"Парижские Волки. Книга 1. Клуб Мертвых" - читать интересную книгу автора (Кобб Вильям)11 СОЮЗ ПОРОКОВЕще и теперь посреди Парижа существует нечто вроде оазиса. Кажется, шум города никогда не проникает сюда. Ни Шоссе д'Антен со своей шумной торговлей, ни улица Сен-Лазар со своим вечным деловым ритмом не смущают тишину этого уголка, скрытого деревьями, и о самом существовании его едва ли подозревают люди слишком деловые, чтобы заниматься бесцельным фланированием по Парижу. Эта улица коротка. Никто по ней не проходит, так как она не сокращает никакой путь. Кроме того, ее покатая на обе стороны мостовая образует то, что кучера называют ослиной спиной. Поэтому и пешеходы и экипажи в равной степени избегают ее. Две смежные улицы не нарушают ее уединенности. Это улица Тyp-де-Дам, что находится между улицами Бланш и Ларошфуко. Спокойная теперь, во сколько раз была она спокойнее тридцать лет тому назад, в эпоху, когда происходили описываемые нами события! На углу этой улицы можно было видеть среди группы деревьев террасу павильона в стиле Возрождения. Воспользуемся привилегиями рассказчика и войдем в этот дом, который непосвященные могли только окидывать завистливым взглядом, проходя мимо. Пробило одиннадцать часов… В будуаре лежала на канапе женщина, погруженная в глубокий сон. Ее голова, откинутая назад, была обрамлена волнами черных волос, ниспадавших по плечам до самого ковра, покрывавшего пол. Эта женщина была поразительно хороша! Как ни выразителен этот эпитет, он не передаст идеального совершенства спящей богини. Это была правильность черт во всей своей антично-божественной красоте. Но статуя была живой, и под этой белоснежной кожей, сквозь которую просвечивали синеватые жилки, текла упругая и горячая кровь. Глаза ее были закрыты, но из-под век, окаймленных длинными шелковистыми ресницами, казалось, скользил вызывающий и соблазняющий взгляд. Бюст отличался той округлостью форм, которую умели придавать своим бессмертным творениям скульпторы древности. Вполне естественно, что на этих пурпурных губах всякий ждал бы увидеть юную, стыдливую улыбку. Всякий бы сказал, что это дитя спит здесь, не ведая о превратностях жизни. Это сказал бы всякий, кто украдкой заглянул бы в этот будуар, но мы, имея возможность внимательно рассмотреть это спящее совершенство, уже через весьма непродолжительное время пришли бы к выводу, что она скорее напоминает отдыхающую после кровавой охоты пантеру… Будуар, где спала эта женщина, которую всякий назвал бы царицей красоты, не мог дать понятия о том, кто она, что она думает, что ей снится в эту минуту. Будуар представлял собой ослепительное, но холодное воплощение каприза томящегося от смертной скуки калифа. Комната была мала или, по крайней мере, казалась такой, так как блеск желтой с золотом шелковой материи ломал представление относительно истинных ее размеров. Изящные складки шелка поддерживались шнурами, ткаными золотом и серебром. На них, как сверкающие змейки, искрились ряды драгоценных камней всех цветов. Тут были бесцветные огнистые бриллианты, кровавые рубины, фиолетовые аметисты, чудные изумруды… На потолке складки материи, напоминавшей сказочную ткань фей, образовывали нечто вроде купола, в центре которого висела на трех золотых цепях лампа, бросавшая сквозь граненый хрустальный шар сверкающие лучи на камни, число которых, казалось, многократно увеличивалось. Это фантастическое скрещивание лучей скорее удивляло, чем восхищало. И эта женщина, прекраснейший бриллиант сокровищницы, казалось, была, как эти камни, холодна и неподвижна… Но это было еще не все… На ковре, около руки с розовыми ногтями, сверкала груда браслетов, колец, ожерелий и золотых монет. Казалось, это богатство выскользнуло из ее рук, когда она была побеждена сном в момент любования его всесильными аксессуарами. Этот будуар мог бы служить жилищем гномам, которые, по народному преданию, стерегут скрытые сокровища. Не была ли действительно эта женщина феей… или каким-нибудь сверхъестественным существом? Вдруг послышался слабый звон. Спящая открыла глаза. Она огляделась вокруг, и странная холодно-радостная улыбка скользнула по ее лицу. Звонок раздался снова. Медленно поднявшись, она дотронулась рукой до скрытой обоями пружины, и в стене вдруг открылась маленькая дверь, за которой оказался круг, похожий на тот, который описан Виктором Гюго в комнате герцогини Джозианы. На нем лежала визитная карточка. Незнакомка взяла ее и, написав на ней несколько слов карандашом, положила на круг, который снова исчез в стене. — Он! — прошептала она. — Уж не принес ли он какую-нибудь дурную весть? Отбросив волосы назад, она закрепила их на затылке при помощи золотого гребня, затем, накинув на плечи мантилью, она подняла портьеру и, отворив дверь, вошла в маленький, смежный с будуаром салон, оригинальная мебель которого по какому-то странному капризу была крыта соболями. В ту же минуту какая-то личность, одетая в черное, низко склонилась перед ней, произнеся почтительным тоном: — Госпожа герцогиня позволит мне засвидетельствовать ей мое глубочайшее почтение? Прекрасная незнакомка была не кем иным, как той, которую наши читатели уже знают под именем Тении. — Чего тебе надо, Манкаль? — спросила она, прерывая поток его вежливости. С этими словами она устремила на своего агента, в котором никто не узнал бы каторжника Бискара, взгляд, сверкавший, как камни ее ожерелья. — Увы! — прошептал он, почтительно склоняя голову. — Я осмелился явиться в такой ранний час только потому, что этого требовали дела, представляющие для меня большую важность… Герцогиня сделала презрительную гримасу. — Для тебя? — сказала она. — Что мне за дело до этого? — Увы, герцогиня, — продолжал Манкаль, голос которого становился умоляющим, — я более всего опасался бы не угодить вам… Она пожала плечами с плохо скрываемым нетерпением… — Наконец, что же ты сделал? — Вы хотите, чтобы я рассказал? — Разумеется. — Я не решаюсь… Я так боюсь, что госпожа герцогиня на меня разгневается… — Последний раз спрашиваю тебя: будешь ли ты говорить? Манкаль выпрямился. Впрочем, было очень легко понять, что вся его манера была притворна. Но Тения ничего не заметила. — Знает ли госпожа герцогиня о нынешних биржевых курсах? — спросил он, вынимая из кармана журнал. — Нет! — бросила красавица. Порывистым движением она схватила журнал и впилась в него глазами. Громкое восклицание сорвалось с ее уст. — Негодяй! Понижение двадцать на сто… И ты посоветовал мне играть на этих бумагах!… Манкаль молча опустил голову. — Вот до чего довела меня доверчивость! Потеря более чем двухсот тысяч франков!… Странно было видеть лицо герцогини в ту минуту, когда ею овладел порыв гнева. Ее губы дрожали так, что она едва могла произнести слово, ее большие ясные глаза налились кровью… И это из-за сравнительно ничтожной потери, когда самая дешевая ее диадема, самое скромное ожерелье в десять раз превышало по стоимости эти несчастные десять тысяч луидоров, похищенных спекуляцией! — Ну, отвечай же мне! — кричала она, топая ногами, как ребенок. — Что могу я сказать вам? — отвечал по-прежнему покорно Манкаль. — Разве вы не последовали советам Коломбе и Стефена?… — Дураков! Может быть, даже мошенников, которые хотели обокрасть меня!… — О! Госпожа герцогиня слишком строга!… Но как бы то ни было, я получил вчера формальное приказание покупать… — Да! Это верно! Что же дальше?… Странная улыбка скользнула по лицу Манкаля. — Я уже сказал, что мне надо умолять госпожу герцогиню о прощении… — Тебя простить?… Простить? Когда ты сообщник моих врагов, тех, которые меня ограбили… — Госпожа герцогиня не поняла меня… — Я тебя не поняла? — Нет! — Ты, значит, не просишь прощения за свое преступление? Да, это преступление, и я отомщу за него! — Извините, самое большое преступление, которое я мог совершить, это было… — Говори же! — Это было — не исполнить ваших приказаний. — Ты не исполнил моего распоряжения! Как? В чем?… Говори же!… Ты просто убиваешь меня! Так ты не исполнил… Чего ты не исполнил? — Извольте, госпожа герцогиня: приказания, которое вы мне вчера послали. Тения шагнула к нему. — Как! Говори!… Ты не исполнил его? — Я сделал обратное. Вы приказывали мне покупать… — А ты? — спросила она, задыхаясь от волнения. — А я продал! Тения пошатнулась и прижала руку к сердцу. Ее лицо вспыхнуло выражением неизъяснимой радости. — Продолжай! — сказала она чуть слышным голосом. — Когда поступило приказание госпожи герцогини, — продолжал Манкаль-Бискар, — я узнал из достоверных источников, что падение бумаг, которые мне было приказано покупать, несомненно и скоро должно стать достоянием биржи. У меня не было времени спросить новых инструкций, но в то же время разве я имел право делать обратное полученным приказаниям? Я не более, как простой агент, который прежде всего должен слепо повиноваться. Кроме того, могло быть, что госпоже герцогине было уже известно падение курса, но она намерена была добровольно подвергнуться этой потере, чтобы скрыть какую-нибудь другую выгодную операцию… Я все это учитывал. Но совесть заставила меня взять на себя весь риск… Я продал акции, когда они были в повышении… и теперь, прося прощения за свою смелость, я принес госпоже герцогине триста пятьдесят тысяч франков, которые дала эта операция… Манкаль произнес эти слова спокойным и ровным голосом. Можно было подумать, что он рассказывает выученный урок. Герцогиня упала в кресло, держась руками за голову. Минуту спустя она взглянула ему в лицо и протянула руку. — Манкаль, — сказала она, — вы самый ловкий и самый честный человек из всех, кого я только знаю! — Я надеюсь, что госпожа герцогиня позволит мне отчитаться. У меня в портфеле деньги, полученные за бумаги… — У тебя с собой триста пятьдесят тысяч франков?! — Вот они! — сказал Манкаль. Герцогиня поспешно схватила связку билетов и дрожащей рукой начала их пересчитывать. — Счет верен? — спросил Манкаль. — Да! Да!… Триста пятьдесят тысяч. О! Это будто сон! — Капля в море! — заметил Манкаль. — Что ты хочешь сказать? Что я богата?… Да, у меня много золота… Мое состояние огромно… Но я хочу больше, еще больше!… Вдруг герцогиня умолкла. Ей пришла в голову внезапная мысль. Нельзя было не вознаградить человека, не только спасшего ее от потери, но еще принесшего ей большую выгоду. Манкаль стоял молча, скрестив руки. Быстрым движением она выдернула из пачки несколько билетов и протянула их Манкалю. — Берите, — сказала она, — всякий труд должен быть вознагражден. Манкаль не шевелился. — Как? Разве этого недостаточно? — спросила с удивлением Тения. — Это слишком много! — Я никогда не считаю, когда даю, — заметила высокомерно герцогиня. Манкаль улыбнулся. — Госпожа герцогиня не совсем верно меня поняла. Я и не думал пренебрегать ее великодушными предложениями… Но я умоляю дать мне другую награду… — Я вас не понимаю! Манкаль не спеша сел в кресло и положил на колени свою шляпу. Затем, сохраняя тот же заискивающий тон, он обратился к герцогине со следующим вопросом: — Не сохранилось ли у госпожи герцогини несколько капель того яду, который убил герцога, ее мужа? Глухой крик вырвался из груди Тении. Бледная, как смерть, широко раскрыв глаза, она с ужасом смотрела на человека, минуту назад такого почтительного и заискивающего, а теперь так неожиданно бросившего ей в лицо страшное обвинение. Манкаль продолжал: — Я надеюсь, что госпожа герцогиня уверена в моем искреннем желании быть ей полезным. Я повинуюсь не простому любопытству, поэтому умоляю вас ответить мне! К этому времени хладнокровие уже вернулось к герцогине. — Вы с ума сошли, господин Манкаль, — сказала она. — Мне жаль вас, и потому только я не приказываю слугам выбросить вас за дверь… Манкаль сделал протестующий жест. — Я только хочу спросить, — продолжал он, — хорошо ли уничтожила госпожа герцогиня следы преступления, жертвой которого стал ее муж, герцог де Торрес? Тения закусила губы до крови. — Я не понимаю вашего вопроса, — сказала она. — Герцог умер, окруженный докторами, которые определили, какого рода была его болезнь. — Да, я это знаю. Однако одна особа, имя которой, быть может, не совсем неизвестно госпоже, утверждает, что доктора могли ошибаться… — О ком это вы говорите? — спросила герцогиня де Торрес. — Его имя? А! Постойте!… В эту минуту я не могу вспомнить его. Только могу рассказать вам некоторые подробности. Это было пятнадцать месяцев тому назад, когда госпожа де Торрес была всего шесть месяцев замужем за герцогом, состояние которого, очень значительное, было отписано ей согласно контракту. Подобный шаг может объяснить только безграничная страсть. Так или иначе, но это было сделано… На шестом месяце брака, однажды вечером, если память мне не изменяет, в октябре месяце, по одной из улиц Батиньоля, называемой Шмек-де-Беф, не обращая внимания на туман и дождь, шла женщина, довольно просто одетая, но ее манеры, наружность, походка странно противоречили простоте ее туалета… Герцогиня, опустив голову, слушала, не смея произнести ни слова. Голос бывшего каторжника принял отличавший его металлический тембр, Бискар отчеканивал каждую фразу как бы для того, чтобы еще усилить впечатление. — Я считаю, — продолжал он, — бесполезным останавливаться на странности места, где произошла сцена, которую я сейчас опишу. Грязная, мрачная улица должна была произвести на незнакомку неприятное впечатление, но она ни минуты не колебалась и твердыми шагами шла к своей цели. При свете фонаря можно было заметить группу строений, окутанных густым туманом. Один из домов стоял немного поодаль от других. К нему-то и направилась незнакомка. Она осторожно постучала в дверь, которая тотчас же отворилась, и вошла в низкую, но довольно большую комнату, где ждал ее старик с профилем хищной птицы. Его голова была покрыта лесом густых седых волос. Дымная свеча освещала комнату и позволяла видеть глубокие морщины, избороздившие его лицо… Он встретил незнакомку со всеми изъявлениями почтения. По-видимому, она была здесь уже не впервые, так как она сказала: «Приготовили вы то, что обещали?» На эти слова старик отвечал поклоном и, подойдя к грубо сколоченному столу, заваленному ретортами и склянками всех форм и размеров, выбрал некоторые из них и, пригласив посетительницу присесть, вышел в другую комнату, откуда виднелся красноватый отблеск пылающего горна. Через четверть часа старик вернулся, держа в руке маленький герметически закупоренный пузырек с какой-то беловатой жидкостью. «Вы не забыли моих инструкций?» — спросил он, подавая пузырек посетительнице. «Нет». «Позвольте мне, однако, повторить вам их. Чтобы эта жидкость привела к… желаемому вами результату, необходимо строго исполнить мои указания. Особенно надо остерегаться нетерпения… Необходимая доза — капля утром и вечером с промежутками не менее десяти часов. В случае если до четвертого дня случится какое-нибудь легкое недомогание, надо подождать сутки и снова продолжать, аккуратно отмеривая дозы. Тогда на седьмой день произойдет удар и паралич половины тела. Природа докончит остальное… а через пятьдесят часов все будет полностью завершено». Незнакомка выслушала эти слова с большим вниманием. Когда он умолк, она вынула кошелек с двумя тысячами франков и, отдав его старику в обмен на склянку яда, поспешила уйти… Спустя семь дней герцог де Торрес, еще молодой и здоровый, вдруг, в разгар великосветского бала, неожиданно упал, пораженный апоплексическим ударом. Все усилия докторов были тщетны, и герцогиня де Торрес вскоре стала вдовой и обладательницей четырех миллионов, которые с тех пор удвоились благодаря счастливым спекуляциям. Что скажете вы, герцогиня, об этом коротком, но поучительном рассказе? Тения уже успела овладеть собой. Ее лицо, покрытое мертвенной бледностью, ничего не выражало. Ни один мускул, ни одна черточка его не дрогнули… Когда Манкаль закончил, она поднялась и, протянув руку, дернула шнурок сонетки. — Берегитесь, герцогиня! — сказал Манкаль. — Не искушайте меня!… Он решил, что Тения хочет приказать лакеям выбросить его за дверь. Вошел слуга. — Два прибора, — сказала герцогиня. — Господин завтракает у меня… Прийти к врагу или, по крайней мере, к противнику, бросить ему в лицо страшные обвинения, надеяться держать его, как выражаются поэты под железной пятой… а получить приглашение к завтраку — вот что можно причислить к самым неожиданным сюрпризам! Манкаль почувствовал, что его удар наполовину отпарирован. — Вы согласны? Не так ли? — спросила герцогиня, обращаясь к нему с самой любезной улыбкой. — Конечно… У меня нет причин отказываться, — прошептал Манкаль, спрашивая себя с беспокойством, что все это могло значить. — Вы мне позволите оставить вас на минутку? — продолжала Тения. — Я так спешила принять вас, что не успела заняться туалетом, я так выгляжу, что можно испугаться… Манкаль поспешил опровергнуть это заявление. И Волк способен быть вежливым… Герцогиня исчезла. Манкаль невольно спрашивал себя, не сон ли все это. Он начинал чувствовать беспокойство. Эта женщина, которую он думал держать в своей власти, в которой он надеялся найти послушное орудие, казалось, готова была ускользнуть от него. Спустя несколько минут, герцогиня вернулась, одетая в пеньюар розового атласа с кружевами и жемчугом. Почти в ту же минуту на пороге появился слуга и торжественно провозгласил: — Кушать подано! Немного спустя, Манкаль и герцогиня уже сидели друг против друга в столовой, роскошно отделанной розовым деревом. Ни тот, ни другая не выказывали ни малейшего смущения или замешательства. Герцогиня с самой изысканной любезностью и грацией угощала бывшего каторжника, который отдал должное изысканным яствам и отборным винам. «Она меня не знает, если думает напоить меня», — говорил он себе. Когда был подан десерт, слуги по знаку герцогини удалились, и она осталась наедине с Манкалем. Облокотившись на стол, она взглянула в лицо своему собеседнику и сказала: — Итак, вы сейчас говорили, любезный господин Манкаль, что я отравила герцога де Торрес? Молния, упавшая к ногам негодяя, поразила бы его не более этого простого вопроса, произнесенного так спокойно, как будто бы герцогиня предлагала ему стакан вина. — Что?! — воскликнул он. — Разве вы забыли тот интересный рассказ, который мне изложили час назад? На минуту воцарилось молчание. Манкаль мобилизовал всю силу своей воли. Он оценил ситуацию и несколько успокоился относительно действий хозяйки дома. — Да, я, признаться, не думал об этой мелочи! — сказал он, смеясь. — Позволите вы мне обратиться к вам с одним вопросом? — На это не требуется никакого позволения. — Я хотела бы знать, от кого узнали вы все эти потрясающие подробности, которые излагали с таким драматизмом? — Я могу удовлетворить ваше любопытство. Я хорошо знаю старика из Батиньоля. — А! Значит, он еще жив? — В свою очередь, позвольте заметить, что вы знаете это не хуже меня… так как вы дали… кое-кому… совет, который помог этой особе войти в сношения с отравителем. — Вы правы, — просто ответила Тения. — Но я не думала, что вы его знаете… — Это мой близкий друг, — сказал, смеясь, Манкаль, — и я должен признаться, что мне известны все его секреты. Если хотите, я могу передать вам до последнего слова разговор барона де Сильвереаля с господином Блазиасом. Манкаль заметил, что рука герцогини слегка дрогнула. — Значит, метр Блазиас… — сказала она. — Не кто иной, как старый отравитель из Батиньоля. — И эти две особы объединяются в образе господина Манкаля, поверенного герцогини де Торрес! Игра переходила в новую фазу. — Теперь вам ясно, — заметил Манкаль, — почему ваш поверенный знает так хорошо батиньольскую историю. — Вы знаете довольно опасные факты из моего прошлого, — сказала герцогиня, — значит, вы пришли ко мне с целью, как это называют, если я не ошибаюсь, — шантажа? Невозможно передать изысканную насмешливость тона этого циничного замечания. — Приступим к делу, — продолжала герцогиня, — так как, возможно, у вас остается немного времени на разговоры со мной. — Я весь к вашим услугам… Мне некуда спешить… — Вы меня не поняли. Я очень любопытна, и мне хочется узнать, какие вы предложите условия… Поэтому я советую вам поторопиться. — Поторопиться?… Но я не знаю… — Вы теряете драгоценное время, так как вы, сами того не подозревая, не можете посвятить мне более десяти минут. Манкаль вскочил, бледный как смерть. К нему вернулись недавние опасения. — Вы должны объяснить свои слова, иначе… — Иначе?… О, нет, с вами невозможно разговаривать! Если вы так уж наивны, извольте… С этими словами герцогиня вынула маленький флакон. С первого взгляда Манкаль узнал его. Это был тот самый, который он некогда продал отравительнице за две тысячи франков! Он был пуст. Смятение каторжника было таково, что он должен был прислониться к стене, чтобы не упасть. Холодный пот выступил у него на лбу. — Вы сделали это, — прошептал он хриплым голосом. — Конечно! — ответила Тения. — Как видите, я способная ученица! Манкаль вздрогнул, и глаза его налились кровью. — Гадина! — крикнул он, схватив со стола нож. Но в ту же минуту, когда он хотел броситься на герцогиню, она откинулась на спинку кресла с таким звонким, веселым смехом, что он невольно остановился. — Любезный Манкаль, — сказала она, — а ведь вы слабее, чем я думала. Успокойтесь! Вы пили самое безвредное вино. По мере того, как она говорила, искаженное лицо Манкаля прояснялось. — Довольно, — сказал он, выпуская из рук нож, — я побежден. Вы слишком сильный противник. Тения встала и, подойдя к Манкалю, положила руку ему на плечо. — Я могу быть вам полезной, — сказала она. — Нам надо переговорить, и на этот раз без всяких уловок. Карты на стол! Чего вы хотите от меня? Если вы будете откровенны, я скажу вам, чего я хочу от вас! — Хорошо, — сказал Манкаль. — У меня есть цель в жизни и я хочу, чтобы вы помогли мне ее достичь. — У меня тоже есть цель, — сказала герцогиня, голос которой слегка изменился. — Поможете вы мне? — Я вам клянусь! — Я не верю клятвам. — Хорошо… Какова цель вашей жизни? — Почему же я должна говорить первой? Манкаль поклонился. — Потому что вы сильнее меня! — заметил он. — Это ложь. Хотите, Манкаль, я скажу вам сейчас, почему, держа в руках вашу жизнь, я вас не отравила? Манкаль невольно вздрогнул, — Во-первых, — продолжала герцогиня, — мне трудно было бы избавиться от вашего трупа… Во-вторых, потому, что из всех мошенников, которые только попадали мне под руку, вы, говоря без лести, самый совершенный. — Вы мне льстите! — сказал, улыбаясь Манкаль. — Но мне кажется, что в плане преступности я уступаю вам… — О! Пожалуйста, без комплиментов! Мы друг друга стоим! Остается узнать, к чему мы стремимся и можно ли согласовать наши планы. Для меня достаточно одного слова. Можете вы коротко и ясно охарактеризовать вашу цель? — Я ненавижу! — сказал Манкаль, глядя в глаза герцогини. — А я любила, но теперь ненавижу. — Я, — продолжал Манкаль, — ненавижу потому, что любил, поэтому я вас понимаю. Несколько минут царило молчание. Очевидно, каждый колебался, прежде чем высказаться откровенно. — Нам остается произнести два имени, — сказала Тения. — Кого вы ненавидите? Кого я любила? — Та, кого я ненавижу, — маркиза Мария де Фаверей. — А я ненавижу Армана де Бернэ. Радостный крик вырвался из груди Манкаля, — А! Какое сочетание! — воскликнул он. — Арман де Бернэ любит Матильду де Сильвереаль, сестру маркизы Фаверей! — Матильду де Сильвереаль? — спросила, задыхаясь от волнения, герцогиня. — Разве вы этого не знали? — Значит, эта женщина, смерти которой жаждет барон Сильвереаль… — Ваша соперница. — Нет! Это невозможно! Как Арман мог полюбить ее? Разве она лучше меня? При этих словах герцогиня гордо подняла голову, как бы говоря: «Кто посмеет сравнить меня с кем-нибудь?» — Он любит ее! — повторил Бискар. — Это верно. Я видел несколько часов тому назад, как он в страстном порыве сжимал ее руки. — Молчите! Вы лжете! Манкаль взглянул на герцогиню. Ее глаза сверкали бешеным гневом. Ее бледность была такова, что, казалось, жизнь готова немедленно покинуть это роскошное тело. — Вы не знаете, что я выстрадала! — продолжала она. — Я отвергала умных, знатных, могущественных, у моих ног я видела людей, полных молодости и силы, как Марсиаль, подстерегающих мои желания, покоряющихся самым жестоким моим капризам. И я смеялась! Но — этот Арман! От него я не видела ничего, кроме презрения! Она замолчала, как бы подавленная тяжестью своих мыслей. — Это было несколько месяцев назад. Я ехала в карете по аллее Елисейских полей. Вдруг раздался крик. Какая-то женщина — нищая — попала под лошадей. Вперед! — крикнула я кучеру. Что было мне за дело до этой нищей? Но в это время какой-то человек бросился к лошадям и удержал их. Это был Арман де Бернэ. Наши взгляды встретились, Невозможно описать, что ощутила я в эту минуту! Его взгляд наголову разгромил все мои силы сопротивления! Я закрыла глаза… Потом я открыла их. Он был еще тут, склонясь над упавшей женщиной. Толпа начала угрожать мне. Он поднял голову и одним жестом заставил всех замолчать. Между тем женщина уже пришла в себя и благодарила Армана. Она была ушиблена не опасно. Я вынула кошелек и хотела бросить его ей, но Арман взглянул на меня, и я не осмелилась. Ах! Если бы вы знали, сколько презрения прочла я в его волевом лице! Безумный гнев боролся во мне с каким-то непонятным ужасом. Он поднял нищую и подошел к карете. «Выходите!» — сказал он мне сухо. «Выходите!» — повторил он, видя, что я колеблюсь. И я, я, никогда не склонявшаяся ни перед просьбой, ни перед мольбой, я не могла противиться! Уложив нищую в карету, он дал кучеру свой адрес и велел везти ее. Слуга колебался, он ждал, что я подтвержу приказание. Еще раз Арман взглянул на меня, и я сказала слуге: «Делайте, как вам велено!» Экипаж умчался, а я осталась среди толпы, униженная, дрожащая. Я не шевелилась, ожидая, что он заговорит со мной. В эту минуту я отдала бы жизнь за одно его слово! Знаете, что он сделал? Бледные губы герцогини дрожали. — Он взглянул в последний раз мне в лицо и удалился, оставив меня одну среди смеющейся толпы. Я испугалась, да! У меня не было даже той лихорадочной энергии, которую дает гнев. Я убежала, закрыв лицо вуалью. Я бросилась в первый попавшийся фиакр и там, обезумев от горя, я заплакала. Это были первые мои слезы за многие годы. Этот человек вырвал их у меня. И я не возненавидела его! Я его любила! Я хотела его увидеть. Мне стыдно вспоминать, чего только я ни делала для этого! Да, я за ним следила. Я старалась встречаться с ним на улицах. Я умоляла всех, кого знала, убедить его прийти ко мне. Я ему писала. На мои письма он не отвечал. Я постоянно расспрашивала о нем, и то, что я узнала, еще более усилило мою страсть. Его таинственная жизнь, вся посвященная науке, уважение, которое этот человек внушил всем, все это еще более опьяняло меня, и с болью в сердце я повторяла: он не любит меня, он меня презирает и ненавидит! Теперь вы говорите, что он любит другую. По крайней мере я найду пищу огню, который сжигает мое сердце! Если мне невозможно любить, я спасусь от отчаяния ненавистью! Герцогиня замолчала, дрожа от волнения. — Надо погубить эту женщину,— сказал Манкаль, — помогите мне и, клянусь вам, я отомщу за вас! — Чего вы хотите от меня? — Вы ждете сегодня барона де Сильвереаля? — А! Дело касается его? — Слушайте, герцогиня де Торрес. Случай, адский случай дал нам одних и тех же врагов. Я ненавижу маркизу де Фаверей, вы жаждете гибели ее сестры. Мы должны поразить их любовь, их честь… Но это еще не все… Манкаль приблизился к герцогине и продолжал, понизив голос: — Вы высказались не вполне откровенно. — Я? — Эта страсть не единственная, которая владеет вами. Есть еще и другая, более глубокая… — Я не понимаю вас… — Это любовь к золоту, это любовь к богатству, это страсть без границ… Герцогиня, не проронив ни слова, опустила голову. — Вы богаты,— продолжал Манкаль, — но если вы согласитесь помочь мне, я удесятерю ваше богатство! Манкаль рассчитал верно. Сколько раз, одна, когда вокруг воцарялась тишина, эта пресыщенная женщина запиралась в описанном нами будуаре и там, охваченная какой-то лихорадкой, погружала руки в золото и драгоценные камни, дрожа от звона металла, ослепленная блеском бриллиантов… Эта болезненная страсть овладела всем ее существом. Она внимательно слушала, устремив глаза на Манкаля. — Вы понимаете, — продолжал он. — Я вам предлагаю договор, союз, в котором каждый из нас будет помогать другому всеми своими силами, всем своим могуществом. — Могуществом! — повторила Тения. — А! Это слово вас удивляет, особенно в устах какого-то Манкаля, агента, который в ваших глазах имеет значение только как ловкий биржевой игрок! Но, если вы, герцогиня де Торрес, сильны вашей красотой, вашим умом, вашим богатством, то ваш скромный агент Манкаль обладает властью, которая может бороться против всех человеческих сил! С этими словами он поднялся, глаза его сверкнули мрачным огнем, фигура обрела мощь. Сквозь маску Манкаля сквозил король Волков. — Вместе мы можем покорить свет, так как мы — Зло! — продолжал он. — Вы — роковая и жестокая красота. Я — медленная ненависть. Будем же бороться с нашими врагами, они скоро запросят пощады, но ее не получит никто! — Вы правы, — прошептала Тения. — Я хочу бросить в лицо этому лицемерному обществу те оскорбления, которыми оно меня осыпало. Но это богатство, о котором вы сейчас говорили… — Я дам вам его. Но отвечайте: вы готовы принять мои условия? — Каковы они? — Позвоните, прошу вас… Герцогиня машинально повиновалась. Вошел слуга. — Не приходил ли молодой человек на прием к госпоже герцогине? — спросил Манкаль. — Госпожа герцогиня запретила беспокоить ее, и я проводил этого господина в библиотеку, где он ждет, когда госпоже будет угодно принять его. — Хорошо, — сказал Манкаль. — Немного погодя введите его сюда. Слуга вышел. — Что это за молодой человек? — спросила герцогиня. — Подождите. Вот мои условия: я хочу, чтобы он вас полюбил. Герцогиня улыбнулась. — Я уверена в себе, — сказала она. — Я хочу, — продолжал Манкаль, — чтобы вы довели его до безумия, чтобы вы возбудили в нем страсть такую сильную, такую необоримую… — Зачем? — Чтобы она могла довести его… до преступления, — прибавил Манкаль, понижая голос. Герцогиня вздрогнула. — Вы его так ненавидите? — спросила она. — Да! — А в обмен на эту помощь, что вы предложите мне в свою очередь? — Я вам обещаю богатство, размеры которого вы и не представляете себе. — Вы смеетесь надо мной! — Сегодня вечером придет барон де Сильвереаль… — Я это знаю. — Этот человек владеет секретом, который у него необходимо вырвать. Я буду здесь… тайно. Вы будете с ним наедине. Через час я пришлю вам букет. Остерегайтесь нюхать его… Затем вы дадите барону красный цветок, который будет в середине букета. Я не стану оскорблять вас сомнением, что барон поднесет его к губам… — И тогда? — Остальное мое дело. Мы узнаем, не обманули ли меня мои предчувствия… И тогда мечты, которые вас ослепляют, могут осуществиться… — Вы, значит, еще не совсем уверены? — Не требуйте от меня ничего более. Подождите до вечера. И тогда, герцогиня, можно будет или заставить ваших врагов склониться перед вами, или, по крайней мере, отомстить им! — Я подожду. Но этот молодой человек? — Сегодня я попрошу от вас очень немногого. Вы только примите его при мне и одобрите все, что я скажу. — Я согласна. Но что докажет мне, что вы меня не обманываете иллюзорными надеждами, пытаясь лишь обеспечить мою помощь вашим личным проектам? — Герцогиня, — сказал Манкаль, — между людьми, такими, как мы, клятвы не имеют цены. Но взгляните на меня хорошенько и скажите, может ли человек, который так глубоко ненавидит, унизиться до мелких интриг? — Я даю вам кредит до вечера, — сказала, улыбаясь, герцогиня, протягивая руку Бискару. — Благодарю вас. Теперь — каждому свою роль! Велите впустить этого молодого человека. Спустя минуту дверь отворилась и лакей доложил: — Господин граф де Шерлю! Вошел Жако. Да, это был тот самый Жако, которого мы несколько часов тому назад видели в таверне Дьюлуфе! Сейчас он явился с именем и титулом графа Шерлю… Странная перемена, но, однако, не более странная, чем та, которая произошла в наружности молодого человека. Откуда взялся этот аристократический вид, эта изысканная простота туалета?… Жак де Шерлю был невысокого роста, но хорошо сложен. На лице его еще виднелись следы недавних потрясений, но выражение усталости только усиливало его привлекательность. В эту минуту он был заметно взволнован. Происшедшая с ним метаморфоза казалась ему невероятной. Как! Вчера еще он был бедным, преследуемым несчастьями рабочим, а сегодня его принимает одна из красивейших женщин Парижа! — Герцогиня, — сказал Манкаль, — позвольте мне представить вам графа Жака де Шерлю и прошу вас одарить его своим расположением. Жак в смущении глядел на Тению. Да и кто в двадцать лет мог бы спокойно смотреть на это создание, из-за которого Марсиаль забыл свою мать? Жак не слышал и не видел ничего. Вся душа его сосредоточилась в восхищенных глазах, а с дрожащих губ, казалось, готовы были сорваться слова любви. — Ваша рекомендация всемогуща, вы это знаете, — сказала герцогиня, взглянув на Манкаля. — Но имя и молодость графа де Шерлю говорят в его пользу больше, чем ваши слова… — Герцогиня, — сказал Жако, — я, право, не знаю, как высказать… — Дело в том, — начал снова Манкаль, внимательно следивший за волнением, которое все более и более овладевало Жаком. — что граф де Шерлю вследствие различных обстоятельств, которые я не премину объяснить вам, находится в очень странном положении: до этого дня он не знал ни своего имени, ни общественного положения… Я хочу просить вас быть его покровительницей, его добрым ангелом и открыть ему двери света, где. я уверен, он займет достойное место. Граф. желая изучить нравы, обычаи и законы общества, выразил желание устроиться при особе какого-нибудь из наших вельмож… в качестве, например, секретаря… Скажите, граф, верно ли я передаю ваши пожелания? Жак, который в это время наслаждался созерцанием красоты хозяйки дома, вздрогнул и поднял голову. — Действительно, герцогиня, — сказал он, стараясь говорить спокойно, — все, что произошло со мной, так необыкновенно, что я едва смею верить в это чудо и должен признаться, что на пороге света, который я видел только в мечтах юности, я колеблюсь… я почти боюсь… Господин Манкаль дал мне надежду, что герцогиня де Торрес сжалится над моей неопытностью… Я прихожу к вам как проситель и умоляю вас не отталкивать меня! О! Если бы он мог понять взгляд, которым обменялись Манкаль и герцогиня! «Пусть он вас полюбит!» — говорил взгляд Манкаля. «Он полюбит меня! Он уже любит», — отвечала Тения. — Граф, — сказала она, — с этой минуты я вполне к вашим услугам. Что бы вы у меня ни просили, я употреблю все свое влияние, чтобы исполнить ваши желания… — Если я хорошо понял желание графа, — вмешался Манкаль, — человек, который бы ввел графа в свет, должен обладать не только положением, но и пользоваться всеобщим уважением… — Без сомнения. — Поэтому я осмелюсь заявить, что во всем Париже удовлетворяет этим требованиям только один человек, которого сама герцогиня почтила особым уважением. — Его имя? — Разве вы не угадали? Я говорю о герцоге де Белене! Тения взглянула на Манкаля, пытаясь определить цель, к которой он стремился. Но бывший каторжник надел уже непроницаемую маску почтительной вежливости. Что же касается Жако, то он, как говорится, слушал не слыша. Он пожирал глазами герцогиню и в пылу этого бессознательного обожания мало заботился о смысле разговора, предметом которого он был. — Я уже имел честь, — продолжал Манкаль, — переговорить с герцогиней по этому поводу, и я убежден, что рекомендация герцогини де Торрес окончательно решит дело в пользу графа. Герцогиня взглянула на Жако, который покраснел и опустил глаза. — А ваше мнение, граф де Шерлю? Я к вам обращаюсь, граф! Знайте, — сказала Тения, улыбаясь, — что если скромность и приличествует молодости, она, однако, может повредить вам там, куда вы готовитесь вступить… — Герцогиня, — отвечал Жако, — если вы удостоите меня вашего покровительства, можете не сомневаться, что я сумею оправдать его… — Что ж, пусть исполнится желание моего друга Манкаля, — сказала, поднимаясь, герцогиня. С грацией, наполненной опьяняющим сладострастием, секретом которой владеют только знаменитые куртизанки, она подошла к столу и набросала несколько слов. — Так как вы позволяете мне принять на себя роль доброй феи, — сказала она, обращаясь к Жако, — ступайте от моего имени к герцогу де Белену. Вам не найти друга и наставника, более достойного во всех отношениях вашего уважения и доверия… Я объяснила ему в нескольких словах ваше положение. Руки Жако дрожали, когда он брал письмо из рук герцогини. — Ступайте, граф, — сказала она, — и позвольте мне надеяться, что вы не забудете слишком скоро ту, которая имела счастье оказать вам эту ничтожную услугу… С этими словами она протянула ему руку. Жако поклонился и невольным движением поднес ее к губам. Она не сопротивлялась… Дрожь пробежала по телу Жако, и он, как помешанный, бросился вон. — Ну что, мой любезный союзник, — спросила Тения Манкаля, — довольны ли вы мной? Прежде чем идти далее, объясним в нескольких словах, каким образом Жако, рабочий, вдруг стал графом де Шерлю. Действительно, ничего не может быть проще. Настоящий граф де Шерлю был один из тех людей, которые, пресытившись всевозможными излишествами, постепенно опускаются до состояния нищеты. Однажды его встретил Манкаль, и в его голове зародилась адская мысль. За сто тысяч франков граф де Шерлю написал завещание в пользу Жако и признал его своим сыном. В завещании было упомянуто о самой банальной истории соблазнения. Ничего не могло быть проще и естественнее… Затем граф бросился, очертя голову, в водоворот парижской жизни. Его истощенный организм не выдержал, и два месяца спустя он умер от разрыва артерии. Тогда Манкаль сообщил Жако, что он, бездомный сирота, — единственный наследник имени и состояния знатного графа и отныне он уже не Жако, а Жак, граф де Шерлю… |
||
|