"Парижские Волки. Книга 1. Клуб Мертвых" - читать интересную книгу автора (Кобб Вильям)14 ПЛЕННИКИ МАРКИЗАЗа богато сервированным столом сидят двое. Входит лакей. — Господин маркиз велел спросить вас, господа, можете ли вы его принять в восемь часов? Оба приятеля даже привскакивают. — Конечно… Само собой разумеется. Лакей неслышно удаляется. Несколько минут после его ухода царит полнейшая тишина. — Черт возьми! — сказал один. — Видел ли ты что-нибудь подобное? — А вино? — Подай мне кофе! — Попробуй-ка эти сигары!… — Можно сойти с ума! Снова тишина… И снова ее нарушают изумленные возгласы: — Ну, Мюфлие! — Ну, Кониглю! — Что ты скажешь обо всем этом? — Гм!… А ты? — Я ничего не понимаю! — И я тоже! И действительно, никто не понял бы происходящего. Да, это были Мюфлие и Кониглю, но одетые, как светские люди, в отличное платье и тонкое белье, выбритые, подстриженные, с нафабренными усами, с чистыми руками. — Ну-ну, — сказал Мюфлие, — соберемся с мыслями… Давай-ка вспоминать по порядку. — Давай! — Где мы были… до того? Кониглю поднял глаза к небу и вздохнул. — Германс! — Памела! — Балаган. — Двое одноруких… — Гири… сто… полтораста… — Двести… — Потом свалка!… — Потом нас связали… — Руки и ноги… заткнули рот… — Поездка… — Скрип колес и ужасная тряска… — Ворота… — Нас выносят… — Точно мешки… — Потом укладывают в кровати… — Заставляют пить… — А напиток совсем неплох! — Да, вполне… — И… все! — Пустота. — Странно! — Еще бы! Этот содержательный разговор не был в состоянии, однако, пролить свет на происшедшие события. — Дорогой Кониглю, — сказал Мюфлие, наливая себе рюмку коньяку, — должен заметить, что этот случай самый удивительный, самый загадочный из всех, что происходили со мной когда-либо. — Я скажу то же самое! — Сам факт похищения не так уж необъясним. Меня не раз похищали самые разные дамы, причем, из общества… — Мюфлие! — Это правда, Кониглю! Так бывало не раз! И, тем не менее, я должен признать, что этот случай никак не может быть объяснен таким образом! — Почему это? — Потому, что нас связали и заткнули рты! В ином случае нам бы только завязали глаза и провели через секретную дверь! — Да, правда, нас тащили как мешки! — Значит, здесь что-то иное… Мы спали. Сколько времени мог продолжаться этот сон? — Я не знаю. Который теперь час? — Скорее всего ночь, потому что горит огонь. А так как нас похитили вечером, то, вероятно, прошли уже целые сутки… — Предположим. — Бесспорно одно: два часа тому назад мы проснулись… — В сущности, — продолжал Мюфлие, щелкнув языком от удовольствия, — до сих пор наше приключение нельзя было назвать неприятным, но я не обольщаюсь на счет того, что нас привели сюда с единственной целью — переодеть, накормить и напоить! — Конечно, есть и обратная сторона медали, — сказал Кониглю. — Вот именно… Но какова она? Какова она может быть? Можем ли мы осветить лучом истины этот таинственный мрак? И как бы в награду за витиеватую фразу Мюфлие налил себе новый бокал. — Если бы я смел высказать свое мнение… — начал Кониглю. — Смей, мой друг, смей! Я разрешаю! — Ну, меня поразило одно слово, сказанное лакеем. Оно меня озадачило… — Что это за слово? — Ты его тоже слышал… Этот князь в ливрее предупредил нас о скором посещении. — Да… — И, если я не ошибаюсь, говоря о визитере, он назвал его маркизом. — И никак не иначе! Я поначалу решил, что ослышался… — Итак, нас должен посетить маркиз! — Остается узнать, к кому из наших многочисленных знакомых может относиться этот титул. Оба друга погрузились в глубокую задумчивость, но все старания припомнить какую-нибудь подходящую титулованную особу были тщетны. — Мне кажется, — сказал наконец Мюфлие, — что мы не знакомы ни с одним маркизом. — Да, по крайней мере я не помню… Впрочем, я всегда держался в стороне от аристократии… — Как и я… э! Боже мой!… Может быть, мы напрасно это думали? Знаешь что, Кониглю, я думаю, что мы хорошо поступили, изменив своим привычкам! — Совершенно согласен! — Правда, привилегированные классы можно во многом упрекнуть, если обратиться к истории… — О, это любопытно, но уместно ли сейчас? — Мы это сделаем потом, а пока, Кониглю, держи себя пристойно. Покажем себя с лучшей стороны. И если предместье Сен-Жермен ищет встречи с нами, пойдем ему навстречу! — Я готов на уступки, — прямо заявил Кониглю. — Я другого и не ждал от твоего практического ума! И когда придет маркиз, он встретит людей, готовых его понять! — Пусть приходит! — сказал Кониглю, поднимая бокал. Казалось, это милостивое разрешение возымело магическое действие, так как в эту самую минуту дверь отворилась и в комнату вошел человек, новый для двух негодяев, но уже знакомый читателю. Маркиз Арчибальд Соммервиль, так как это был он, низко поклонился своим гостям. Мы уже сказали, что лицо Соммервиля, не будучи красивым, имело правильные черты и, в особенности, поражало своей бледностью. Мюфлие поспешно встал и ответил на поклон вошедшего глубоким поклоном. Что касается Кониглю, то он действовал не так удачно, так как, вставая, опрокинул на пол бокал с вином, что несколько смутило его. Но маркиз, казалось, не обратил внимания на это обстоятельство, что дало Кониглю повод высоко оценить его воспитанность. — Господа, — сказал Арчибальд, — позвольте мне прежде всего спросить вас, довольны ли вы моими людьми и не имеете ли каких-нибудь жалоб на мое скромное гостеприимство? — О! Маркиз! — отвечал Мюфлие. — Мы очарованы… — В восторге! — подтвердил Кониглю. — Это было неподражаемо! — Я счастлив, — продолжал Арчибальд, — и это придает мне смелость просить вас об одной услуге… — О, к вашим услугам! — сказал Мюфлие. — Мы хотим доказать вам, что мы не какие-то неблагодарные… Но садитесь, маркиз… пожалуйста… мне невыносимо видеть вас стоящим вот так… Арчибальд с глубочайшей серьезностью принял это любезное приглашение. — Так! — сказал Кониглю, снова усаживаясь на старое место. — Э… Не угодно ли вам чего-нибудь? — Благодарю вас! — О! Не церемоньтесь!… Какого вы хотите, сладкого или горького? — Как вам угодно, господа!… Мюфлие любезно налил коньяку и чокнулся с маркизом, чему последовал и Кониглю, ухитрившись в этот раз ничего не разбить. — Теперь, — продолжал Мюфлие, — поговорим о делах. Чем мы можем вам служить? Арчибальд поставил свой бокал на стол. — Извините меня, господа, — сказал он, — за, может быть, необычный способ, каким вы были доставлены сюда… — О! Помилуйте, маркиз! — Да, я знаю, это могло вам с первого взгляда показаться странным. — Но со второго — вполне естественным! — Впрочем, я сознаюсь, что некоторое насилие с моей стороны является лишь доказательством огромного желания познакомиться с вами. Кониглю глупо засмеялся. — Как? В самом деле?… Вы желали познакомиться с нами?… — Конечно, и даже могу добавить, что это желание полностью разделялось моими друзьями… — Это забавно! — заметил Кониглю. — Вы, значит, слыхали о нас? — спросил Мюфлие. — Уже давно… — А не будет ли нескромностью узнать, что вам о нас говорили? Вы знаете, не всему можно верить… — Но то, что я слышал, не было для вас неблагоприятно… — Не может быть! — наивно сказал Кониглю. — «Дорогой маркиз», — говорил мне на днях один виконт из наших знакомых, — «вы не можете представить, сколько энергии и благоразумия скрывается под, может быть, немного странной наружностью наших героев!» — Героев! Виконт сказал: «Героев?» — Да, сказал… «Видите ли», — продолжал он, — «с такими людьми можно завоевать весь мир». — О! Это уже слишком! — скромно заметил Мюфлие. — О, нет!… Это всего лишь истина. Разве, например, вы, Мюфлие, не совершали геройских поступков? — Боже мой!… Как и все! — Я вам напомню только один. Это было в Жуанвиле. — Что? — Вы занимались тем, что грабили необитаемый дом… Мюфлие выпрямился и во все глаза глядел на Арчибальда. — Кто-то поднял тревогу. У вас в эту минуту были в руках дорогие столовые часы. Сбежались соседи. Один из них загораживает вам дорогу. Тогда, не заботясь о ценности вещи, которую вы добыли с таким трудом, вы поднимаете ее и тяжело опускаете на череп вашего противника! — Гм! Гм! — прокашлялся Мюфлие, чувствовавший себя не совсем хорошо. — Самое интересное во всем этом то, что как мне говорили, часы отважно выдержали удар, и их механизм нимало не пострадал. Правда, этот человек умер через неделю в госпитале, но часы-то шли! Вот что я называю настоящим подвигом. Мюфлие, которому казалось, будто его кто-то давил за горло, с трудом пробормотал: — Конечно… Что тут говорить… Однако… — Не скромничайте! А, например, господин Кониглю… Кониглю поперхнулся. Он предугадывал какое-нибудь новое воспоминание прошлого, что, признаться, очень мало улыбалось ему. — Помните вы, дорогой Кониглю, одну старуху, которой вы свернули шею одной рукой, в то время, как другой шарили в ее карманах? Помните? — Действительно… да… кажется, было что-то в этом роде… — И так как старуха барахталась, то вы были так любезны, что сжали руку покрепче, чтобы покончить… Кониглю позеленел, что, без сомнения, было его манерой краснеть от скромности. Мюфлие потерял свое хладнокровие. — А, но для чего же, черт возьми, вы все это рассказываете? — сказал он с оттенком досады, впрочем, весьма непонятной. — Во-первых, — продолжал Арчибальд с прежним вежливым спокойствием, — чтобы доказать вам, что вы для меня не незнакомцы… затем, чтобы перейти к услуге, которой я требую от вас… На лице Кониглю выразилась радостная надежда. — А! Вы хотите предложить нам маленькое дело? — сказал он. — Ну, не совсем! Я не хотел бы предлагать вам ничего опасного. Но прежде скажите мне, могу ли я на вас рассчитывать? — Надо знать суть дела! — проворчал Мюфлие. — Вы правы! Хотя вы должны были бы понять, что я не предложу таким людям, как вы, ничего неделикатного. — Вы над нами смеетесь! — проговорил Мюфлие. — Сохрани меня Бог… Не сердитесь… Разве я похож на человека, желающего вам зла?… И я сейчас вам докажу мои благие намерения… Соммервиль вынул из кармана несколько свертков, которые положил на стол. Кониглю инстинктивно протянул руку. — Вот, — продолжал Соммервиль, — несколько тысяч, предназначенных вам… — Значит, будет риск попасться? — Нет, дорогой господин Мюфлие, вы напрасно смотрите на все так трагически. Эти свертки представляют только одну сторону вопроса. — А! Есть и другая! — сказал Кониглю, с сожалением убирая руку. — И я буду иметь удовольствие показать вам ее. — Где это? — Здесь… Мюфлие недоверчиво огляделся кругом. — Только я вас попрошу, воспринимая зрелище, которое вам представится, воздержаться от любого выражения одобрения или неодобрения. Мюфлие и Кониглю обменялись быстрым взглядом. Они не любили неожиданностей. — Вы согласны молчать несколько минут, не так ли? — спросил Арчибальд. — Конечно! — проговорил наконец Мюфлие. — Благодарю вас! Теперь, я бы вам советовал отойти немного в тень. Лучше будет, если тот, кто придет, не увидит ваших лиц, или, по крайней мере, не обратит на них внимания… Разбойники без разговоров поднялись и отошли от стола. Арчибальд, кроме того, погасил еще несколько свечей, что погрузило комнату в интимный полумрак. — И последнее, — сказал Арчибальд, — я предоставляю вам полную свободу, если вы вдруг пожелаете принять участие в разговоре, который будет здесь происходить. Я не хочу стеснять вас. Вы мои гости, и можете делать, что угодно. Что-то вроде ворчанья прозвучало в ответ. Маркиз позвонил. Вошел лакей. — Человек, которого я жду, пришел? — спросил он. — Да, господин маркиз. — Просите. Кто должен был явиться? Мы не поручимся, что зубы Кониглю не стучали. Вдруг дверь отворилась — и в дверях показался… Кто?… Жандарм! Да, настоящий, живой жандарм… Мы должны напомнить читателям, что в эпоху нашего рассказа жандармы действовали в самом Париже. — Ну что? Какие новости? — спросил Арчибальд. — Мы напали на след, маркиз. — А! Тем лучше!… И вы думаете, что оба разбойника… — Не пройдет и недели, как они будут в наших руках… — Отлично. И вы убеждены, что это они… — Совершенно! Обе женщины в полиции со вчерашнего вечера… Они достаточно наболтали… Оба негодяя, Мюфлие и Кониглю, могут скрываться сколько угодно… Мы их поймаем! — Я на это рассчитываю. Благодарю вас, мой милый, извините за беспокойство… Но это дело особенно интересует меня. — Наш начальник приказал передать вам, что розыски ведутся с величайшим усердием! Затем жандарм раскланялся и ушел. Послышались тяжелые шаги по лестнице, затем все стихло. — Ну, господа, — сказал Арчибальд, — не хотите ли выпить еще стаканчик ликеру?… Ответом на эти слова были какие-то неопределенные звуки. Арчибальд сделал шаг по направлению к ним. — Ну, друзья мои! Что с вами? Уж не оскорбил ли я вас? — Нет… да… однако… — Жандарм! — произнес наконец Кониглю. — А! Жандарм! — повторил Арчибальд. — Красивый мужчина и хороший солдат… — Красивый мужчина… да, красивый мужчина… — Теперь, господа, когда вы знаете обе стороны вопроса, не угодно ли вам будет продолжать разговор? — А! Так вот другая сторона! — сказал Мюфлие. — Да. Теперь вы знакомы с обеими… Вы меня правильно поняли… Остается только выбрать. — Выбрать… что? — Деньги… или жандарма! Мюфлие встряхнулся, как собака, выскочившая Из воды. Он окончательно пришел в себя. — Маркиз! — сказал он с некоторой развязностью. — Мы к вашим услугам! — Совершенно… так же верно, как меня зовут Кониглю! — В таком случае, мы можем сговориться? — спросил Арчибальд. — Говорите… Приказывайте… Мы — ваши слуги… — О! Друзья… Этого достаточно! — Что вам угодно… мы горим нетерпением… Арчибальд поднял руку. — Вот, в двух словах, в чем дело, — сказал он. — Вы принадлежите к таинственной ассоциации, носящей название «Парижские Волки»… — Да, — откровенно сознался Мюфлие. — Согласны ли вы выдать вашего начальника? — Только-то? — спросил Мюфлие. — Надо было сразу сказать! — Как его зовут? — Наверное… мы не знаем, но у него есть прозвище… — Какое? — Биско. — Вы выдадите мне его? — Конечно!… Но вы не будете больше звать жандарма? — Даю вам слово! — В таком случае, это решено! Он уже и так начал нам надоедать… — Итак, вы даете слово? — Даем! — В таком случае, друзья мои, считайте мой дом своим. Здесь все будет к вашим услугам, только вы сделайте мне одолжение не выходить отсюда. Вы дадите указания, остальное мое дело. — О! Мы не особенно жаждем выходить, — сказал Кониглю. — Как я понимаю, по причине жандарма?… Арчибальд встал. — Да, вот еще что, — сказал Мюфлие. — В речи, произнесенной почтенным военным… известным вам… я услышал одну печальную подробность… Весьма печально, что слабые создания находятся во власти притеснителей… — Я вполне понимаю деликатность ваших чувств и, если вы желаете… — О! Германс будет свободна? — И Памела? — С этими дамами будут обращаться с тем почтением, которого они заслуживают. — Что ж, этого достаточно! — Завтра же они будут свободны! — Мы не ожидали от вас ничего иного! Затем все раскланялись, и Арчибальд ушел. — Ну, старина, — сказал Мюфлие, — что ты на это скажешь? — Я? О! Я покорен! — И я тоже! — Браво! Идем спать и отложим серьезные дела до завтра! |
||
|