают ли они это выражение политически некорректным, но без сожаления отказалась от этой мысли:

– А Фиалка знает, что это ты убил Филипа?

– Понятия не имею! – Бен почти кричал. – Но она знает что-то. И это невыносимо!

Он нервно огляделся, по его телу пробежала мелкая дрожь.

– С Филипом было просто, – добавил он, будто объясняя. – Он уже лежал в кресле, практически спал. Оставалось лишь сделать укол. Я использовал сразу две иглы. Все закончилось за десять минут. Но, когда я схватил Фиалку на вечеринке – сам не могу поверить, что мог решиться на такое безумство, – она начала биться и я пришел в ужас. Я был уверен, что она поняла, кто на нее напал. Поэтому…

Он замолчал.

– Вот мы и подошли к той части, которая имеет самое прямое отношение к нам, – сообщил Хьюго таким тоном, точно пересказывал содержание прошлой серии мыльной оперы. – Бен узнал, что прошлую ночь Фиалка провела здесь. Она была в ужасе, – быстро добавил он. Усилием воли я заставила себя не заскрежетать зубами. – Не хотела идти домой, боялась, что на нее снова могут напасть. Поэтому я привел ее сюда. Бен ждет, когда она вернется из магазина. Кстати, Бен, я уже говорил тебе об этом, но ты сильно переоцениваешь интерес Фиалки к тому, что не имеет к ней отношения. Фиалка увлечена лишь собой и своей карьерой. Все остальное она полностью игнорирует. Даже если бы Филип намекнул ей на то, что ты держишь его под колпаком, она бы ответила что-нибудь типа: «Ой, ну и ладно, дорогой» – и тут же забыла. Я ее хорошо знаю.

Это заявление несколько обескуражило Бена. Он пожал плечами:

– Ну, теперь все равно поздно. Вы все умрете от передозы. – Он посмотрел на меня. – Прости, Сэм. Ты мне нравилась. Но я не могу рисковать.

Я с недоверием разглядывала его. С какой стати он решил, что мы с Фиалкой станем спокойно сидеть, пока он будет вводить нам инсулин – причем не один укол, а целых два? Меня удерживало на месте лишь то, что Хьюго грозила опасность. Если Бен прикончит Хьюго, я смогу делать все, что мне заблагорассудится. Неужели Бен настолько глуп?

– А у тебя хватит на всех инсулина? – поинтересовалась я. – Фиалка говорила, что у нее остались только три ампулы.

– Я наведался к ее врачу и купил еще. Филип давным-давно дал мне адрес.

– Но они смогут тебя вычислить, – заметила я.

– А я позвонил по телефону и сказал, что это для Фиалки, – самодовольно ответил он. – А потом прикинулся курьером на мотоцикле. Я не снимал шлема, и никто не видел моего лица.

– Фиалке нужно поменять врача, – осуждающе сказал Хьюго. – Это страшно непрофессиональный поступок.

– А меня-то почему ты хочешь убить? – полюбопытствовала я. – Я понимаю – Хьюго. Фиалка могла ему что-нибудь рассказать…

– Вот спасибо тебе большое, – пробормотал Хьюго.

– …но меня-то зачем? В этой цепочке я очень далекое звено. Какое я имею значение?

– Сегодня утром мне позвонила Хэзел. Оказывается, ты приходила к ней и задавала массу вопросов.

– Да, но тебя я не подозревала. Кроме того… Погоди-ка, – медленно сказала я.

До меня вдруг дошло, что именно в тот момент, когда я упомянула имя Бена, Хэзел попыталась уйти от разговора, посмотрела на часы и сказала, что ей пора. Тогда я просто решила, что она хочет еще раз подчеркнуть, что ушла с вечеринки рано и не могла напасть на Фиалку.

– Ты хочешь сказать, что Хэзел все знала? – спросила я, уставившись на Бена.

В моем мозгу всплыло множество деталей. Хэзел была рада поговорить со мной о разных вещах, но тут же прекращала разговор, если входил Бен или всплывало его имя. Ее совершенно не волновали события, связанные со смертью Филипа Кэнтли, что поразительно даже для такого самоуглубленного человека, как она. А сегодня утром она сама сказала, что, если работаешь с человеком, лучше забыть все, что знаешь о нем…

На лице Бена неожиданно проступила усталость. Рука со шприцем немного расслабилась.

– Хэзел, – сказал он, – это вылитая Фиалка в описании Хьюго. Только она еще амбициознее. Когда речь идет о карьере, Хэзел ведет себя как ракета с тепловой системой наведения. А кроме карьеры, Хэзел ничего не интересует. – Все это он проговорил с невероятной тоской в голосе. – Так что на самом деле толком она обо мне ничего не знает. Но она очень хорошо понимает людей и чувствует, на что они способны. Все потому, что Хэзел всегда стоит в стороне и ни во что не вмешивается. Всегда занимает точку наилучшего обзора. Мне кажется, у нее никогда в жизни даже любовника не было. По-моему, Хэзел контролирует себя в любой компании. Когда мы были в Эдинбурге, я подложил ей в стакан таблетку экстази. Знаю, так поступать некрасиво, но я больше не мог ждать. Я думал, что Хэзел расслабится, но она только еще больше напряглась. Сидела, улыбалась и раскачивалась в такт музыке. Я попытался к ней прикоснуться, а она взяла мою руку и спокойно положила ее назад мне на колени.

Этот трогательный рассказ произвел на Хьюго огромное впечатление. Он высунул язык и скорчил такую рожу, будто его вот-вот вывернет. Я оставила его пантомиму без внимания – понятно, что он просто выпендривается: мол, посмотри на меня, мне совсем не страшно! Хьюго не мог устоять перед искушением подурачиться даже перед смертью.

– Но Хэзел рассказала тебе про мой визит, Бен. Значит, она беспокоится за тебя, – сказала я предельно нежно и ласково. Для тех, кто меня хорошо знает, это прозвучало бы безнадежно фальшиво; краем глаза я заметила, что Хьюго скрючило еще больше. – Разве нет?

В глазах Бена появились слезы, но в голосе зазвучало раздражение:

– Хэзел позвонила мне только потому, что, если со мной что-то случится, постановку «Кукольного дома» могут отменить. Неужели ты не понимаешь? Иначе она не стала бы утруждать себя. Нет, конечно, ей бы не хотелось, чтобы я попал в тюрьму. Я еще могу оказаться полезен для нее. Но она знает, что Кристина у нее выйдет прекрасно. Она не желает рисковать такой ролью.

– Возможно, ты ее недооцениваешь, – ласково сказала я.

– Ты правда так думаешь? – Бен смотрел на меня с тревогой.

В следующее мгновение события понеслись вскачь. Распахнулась дверь, которую я оставила открытой, и в квартиру впорхнула перепуганная Фиалка. Осознав, что происходит, она без раздумий бросилась на Бена:

– Бен! Нет!

Бен на долю секунды отвлекся. Я схватила дорогое стеклянное пресс-папье, стоявшее на столике, – круглое, тяжелое, оно очень удачно легло в руку. Обомлевшая Фиалка замерла перед Хьюго. Бен злобно орал, чтобы она отошла. Я встретилась с Хьюго глазами и чуть заметно дернула головой. Он бросил взгляд на пресс-папье и кивнул.

– Фиалка, отойди от Хьюго! И закрой дверь! – орал Бен и махал свободной рукой, точно надеялся отодвинуть Фиалку одной лишь силой воли.

Бен сознавал, что угодил в ловушку, – пусть он по-прежнему угрожал Хьюго, но стоит ему сделать укол, и все для него будет кончено. Его лицо застыло в ужасе. Я кивнула Хьюго. Он рывком поднял ноги и опрокинулся назад вместе со стулом. Я резко размахнулась и метнула пресс-папье в голову Бена.

Но Бен отшатнулся, уворачиваясь от падающего Хьюго, и стеклянный булыжник лишь чиркнул по его виску. Бен потерял равновесие. Я прыгнула и изо всех сил ударила ему под коленную чашечку. Падая, он наткнулся на стул, попытался ухватиться за него и рухнул прямо на Хьюго. Игла, которую он все время держал в руке, исчезла между их телами.

Перепугавшись, что Бен может – пусть и случайно – ввести Хьюго еще одну дозу инсулина, я схватила его за воротник и дернула вверх. Бен резко вскочил и вырвался. Иглы в его руке уже не было. Фиалка вопила леденящим душу голосом. А в дверь уже вламывались двое полицейских.

– Сделайте же что-нибудь! – визжала Фиалка, отчаянно размахивая руками над Хьюго. – Он умирает! Умирает!

Падая со стула, Хьюго, по всей видимости, ударился головой. Он стонал, но был в сознании. Никто не знал, сделал Бен ему еще один укол или нет. Я не заметила, куда девался чертов шприц. Бен бросился к двери. Я вцепилась сзади в его свитер и дернула на себя. Он по инерции развернулся, и я врезала ему в нос левой. Он попытался достать меня ударом в лицо и почти попал, хоть я и пыталась закрыться рукой. Удар пришелся в скулу, я отшатнулась и едва устояла на ногах. Прижав руки к лицу, Бен затравленно озирался. Выход уже заблокировали полицейские. Один прошел в комнату и склонился над Хьюго. На другом в истерике повисла Фиалка.

У меня кружилась голова. Отдышавшись, я увидела, что Бен, прихрамывая, отступает к ванной. У него из носа текла кровь. Я бросилась следом и поскользнулась. Металлические набойки царапнули лакированный пол. Развернувшись, Бен ударил меня здоровой ногой и сморщился от боли. Я пошатнулась, и он отскочил к двери ванной. К этому времени второй полицейский умудрился отшвырнуть Фиалку на диван и рванулся к нам. И тут Бен вскинул руку со шприцем и замахал им, словно белым флагом:

– Не прикасайтесь ко мне! Я уже сделал себе один укол! Еще одна доза – и я умру!

Мы замерли, точно кто-то нажал на кнопку «пауза». Полицейский посмотрел на меня и пробормотал:

– Что за долбаная хрень?

Его трясло от адреналина, будто цепного пса, которого вот-вот спустят с поводка. Угроза самоубийства остановила нас лишь на долю секунды, но Бен успел запереться в ванной. Бешено матерясь, полицейский навалился на дверь. Затрещало дерево. С пола донеслись жалобные протесты Хьюго. Услышав скрежет оконной щеколды, я кинулась к окну гостиной и увидела, как Бен, цепляясь за водосточную трубу, выбирается на подоконник:

– Он вылез в окно!

Полицейские разом ринулись к дверям.

Я склонилась над Хьюго:

– Хьюго? Он успел сделать тебе второй укол?

– Нет. Только один.

– Уверен?

– Абсолютно.

Я с облегчением вздохнула и кинулась вслед за полицейскими. Но, выскочив на улицу, лишь увидела, как машина Бена на полной скорости заворачивает за угол. Слишком далеко, чтобы определить модель и цвет.

– Номер машины знаете? – спросил меня крушитель дверей. Его напарник уже сидел в машине, что-то торопливо объясняя по рации.

Я покачала головой:

– Но я знаю, куда он поехал.


Я вернулась наверх и обнаружила, что в квартире стало спокойнее. Хьюго уже стащил с себя веревки и сидел в кресле, держась за голову. Когда я вошла, он одарил меня такой очаровательной улыбкой, какой я не видела никогда в жизни:

– Модести, с тобой все в порядке? Теперь я буду называть тебя только так. Бедняжка, у тебя синяк на скуле. Иди ко мне.

Я пощупала его затылок:

– Больно? Ты терял сознание?

– И да, и нет.

Я изучила его глаза:

– Зрачки в порядке. Сотрясения, наверное, нет. Видишь нормально?

– Да.

– Может, все-таки съездишь в больницу? Хочешь, вызову врача?

– Ни в коем случае. Хочу выпить и съесть тонну аспирина. Именно в этом порядке. А еще я хочу…

– Хьюго? Ты как? – донесся с дивана вопрос полувоскресшей Фиалки. Наверное, я была к ней несправедлива – она совсем не похожа на змею, разворачивающую свои кольца. – Сэм! – воскликнула она, медленно приподнимаясь. Должна признать, в ее голосе слышалась только забота. – Что происходит?

– Полиция гонится за Беном, который мчится на северо-запад Лондона. Будем надеяться, никто из пешеходов не попадет им под колеса. У Хьюго сотрясения нет, а если бы у него были переломы, он сейчас орал бы как резаный.

– Я – профессиональный актер! – напыщенно заявил Хьюго. – Меня учили правильно падать.

– Это так ужасно! – всхлипнула Фиалка. – Привязать бедненького Хьюго к стулу. И он бы сделал это, он бы убил тебя, Хьюго, он уже убил Филипа…

– Думаю, Филипа он убил, поддавшись минутному порыву, – успокаивающе сказала я, стараясь не давать волю чувствам. – Бен зашел в кабинет и увидел, что Филип спит. Превосходный шанс. Намного легче, чем делать укол жертве, пребывающей в ясном сознании, да еще в присутствии двух человек.

– Ты уверена? – раздраженно спросил Хьюго. – Бен был очень даже хладнокровен, когда делал мне первый укол. И тебя не было здесь, чтобы судить.

– Да, – ответила я, глядя ему прямо в глаза. – Он мог и не запаниковать. Просто я сомневаюсь, что ему бы удалось убить тебя. Что он, например, в этом случае собирался делать со мной и Фиалкой? Ему бы никогда не удалось заставить нас стоять и ждать, пока обеих прикончат.

– Не понимаю, как ты можешь говорить так спокойно, – слабо простонала Фиалка. – Он мог убить нас всех!

– Всех – это вряд ли. В опасности был только Хьюго. И не думаю, что Бену хватило бы пороху.

– Мы должны поклониться твоим исключительным познаниям в психологии убийц, – сказал Хьюго. Каждое слово было пропитано ядовитым сарказмом.

Я посмотрела на него с яростью. Я тут пытаюсь хоть как-то прекратить Фиалкину мелодраму и восстановить нужное всем спокойствие, а Хьюго считает меня героиней комиксов.

– И поклонись. Я знаю о них куда больше, чем ты сможешь узнать за всю свою жизнь.

Мне жутко не нравилось, что Хьюго заставил-таки меня опуститься до комикса и сказать такое. Фиалка потрясенно уставилась на меня широко раскрытыми глазами – само воплощение беспомощной девочки. А Хьюго уже орал во всю глотку:

– Правильно, Сэм! Так и надо – спасла попавших в беду дамочек и спокойно удалилась. Постарайся не терять хладнокровия! Неужто правда считаешь себя Модеста Блэйз, а?

Я хлопнула дверью так, что у нее из глаз наверняка посыпались искры.