"Пятая книга" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)

Глава 15

В начале второй декады сентября я написал статью по поводу операции в Тихом океане. И в самом ее конце обратил внимание на один момент, который пока не получил должного отклика. Но ведь получит, и совсем не тот, что нам нужен, если пустить дело на самотек! И я объявил, что блестящая операция японско-русского соединения была еще и ярким примером военного гуманизма. Ведь после потери авианосца у американцев оставалось одна единственная альтернатива — или гибель, или сдача. Идти назад? Так ведь топлива если и хватит, то впритык и самым экономичным ходом. И кто им это позволил бы? Но поначалу американцы этого еще не понимали. И тут адмирал Того, вместо самого простого решения — перетопить всех на хрен — применил вразумляющий прием, достойный внесения в анналы мирового военного искусства. Вы не обращали внимание, вопросил я далее своих читателей, насколько продуктивно думается в сортире? Причем тут есть и еще одна тонкость — попробуйте, тужась в позе горного орла, подумать о чем-нибудь самопожертвенном, о геройской гибели за какие-то там идеалы демократии… Вряд ли получится, уверяю вас. Вот японский адмирал и изобрел способ сподвигнуть экипажи американских кораблей к взвешенным размышлениям. Они у него этим занимались большую часть суток! И ведь насколько деликатно он поступил — забрасывал американцев не своим дерьмом, а их родным. Щадил, то есть, национальную гордость противника. Так что теперь Америка не потеряла своих сынов, как могло бы случиться при ином развитии событий. Вылечим мы этих дристунов и после войны вернем на родину, на Гавайях они нам и даром не нужны.

Тем временем под контроль восставших переходила все большая часть ирландской территории, и два дня назад был окружен Белфаст. То, что в конце концов его возьмут, особых сомнений ни у кого не вызывало, в том числе и у оборонявших его англичан. В силу чего была предпринята отчаянная попытка — воспользовавшись туманом, из Белфаста вышел «Титаник», вообще-то считавшийся еще недостроенным. Но это не помешало ему под завязку нагрузиться беженцами и на своем двадцатипятиузловом ходу рвануть к берегам Англии.

— Эх, айсберга на него нет! — вздохнул узнавший об этом Гоша.

— То есть как это нет? — удивился я. — Операцией по перехвату руководит командир Афе… то есть тьфу, Ахерона, капитан первого ранга Николай Наумович Айсберг. Вот ближе к утру и узнаем, чем кончится встреча этих двоих в здешнем мире.

— Опять утопнет?

— Окстись, у нас что, всяких Титаников уже девать некуда, чтобы за просто так топить этот замечательный пароход? Если тебе не нужен, я выкуплю, а то, действительно, мне ведь даже не на чем на дачу плавать.

— Да так себе он для океана, — поморщился Гоша, — живучесть совершенно недостаточная. Вот помпезность и роскошь — этого у него не отнимешь.

— Ну вот, а я только губы раскатал… Ладно, тогда перегоним его на Черное море, и пусть народ на нем отдыхает путем совершения вояжей из Одессы в Сухуми, а потом через Турцию обратно. Там-то не утонет, надеюсь? Черное море люди и на надувных матрасах переплывали.

Как я и предполагал, при встрече со вдруг вынырнувшей прямо по его курсу подлодкой капитан «Титаника» проявил благоразумие. Тем более что лодка выставила на его пути несколько плавучих мин с радиоподрывом, ну и взорвала их. Одна грохнула под самым носом лайнера, так что у него даже образовалась небольшая течь. Правда, если бы капитан знал, что Айсбергу категорически запрещено торпедировать его посудину, потому как там гражданских было раза в два больше, чем солдат, может, он и проявил бы побольше решительности… В общем, «Титаник» послушно лег в дрейф, а через час к месту событий прибыл «Коршун», удрать от которого этот пароход уже не мог ни при каких обстоятельствах. После чего арестанта повели в Танжер — пусть постоит там, пока плавание по Средиземному морю не станет безопасным, тогда и перегоним к месту постоянной работы.

Но это, несмотря на впечатляющие размеры ставшего нашим парохода, все-таки была мелочь. А не мелочь заключалась в том, что этим утром мы с Гошей ждали двоих гостей. Первый из них, Вилли, уже подлетал к Гатчине на своем новом самолете «Юнкерс Левиафан», ибо его цеппелин «Дойчланд» в условиях войны становился слишком уж уязвимым. Второй только собирался, в данный момент разглядывая в зеркале, все ли в порядке с его мундиром. Но ехать ему было от силы полчаса, ибо для адмирала Макарова без пятнадцати одиннадцать являлось не утром, а разгаром рабочего дня, и он собирался к нам из адмиралтейства.

Степан Осипович убедился, что мундир сидит безукоризненно, и глянул на ординарца.

— Автомобиль ждет, — доложил тот.

Адмирал кивнул и пошел к лестнице. Как ни хотелось ему убедить себя в обратном, он заметно волновался…

Когда, выздоровев после ранения в Желтом море, Макаров получил императорский приказ заняться северным морским путем, он воспринял это как замаскированную ссылку. Однако, войдя в курс дела, убедился, что и Георгий Первый, и его канцлер Найденов считают создание Северного флота и открытие Севморпути важнейшей задачей. Город Найденовск вырос буквально на пустом месте и всего за два года. Макаров с головой ушел в новые заботы, стараясь не думать о вконец подорванном последним тяжелым ранением здоровье. Но получалось плохо. Ладно, он научился держать руки так, чтобы не видно было трясущихся пальцев, не снимал фуражки на людях, потому что иначе все увидели бы периодическую судорогу, сводящую кожу на лбу. Но приступы головной боли чем дальше, тем становились сильнее и случались чаще. Так что весть о том, что в первый поход по Севморпути эскадру поведет генерал-адмирал, Степан Осипович принял без особого протеста — понимал, что с его здоровьем он будет там только обузой. Ну и кончилось это тем, что во время очередного приступа он потерял сознание прямо на совещании.

Очнулся он в самолете, причем не в «Кошке», а «Кондоре». Рядом был Боткин и еще кто-то незнакомый. Через минуту подошел Найденов, с которым они даже несколько сдружились за последние два года. Во всяком случае, перешли на «ты».

— Георгий Андреевич, больному нельзя волноваться! — видимо, не в первый раз предупредил Боткин канцлера и отошел, чтобы не мешать беседе.

— Слышал? — поинтересовался канцлер у адмирала. — Так что не волнуйся, мы тебя вылечим. От всего, блин, что ты накопил за жизнь, но главное — от дурости! Что тебе мешало сразу сказать, что тебя после японской войны не долечили? Я-то думал, чего это он даже в сортир в этой своей шляпе ходит… Боялся, что в отставку выпрем по состоянию здоровья? Вот я и говорю, от такого лечить надо.

— Да кто ты такой, чтобы я тебе во всем исповедовался? — начал было заводиться Макаров. — Канцлер? Ну и канцлерствуй перед кем хочешь, а передо мной не надо.

— Да, я канцлер, — как-то необычно серьезно подтвердил Найденов, — только ты назвал титул не полностью. Слово «государственный» перед ним мы пока опустим, а вот дальше идет «Российской Империи». Мне ты ничего не должен, а вот ей — очень даже! И себе ты перестал принадлежать уже давно, еще когда стал адмиралом. Так что не рыпайся, твое здоровье — это государственное достояние, и в ближайшее время именно я им и займусь.

Потом последовал месяц в недавно открытой Императорской клинической больнице, откуда его пару раз возили на какие-то процедуры в Гатчину, к Найденову. Макаров ничего про них не мог сказать, ибо они начинались с того, что ему давали две таблетки какого-то сильного снотворного, но именно после этих поездок он начинал чувствовать себя значительно лучше. И, наконец, доктор Боткин заявил ему, что он здоров, причем здоров даже более, чем это положено среднему шестидесятидвухлетнему человеку.

У выхода из клиники адмирала ждал Найденов.

— Садись, подвезу, — раскрыл он дверь своего лимузина перед Степаном Осиповичем.

Кортеж доехал до Адмиралтейства минут за сорок. Но машина канцлера почему-то не остановилась у центрального входа, а обогнула здание и выехала на набережную. Прямо напротив ТЭЦ с держащими трубу тремя атлантами был построен небольшой причал точно под размер стоящего у него катамарана.

— «Герасим», — пояснил канцлер. — Без капремонта в океан его выпускать нельзя, а ремонтировать экономически бессмысленно, никакого военного значения он уже не имеет. Но плавать по Маркизовой луже еще вполне пригоден. Сорок узлов, понятно, он сейчас не выдаст, но тридцать пять — запросто. Второй точно такой же причал — в Кронштадте, у конца Арсенального переулка. То есть от твоего дома — пять минут неспешным шагом. Как ты, наверное, уже догадался, это для того, чтобы некий адмирал Макаров ночевал в кругу семьи, а не в закутке за кабинетом, а то мне твоя Капитолина Николаевна жаловалась на такие привычки своего мужа. Так что сейчас — на «Геру» и домой, а завтра к одиннадцати в Зимний, за новым назначением. Сыну привет передавай! Ну, до завтра.

Аудиенция у императора, на которой присутствовал и канцлер, началась с того, что его величество поздравил Степана Осиповича с присвоением ему звания адмирала, то есть без приставок «вице» и «контр», и сообщил о назначении на должность начальника создаваемого Оперативно-тактического управления Императорского флота.

— Все материалы по новейшим видам вооружения вам предоставит канцлер, — продолжал Георгий Первый, — и, кроме того, вам дается карт-бланш на привлечение нужных офицеров, как с действующего флота, так и из Трех Жо… извините, Степан Осипович, из Адмиралтейства. Постоянно общаясь с Георгием Андреевичем, нетрудно и вовсе русский язык забыть.

— Да с каких же это пор «адмиралтейство» стало русским словом? — возмутился Найденов. — Типичная иноземщина, а вот то, на чем ваше величество запнулись, как раз и есть наше исконное. И, раз уж мне пришлось вмешаться, позвольте еще раз напомнить про режим секретности. Твой, Осипыч, первый заместитель будет как раз по этой части, я его тебе предоставлю.

— Кто бы сомневался, — махнул рукой Макаров, — причем ты ведь наверняка не одного предоставишь, а с целой сворой.

— Главной задачей нового управления, — продолжил Георгий Первый, — будет разработка теории применения новых вооружений флота. И ее практическая проверка, поначалу на учениях, ибо в силу резко возросшей дальности нового оружия все старые тактические схемы стали непригодными. Основная ударная сила нового флота — авианосцы и ракетные крейсера. Радиус действия самолета-истребителя, с учетом времени над целью, составляет примерно двести пятьдесят километров, торпедоносца — столько же. Бомбардировщик имеет радиус в пятьсот километров. Высотный разведчик, неуязвимый ни для зениток, ни для истребителей противника — полторы тысячи. Радиоуправляемые крылатые ракеты летят на семьдесят километров. Каждое из этих вооружений имеет свои ограничения по погоде. И, наконец, что авианосец, что ракетный крейсер — корабли быстроходные, но практически не бронированные. Вот исходя из этого, вам и надлежит разработать тактику действия новых подразделений нашего флота. Причем для разных условий. Одно дело, когда у противника ничего такого нет. Если у него есть авианосец, пусть и с самолетами хуже наших, это будет уже совсем другая ситуация. И, наконец, надо иметь наработки и на тот случай, если противник вдруг станет обладать оружием, которое не хуже, а в чем-то даже и лучше нашего.

И вот уже пошел третий год, как Макаров руководил новым управлением. Делал он это в полном соответствии со своей любимой присказкой «моряк в море дома, а на земле в гостях», благо здоровье это теперь вполне позволяло. Он не пропустил ни одного крупного учения, участвовал в переходе дивизиона подводных лодок на Канары, прошел ускоренный курс оператора управления крылатыми ракетами. С его подачи были отработаны методы постановки заградительного огня не только универсальным, но и главным калибром. Причем за процессом он наблюдал не только с атакуемых кораблей, но и из кабины воздушного стрелка торпедоносца. Перед самой войной он на «Страхухоли» слетал в Шотландию, к Оркнейским островам, где осмотрел Скапа-Флоу, главную базу английского флота. Но, отлично понимая всю важность своей деятельности на данном посту, в преддверии войны адмирал решил все-таки попроситься на командную должность, однако, прежде чем писать рапорт, просто заехал к Найденову.

— Обедать где будем? — встретил его канцлер. — Если не утерпишь и начнешь говорить о делах, то я сейчас распоряжусь, чтобы еду тащили сюда. А если все же вспомнишь рекомендации Боткина не совмещать прием пищи с решением мировых проблем, то двигаем в столовую.

Макаров выбрал столовую и с немалым удивлением услышал от канцлера:

— Брысь из кабинета, зараза! Да это я не тебе, а Светлой. Брысь, пока швабру не взял!

Из-под дивана выскочила крупная серо-полосатая кошка и опрометью сиганула в открытую дверь.

— Теперь пошли, — закрыл дверь на ключ Найденов, — а то ведь, бывало…

По дороге Макаров спросил, что это за стихи появились на стене ТЭЦ, ранее украшенной физическим формулами.

— Да заехал я как-то к вам с Григоровичем пообщаться, — пояснил Георгий Андреевич, — а он у его величества задержался. Ну, я и скрасил процесс ожидания уточнением общеобразовательного уровня сотрудников вашей почтенной конторы. Что они законы Кирхгофа не знают, я еще не очень удивился. То, что только один смог сформулировать закон Ома для полной цепи, я тоже стерпел. Но когда услышал, что некоторые и в законе Архимеда плавают, при том, что его формула торчит прямо напротив их окна, то понял — тут надо что-то делать. Ну и велел приписать к формуле ее словесное описание, а чтоб лучше запоминалось — в стихах.

Действительно, надпись на стене гласила:

Тело, впёрнутое в воду

Выпирает на свободу

Силой выпертой воды

Телом, впёрнутым туды.

— Вот вернешься к себе, — усмехнулся Найденов, — и можешь проверить, что твои сотрудники лучше запомнили — формулу или эту формулировку.

После обеда Макаров рассказал о своем желании подать рапорт.

— Да, обсуждали мы с его величеством такую возможность, — кивнул канцлер, — и вот к какому выводу пришли. Если бы наш флот был основной морской силой будущей войны, то командовал бы им ты. А немцы бы находились у тебя в оперативном подчинении. Но, по крайней мере количественно, их флот заметно больше, так что дело будет обстоять наоборот. Вариант, когда каждый действует сам по себе, еще хуже. Есть, правда, у меня сомнения, что Шеер нормально справится с командованием… Но небольшие, все-таки умный и опытный мужик. Однако есть. И тут вот какая тонкость — если поначалу ты будешь в его подчинении, то твое превращение в начальника будет воспринято как дополнительное унижение. Флотские — они вообще какие-то больно нежные душой, особенно у немцев. А вот если новый командующий, хоть и русский, но придет со стороны — это уже другое дело. Так что хотелось бы нам приберечь тебя как резерв именно на этот случай… Вот такие дела, Степан Осипович.

И, наконец, вчера Найденов позвонил Макарову и сообщил, что решение о сведении всех военно-морских сил Четверки в два объединенных флота — Атлантический и Тихоокеанский — согласовано на высшем уровне. Тихоокеанским будет командовать адмирал Хэйхатиро Того. Атлантическим — бывший адмирал, а с сегодняшнего дня генерал-адмирал Степан Макаров.

В четверть двенадцатого «Руссо-Балт» свежеиспеченного генерал-адмирала подъехал к Гатчинскому дворцу. До официального утверждения Макарова в новой должности, в котором, кроме Георгия Первого, будет участвовать и Вильгельм Второй, оставалось сорок пять минут.