"Заморозь мне «Маргариту»" - читать интересную книгу автора (Хендерсон Лорен)

Глава двадцать пятая

– Не могу в это поверить! – воскликнула Софи примерно в семнадцатый раз за вечер. – Бен! Просто в голове не укладывается! Он был таким… милым!

Все закивали. Прошло два дня после драматической схватки с Беном. Небольшая компания актеров и тех, кто участвовал в работе над постановкой, собралась в кондитерской «Блаженство», чтобы выпить капуччино с круассанами. Я заказала себе с сыром и помидорами, но аппетита не было. Разумеется, скоро все утихнет, но лучше бы меня пристрелили, а уже потом отправляли на живодерню.

Софи нежно, будто перышком, прикоснулась к моему синяку, который постепенно принимал приятный бледно-зеленый оттенок с желтыми прожилками.

– Я принесла тебе пластырь, – добавила она. – Действует отлично. Намочи немного и приложи. Поверить не могу, что этот негодяй мог тебя ударить.

– Я первая начала, – честно призналась я. – По-моему, сломала ему нос.

Софи быстро отдернула руку, словно я могла ее укусить. Салли смотрел на меня с ужасом. Мэттью поперхнулся капуччино.

– Сэм у нас героиня, – сказала Мелани. Лишь ее да Фишера не испугало мое чудовищное признание. – Сэм, я понимаю, было бы уже чересчур – спрашивать тебя, кто устраивал розыгрыши. Хотя вряд ли это можно назвать розыгрышами, потому что совершенно не смешно.

Чтобы выиграть время, я помешала кофе, зацепила ложечкой немного молочной пены и принялась наблюдать, как она растворяется в воронке шоколадной крошки.

– Совершенно уверена, что это сделала Табита, – сказала я в конце концов. – Но у меня нет доказательств. Я уверена, что она во всем сознается, а потом устроит сцену покаяния. Просто скажите ей, что знаете, кто проделывал все эти шутки. В принципе, ей безразлично, какую именно идиотку строить, главное, чтобы зрители были. Должно быть, актерский синдром Мюнхгаузена.

– Но зачем портить собственный трос? – удивился Фишер. – Понимаю, что Табита отчаянно нуждается во внимании, но это уж совершенно неправдоподобный мазохизм. Не могу поверить, что кто-то может сам себе такое сделать.

– Это верно, – согласилась я. Никогда не сомневалась в том, что Фишер очень умен. – Табита делала только мелкие пакости. Сообщения на автоответчике, антигистамины – она не хотела рисковать. Точно так же, как ее вечные обмороки. Только для того, чтобы выставить Фиалку в дурном свете и оказаться в центре внимания. Табита никому не хотела причинить вреда – и меньше всего себе самой.

– Ты хочешь сказать, что трос испортила не Табита? – спросила Мелани.

– Нет. Сначала я думала, что она. А потом, когда мы все собрались на галерее над сценой… Помните, как она тоже пришла посмотреть?

Мелани кивнула.

– Мы начали дурачиться, и вдруг я услышала, как что-то упало на пол. В тот момент я ни о чем не подумала. А потом Бен нашел заколку и решил, что она моя. На самом деле это была заколка Фиалки. Непонятно, как она туда попала. Фиалке незачем подниматься на галерею…

Я взглянула на Софи – та уже все поняла. Она смотрела на меня с мольбой.

– Ты хочешь сказать, что Фиалка?.. – выразила общую мысль Мелани.

– Нет. – Краем глаза я заметила, что Софи тотчас расслабилась. – Не могу себе представить, чтобы Фиалка могла сделать такую глупость – лезть с бриллиантовой заколкой по трапу, чтобы испортить трос Табиты. Подозревать Фиалку было бы крайне некомпетентно с моей стороны. Видимо, пока мы были наверху, Табита зашла в гримерку к Фиалке, взяла заколку и незаметно подбросила ее на пол. Если бы заколка валялась на галерее с самого начала, мы бы сразу ее заметили. У рабочих глаз наметанный, не говоря уже о Базе и Стиве, которые помешаны на чистых полах. Кто-нибудь непременно нашел бы заколку перед началом спектакля. Трудно вообразить, что она могла пролежать там полчаса никем не замеченная.

– Но это не значит, что трос испортила не Табита, – возразил Мэттью. – Мысль подкинуть заколку могла прийти ей в голову позже.

– Перестань! – нетерпеливо сказала я. – Испортить свой трос – значит выставить Фиалку в дурном свете и приятно провести время, наслаждаясь всеобщим сочувствием. Но дело в том, что Табита подкинула бы заколку заранее. Она и стащила ее только потому, что решила, будто пакость ей устроила Фиалка – как месть за антигистамины и сообщение на автоответчике. Табита не могла рассказать о своих подозрениях, иначе ей пришлось бы сознаться в собственных проделках. Но ей очень хотелось выставить виноватой Фиалку. Значит – заколка. Не самый сильный ход, но попробовать стоило. – Я взглянула на Мелани. – Скажите Табите, что вам все известно, и она тут же расколется, я уверена.

Я отхлебнула кофе. Тот совсем остыл. Наплевать. Полный распад личности. Я опустила голову, уставилась на свой круассан и несколько секунд пялилась на него в изумлении, не понимая, что делает здесь этот предмет.

Когда я сказала, что Табита расколется, Мэттью немного побледнел. Но, если Хэзел права и его флирт с Табитой продолжался недолго, ему не о чем беспокоиться. Мелани не обратит внимания на интрижку своего помощника. К тому же ему придется быть осторожным, а режиссерскому дружку это не помешает. Я подумала о нас с Хьюго и с отвращением отпихнула круассан, будто он имел к нам какое-то отношение. О Хьюго никто не упоминал: все знали, что мы поссорились.

– Но кто же тогда испортил трос Табиты, если не Фиалка? – не унимался Фишер.

– Не знаю, – солгала я. – Но я уверена, что это больше не повторится. Вам не стоит об этом беспокоиться, ММ.

– Почему? – Мелани сверлила меня взглядом. Я посмотрела на сидевшего рядом с ней Мэттью. Он чувствовал себя очень неуютно.

– Инстинкт. Но уж можете мне поверить.

– Это сделал Пол? – жестко спросила она.

– Я уверена, что это он оставил на автоответчике сообщение от лица Мэттью, – уклончиво ответила я. – Он любил Фиалку не больше, чем Табита. Но я не знаю, кто испортил трос.

Мой ответ Мелани, разумеется, не удовлетворил, но я не собиралась больше ничего говорить. Фишер вздернул брови чуть ли не до макушки. Салли заказал себе еще одну чашку кофе. Он вел себя очень странно – не сказал ни единого слова за все то время, что мы сидели в кафе.

– Ну хоть с этим разобрались, – произнес наконец Фишер, заметив, что я хочу сменить тему. Он задумчиво оглядел всех, потом сжал в руках ладонь Салли. – Слава богу, что с убийствами тоже покончено. Не нужно никакого разбирательства.

– Бена уже отключили? – спросила я.

– Нет, но, наверное, скоро, – сказала Мелани. – Марджери говорит, что его родители собираются принять решение сегодня.

Все задумались. Как я и предполагала, Бен, удирая от погони, поехал прямо к Хэзел. Последняя попытка броситься к ее ногам: смотри, что я сделал, – ради тебя я готов убивать и убивать. Что было дальше, точно не известно, но, очевидно, реакция Хэзел оказалась не совсем той, на которую он рассчитывал. Бен вколол себе еще две дозы, доведя количество инсулина в крови до двадцати международных единиц – того количества, которое убило Филипа. Но Бен не умер. Хэзел действовала быстро. Осознав, что происходит, она влила ему в горло целую бутылку кока-колы, надеясь нейтрализовать действие инсулина сахаром. Хэзел всегда была очень практичной девушкой. Но к тому времени Бен уже погружался в кому. В результате, когда прибыли полицейские и вызванная Хэзел «скорая помощь», Бен превратился в растение. Хэзел не знала, что сахар не способен полностью остановить процессы, сопутствующие инсулиновой коме. У Бена начались необратимые повреждения головного мозга.

– Как Хэзел? – спросила я.

– Как зомби, – вздохнула Мелани. – Но на сцене – лучше, чем раньше.

– Мне теперь будет крайне неловко работать с ней, – заметил Фишер. – Я понимаю, что она сама ничего не сделала, но наверняка ведь знала, что ради нее вытворял Бен.

Все с ним согласились.

– А бедной Фиалке вместе с ней играть в «Кукольном доме»! – сказала Софи.

– Лучше уж пусть Фиалка, чем кто-то другой, – с легким сарказмом заметил Фишер. – Она обладает удивительной способностью ни на что не обращать внимания.

Его слова разозлили Софи.

– Кого-кого, а Хэзел femme fatale[94]никак не назовешь, – быстро добавил Фишер, пока Софи не бросилась на защиту Фиалки. – Не вижу в ней ничего привлекательного.

– Приятно это слышу, – чуть приободрившись, сказал Салли.

– В Хэзел есть что-то поразительное, – задумчиво проговорила я. – Она совершенно самодостаточна. Ей ничего не нужно от внешнего мира – только люди, которых можно изучать, и возможность работать.

– Она очень целеустремленный человек, – выдавила неохотный комплимент Софи.

– Не только, – продолжала я. – Хэзел совершенно асексуальна в жизни. Она как гермафродит, понимаете? У нее всегда есть все, что нужно для полного счастья.

– Это верно, – сказал Фишер. – Когда с ней играешь, всякий раз на тебя действует ее сексуальный заряд, но как только сцена закончилась – бабах! Словно выключили рубильник, и Хэзел снова превращается в мышь. У большинства все наоборот – заводят себя для сцены и после этого не знают, что с собой поделать.

– Отсюда и все романы, – сухо заметила Мелани, посмотрев на него и Салли.

– Всегда готово помогай тебя избавить от переизбыток энергии, – игриво сказал Фишеру Салли, хлопнув гигантскими ресницами.

– Салли, – не удержалась я, – ты когда-нибудь пользуешься тушью для ресниц?

– Да, – ответил он, тут же став очень серьезным, как с ним бывало всякий раз, когда речь заходила об одежде или косметике. – Бесцветный. Ресница выгляди объемное, но не видно, что я их рисовай.

– Мне пора, – сказала Мелани, допивая кофе. – У меня пробы через час.

Художественный совет «Кросса» предложил Мелани ставить «Кукольный дом», но она отказалась. Ее график был расписан на год вперед. Гораздо интереснее было то, что Мелани отказалась занять пост художественного руководителя, несмотря на настойчивые попытки совета заманить ее. Должна признаться, это произвело впечатление даже на меня. Престижная работа с большой зарплатой плюс возможность стать Господом Богом с широчайшими полномочиями – а она отказывается на том основании, что хочет создать собственное студийное пространство и зарабатывать в лучшем случае в четыре раза меньше, чем ей предлагает «Кросс». Но Мелани жила моментом. Все театры приглашали ее поработать режиссером, и тот факт, что она отвергла предложение «Кросса», лишь укреплял ее престиж. Отличная возможность не приносить в жертву карьере собственные творческие планы.

Единственной ложкой дегтя было то, что Хелен оказалась совершенно права, сказав, что Мелани предложат эту должность. Но как бы неприятно ни было в этом сознаваться, Хелен почти всегда права. Хотя я не помню, чтобы она говорила, что «Сон в летнюю ночь» будет иметь такой бешеный успех. Все билеты были уже распроданы, и не только потому, что школы повадились гонять в театры учеников, дабы те услышали правильный английский. Каждый день выстраивались длинные очереди в театральную кассу. Совет уже пытался договориться о переезде в Вест-Энд. Они даже нашли подходящий театр, оставалось лишь утрясти детали.

Афиши, расклеенные вокруг «Кросса», на все лады расхваливали Оберона (Могу точно сказать, что ничего лучше в своей жизни я уже не увижу – «Санди таймс»), Титанию (Снежная королева бурлит, как ядерный реактор – «Тайм аут»), Пэка и всех эльфов (умопомрачительная акробатика завораживает зрителя – «Гардиан») и четырех любовников (идеальная синхронизация движений и изумительная грация. На моей памяти никому еще не удавалось сыграть эти сцены так хорошо – «Санди гералд»). Но больше всех хвалили Хэзел (Мисс Даффи показала, как можно создать звездную роль на якобы неблагодарном материале. Следите за ней повнимательнее. Она пойдет очень далеко – «Индепендент»).

Короче, все были счастливы. Костюмы Софи и декорации Салли произвели триумф, мой агент потирал руки от радости, читая отзывы о мобилях. Я слишком скромна, чтобы цитировать их. Достаточно сказать, что мои творения не остались незамеченными. Похоже, агент наконец-то всерьез заинтересовался мной, а ведь пьеса еще и недели не прожила. Судя по всему, в обозримом будущем я смогу позволить себе вдоволь закидываться незапрещенными препаратами и глушить водку «Абсолют».

Мы расплатились и вышли на улицу. Мимо неслись машины – в основном автобусы и грузовики, – спешившие проскочить на зеленый свет. Выхлопные газы поднимались вверх огромными черными хвостами, как из заводских труб времен промышленной революции. Странно, но мне нравились эти клубы вонючего дыма. У меня есть своя теория: если живешь в городе, пусть все будет как положено: капитал должен перемещаться в бешеном темпе, жизнь и грязь – бурлить, а горожане – дышать нечистотами.

К моему разочарованию, всем, кроме меня, было куда пойти и с кем встретиться. После успеха «Сна в летнюю ночь» все, кто работал над постановкой, стали очень популярными и востребованными – по крайней мере с точки зрения карьеры. Салли и Софи вели переговоры с различными работодателями, пытаясь согласовать график работы над новыми постановками с планами Мелани; Фишера зазывали на разные пробы, в том числе для сериалов (эффект от вульгарной фразы «Экспресс»: последняя лондонская пьеса, обязательная для просмотра); труппа «Кукольного дома» обсуждала с советом театра вопрос о том, какого режиссера лучше пригласить. Пьесу решили-таки ставить. Как говорится, впишешь в график – не вырубишь топором.

Группа поедателей круассанов рассеивалась со скоростью света – у всех были назначены какие-нибудь встречи. Мелани крепко пожала мне руку и посмотрела особенным взглядом, давая понять, что я ее не подвела. Она поняла, что я догадываюсь, кто испортил трос Табиты, несмотря на все мои попытки увильнуть. Фишер и Салли помахали мне ручками и направились к метро. Салли все еще выглядел несколько подавленно.

– Сэм? – раздался за спиной голос Софи. Я вздрогнула и обернулась:

– Софи? Я думала, ты пошла на остановку.

– Я вернулась. Хотела тебя поблагодарить. – Ее руки были сложены на груди, точно она от чего-то защищалась. Она покраснела и посмотрела на меня робко и со стыдом. – Я чувствую, что ты знаешь, кто это сделал. По глазам вижу. Спасибо, что никому не сказала. Я очень тебе благодарна.

– Мне кажется, Фишер тоже догадался. Умный парень. И он знает, как ты любишь Фиалку.

Софи смущенно опустила голову:

– Я ничего не могла с собой поделать. Табита раздула такой скандал после того, как Фиалка поцарапала Хэзел, а ведь это получилось совершенно случайно! Я хотела ей отомстить за то, что она такая противная. Это был минутный порыв.

– К тому же тебе уже приходилось висеть на трапеции, когда приезжал цирк. Значит, ты не боишься высоты и знаешь, как подсунуть скрепку.

– Не стоило рассказывать тебе о трапеции, – призналась Софи. – Я сразу же поняла, что ты сделаешь выводы. – Она взяла меня за руку и с мольбой заглянула мне в глаза. – Это останется между нами, да? Обещаю, что больше никогда такого не сделаю. Я очень испугалась, когда подстроила это. Я не подумала, что все могут решить, будто это ее рук дело. Я вся извелась. Бедная Табита. Она такого не заслуживала.

– Никому не скажу, – пообещала я, пожимая ей руку. – Только веди себя хорошо, договорились?

Она улыбнулась:

– Слушаюсь, босс! Обещаю! А ты будь осторожна. Не ввязывайся больше в драки. И не бей никого, – добавила она.

– Сделаю все, что смогу.

– Попробуй мой пластырь, когда вернешься. Сперва подыши на него немного, чтобы не был холодным.

– Хорошо. Спасибо.

– Ерунда. Ладно, мне пора бежать. – Софи обняла меня. – Спасибо тебе, Сэм. Ты – настоящий друг.

Она бросилась к автобусной остановке. За худенькой спиной болтался рюкзак, лицо светилось от облегчения, и не только потому, что я пообещала молчать, – она была рада, что призналась и получила отпущение грехов. Софи мне очень нравилась. Ей жилось бы намного легче, если бы она смогла избавиться от своей влюбленности в Фиалку.

Она забежала в автобус и исчезла, бросив меня одну – торчать на тротуаре и глазеть на несущийся мимо транспорт. Я уставилась в витрину ломбарда, стараясь не думать о Хьюго. Никогда в жизни я ничего не закладывала в ломбарде, но меня почему-то согрела мысль, что на углу возле станции метро есть такое заведение. Мне оно, правда, ни к чему. В ближайшее время, судя по всему, у меня появится много денег, а стало быть, не придется рассматривать ломбард в качестве запасного варианта. Но все эти размышления меня нисколько не развеселили. Перспектива неминуемого финансового успеха не могла затопить тоски. Я безнадежно тонула в собственном беспросветном унынии.

В конце концов пришлось сделать то единственное, что мне оставалось. Я села на семьдесят третий автобус, вышла на Оксфорд-стрит и начала ходить по магазинам, скупая все подряд. Потом встретила Джейни и предложила выпить. Ее переполняли новости, но она могла уделить мне только час, а после умчалась на деловой обед. Но к тому времени мне уже до смерти хотелось принести все покупки домой и все еще раз примерить. Я натянула длинную замшевую юбку с разрезом до середины бедра и классную серебряную жилетку – и в этот момент зазвонил телефон, назойливо прорываясь сквозь Джонни Кэша.

Именно для таких случаев мне требуется в квартире пожарный шест – чтобы в мгновение ока спускаться с насеста на пол. Если бы моя лесенка была вертикальной, как трап в театре, я бы могла соскользнуть по ней так, как это делают рабочие, но опять же – у меня не было перчаток… Удивительно, как много мыслей успевает прийти в голову за то короткое время, пока несешься к телефону, чудом не ломая конечностей. Слава богу, разрез на юбке был достаточно высоким, иначе она бы не уцелела.

Но в тот момент, когда я крикнула в трубку «Алло?» – раздались короткие гудки. Я страшно разозлилась и далеко не сразу смогла прийти в себя, хотя в свою защиту могу сказать: телефон и автоответчик остались невредимы. Я только ушибла ногу, пнув сварочную маску, после чего, яростно матерясь, снова полезла в свою девичью спаленку. Хорошо, что там у меня запасы роскошных тряпок – будет чем себя отвлечь.

Через двадцать минут раздался звонок в дверь. Когда я наконец добралась до двери, то никого за ней не увидела. Я уже собралась покрыть всю улицу матом, но вдруг заметила, что на ступеньках стоит большой термос. В полном изумлении я таращилась на него с минуту, потом осторожно заглянула внутрь. Посудина была до краев заполнена ледяной «Маргаритой» с клубникой. Такой коктейль подают в баре «Финка» на Пентонвиль-роуд. Я тянула время, размышляя, не уволочь ли термос к себе и не выпить ли все в тишине и спокойствии, но потом вcе-таки сжалилась и сказала:

– Хьюго? Можешь выходить.

И он вышел – из-за угла дома. Над своим внешним видом Хьюго потрудился не менее старательно, чем над коктейлем: черные кожаные штаны – он знал, что они мне нравятся, – узкая черная спортивная рубашка от «Дольче и Габбана», рукава которой обтягивали бицепсы, и ремень с тусклой серебряной пряжкой. На запястье сиял его любимый серебряный браслет, а на лице мешались самодовольство (мерзавец знал, что я не устою перед термосом с «Маргаритой») и робость (знал, что я все еще очень зла на него). Хьюго прошел за мной внутрь и закрыл дверь. Я сразу же отправилась на кухню за стаканами.

– Помнишь ту сцену в «Пей до дна!»[95], когда Сэм уезжает на каникулы в Мексику? – спросил он, когда я передала ему бокал с коктейлем. – Ему звонят из «Пей до дна!» и просят вернуться – он там был барменом, – а у него в руках термос с коктейлем. И Сэм говорит: «Погодите-ка, ребята, дайте только закончу с «Маргаритой»«. Потом кладет трубку, нагибается над стойкой, у которой сидит эта девчонка, и шепчет: «Ну, Маргарита, что ты делаешь сегодня вечером?» Ты все еще злишься на меня?

Я давилась от смеха:

– Ты сбился с ритма. Надо было задать этот вопрос после того, как я закончу смеяться.

– Наверное, нервничаю, – холодно объяснил Хьюго. – Даже не знаю почему. Хотя по размышлении могу предположить – я понимаю, что ты вполне способна швырнуть в меня каким-нибудь предметом домашнего обихода, повалить на пол и забить до смерти ногами, если я скажу неудачную фразу.

– Ты бы предпочел, чтобы я не дралась и не спасала тебе жизнь? – осведомилась я таким же ледяным тоном.

– Наоборот. Ты была удивительна. В прямом смысле слова. Просто мне трудно вообразить, что девушка, способная на подобные трюки, может так разволноваться лишь из-за того, что я предложил бывшей подружке, которую пытались убить, переночевать у себя. Я не спал с Фиалкой. Она провела ночь в другой комнате.

Я не собиралась сообщать Хьюго о том, что исследовала вторую комнату в его квартире и нашла там смятую постель, где спала Фиалка. Я лишь постаралась издать двусмысленный хмык:

– На вечеринке ты хлопнул дверью перед самым моим носом на глазах у всех.

– Сэм! – раздраженно рявкнул Хьюго. – Я разозлился на Хелен, а ты подливала масла в огонь. Мне просто хотелось уйти оттуда. Через полчаса я вернулся – я искал тебя, но ты уже сбежала. По-моему, мы вполне квиты по части хлопанья дверьми.

Я промолчала и наполнила бокалы.

– И ты бы ни за что мне не позвонила! – продолжал разоряться Хьюго. – Я тебя знаю. Гордыня – твоя самая гадкая черта. Ведь ты скорее умерла бы, чем подняла трубку, да? Ты заставила меня это сделать.

– Ты позвонил мне только потому, что Бен привязал тебя к стулу! – сказала я сварливо. – Ты представить себе не можешь, как это лестно!

– На самом деле я очень обрадовался, что он дал мне повод позвонить! – огрызнулся Хьюго.

Пару секунд мы свирепо жгли друг друга взглядами. А потом поняли, что ведем себя как идиоты.

– А как ему удалось тебя привязать? – поинтересовалась я.

– Я пошел на кухню за бокалами, и он ударил меня сзади по голове, – объяснил Хьюго. – Очнулся уже привязанным, а Бен прижал к моему уху телефонную трубку. Он зашел ко мне якобы поговорить с Фиалкой о «Кукольном доме», и я, естественно, предложил ему подождать. Слава богу, что Фиалки не оказалось дома, а то бы мы действительно вляпались. – Он взглянул на меня. – А как ты догадалась вызвать полицию?

– Ты ведь помнишь моего друга-инспектора, – смущенно ответила я. Хьюго, похоже, чувствовал себя виноватым, поэтому никак не отреагировал. На его лице не осталось и следа ревности. – Ты говорил странным голосом, и я почувствовала, что происходит что-то неладное. В общем, я попросила Хоукинса прислать пару полицейских, чтобы они покрутились вокруг дома, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Когда я приехала, их машина уже стояла за углом. Я оставила дверь открытой, чтобы они могли войти.

– А потом вломилась Фиалка, – продолжил Хьюго. – Она сказала, что сначала постояла за дверью – подслушивая нашу милую беседу и выбирая наиболее драматический момент для своего появления. Думаю, в тот момент, когда она решила войти в квартиру, у полиции уже не было шансов ее остановить.

– Фиалка ничего не испортила, – честно признала я. – На самом деле она очень пригодилась.

Отвлекла Бена.

Хьюго поставил свой стакан на стол:

– Она уже вернулась к себе. Сегодня вечером. Я ждал, что ты позвонишь, спросишь, как я себя чувствую. По-моему, вполне благовидный предлог. Но тебе, видимо, наплевать.

– Я знала, что с тобой все в порядке, – пробормотала я. – Мне доложили.

– Упрямая ослица! – вынес приговор Хьюго. – Скажи, теперь что, модно носить бирки на одежде? Или ты прошвырнулась по магазинам? Очень классная юбка, кстати.

– Да. Но по-моему, сидеть в ней не очень удобно. – Я продемонстрировала разрез. Меня легко отвлечь разговорами об одежде.

– А по мне – так в самый раз.

Я хлебнула клубничной «Маргариты», чувствуя, как с моих плеч спадает невыносимая тяжесть. И дело было не только в текиле.

– Я говорила сегодня с Джейни. Она бросила Хелен.

– Здорово!

– Ушла к Гите.

– Не очень здорово.

– Ты тоже ее не любишь?

– Фальшива, как Вэл Килмер в роли святого[96].

– Сурово.

– Но справедливо.

– А я так радовалась, что Джейни снова начала наряжаться, – уныло заметила я. – Оказывается, это все делалось ради Гиты.

– Хорошо выглядеть никогда не повредит.

– Я понимаю, но все-таки… Она была так нежна с Хелен в последнее время. Мне следовало догадаться, что Джейни собирается ее бросить.

– Какой цинизм! Так, я считаю, что нам надо пойти куда-нибудь поесть, а потом завалиться в «Раба». Я, между прочим, специально надел кожаные брюки.

– А я-то подумала, ты их надел, потому что они мне нравятся.

– Лезь наверх! Надень что-нибудь достаточно извращенное, чтобы тебя пустили в «Раба», но не настолько, чтобы нас изгнали из кафе «Пасифико». Только, пожалуйста, уложись в полчаса! – Он посмотрел на часы. – Засекаю время.

– Классно! Будем есть мексиканскую еду?

– «Маргарита», по-моему, действует. Только полный придурок стал бы менять формулу успеха. Иди. Быстро!

– Иду!

Я еще раз наполнила свой бокал и перемотала кассету на начало песни.

«Что мог я поделать? Что мог я поделать?» – вопрошал Джонни Кэш, пока я взбиралась по лестнице.

– И в следующий раз, – перекрыл Хьюго рев и аплодисменты обожателей Джонни Кэша, – твоя очередь приходить мириться.

Я задумчиво посмотрела на виниловую мини-юбку, пытаясь понять, как она будет смотреться с новой серебряной жилеткой.

– Эй! – крикнула я. – Заморозить тебе «Маргариту» я готова всегда!