"Прыжок" - читать интересную книгу автора (Коул Мартина)

Глава 20

Банти Робертсон впору было связывать. Она стояла посередине гостиной и мрачно, угрожающе смотрела на мужа, безуспешно пытавшегося утихомирить ее.

— Банти, дорогая! — Глаза Гарри умоляющим выражением были устремлены на жену.

— Заткни свой дурацкий рот, Гарри! Я не поеду, повторяю тебе, не поеду в дом этой суки ни ради денег, ни ради любви. Ты понял? Или ты хочешь, чтобы я написала тебе это на лбу в виде татуировки?

Гарри почувствовал, что сердце у него упало куда-то вниз — пониже пупка.

— Банти, послушай меня, ради бога. Тебе придется сделать это. Если Джорджио откроет рот, мы все увязнем по самую шею. Включая тебя и твоего отца.

Длинное лошадиное лицо Банти застыло в злобной усмешке. Она отнюдь не женственно, а скорее грубо фыркнула через большие ноздри.

— Прости меня, если я кажусь тебе упрямой, дорогой Гарри, но если бы Джорджио собирался разинуть пасть, то, я думаю, к этому времени он уже сделал бы это. И что, в конце концов, ему теперь это даст? Он и так отбывает восемнадцатилетний срок. А я-то думала, что даже ты можешь понять такую простую вещь.

Наконец высокий пронзительный голос Банти задел какие-то мужские струны в душе Гарри. Он переборол свой страх. И впервые за всю долгую жизнь со своей тощей долговязой женой Гарри Робертсон заорал на нее:

— Он собирается добиться решения по проклятой апелляции, ты, чертова идиотка! И если ему это не удастся, вот тогда он наделает дел. Когда-нибудь ты или твой папаша задумывались об этом? Значит, и отцу твоему не приходило в башку, что Джорджио может получить снисхождение и даже просить, чтобы его выпустили из ловушки в обмен на скандал, который нас обоих оставит по пояс в дерьме?! А вдруг он проболтается о нашем бизнесе, и об этом начнет судачить вся страна. Об омерзительном производстве, в делах с которым вы все завязаны?! Я долго терпел то, как ты артачилась. А теперь хочу, чтобы ты меня выслушала! И слушалась теперь и всегда меня, а не себя и этого сутенера-папашу! Майор Браунинг, надо же! Единственное проявление тесной близости к армии — это работа в теплице за дезертирство. А теперь прекрати скулить, поезжай туда и успокой эту суку, жену Джорджио.

Банти широко раскрытыми глазами уставилась на мужа. В их ледяной голубизне сверкала сталь, словно она пыталась разрезать мужа пополам своим взглядом.

— Как ты смеешь! Как ты смеешь говорить так о моем отце? Майор — уважаемый человек…

Гарри громко застонал как бы от боли и оборвал жену, только теперь его голос зазвучал тихо и печально:

— Для чего ты настаиваешь на своем, когда это явный розыгрыш, Банти? Я же Гарри, твой муж! Ты об этом помнишь? Я встретил тебя много лет назад, когда ты жила в Хаддерсфильде, а папочка твой сидел в тюрьме «Стрейнджвейс» за мошенничество. Отец твой — профессиональный жулик, дорогая. Неплохой, должен я признать, специалист, но, по сути, все равно жулик. Ты никогда не ходила в частную школу, и у тебя никогда не было своего пони, и ты никогда не жила в Сингапуре. Так что перестань притворяться передо мной, ладно? Просто выслушай и сделай, как я скажу, сейчас же. Садись в машину, поезжай в дом к Донне Брунос и хорошенько с ней поболтай по старой дружбе. Дай ей понять, что мы на стороне ее мужа. Скажи, что мы выжидали, пока уляжется шум, прежде чем сделали первый шаг. Она это поймет, она умнее, чем ты всегда о ней думала. Выясни, какой в настоящее время расклад и что происходит с Джорджио. Сделай это, Банти! Потому что в настоящий момент все наше будущее в руках Джорджио. Мое, твое и майора…

Банти прислушалась к голосу мужа, разглядела отчаяние в его глазах, и хотя почувствовала его неприкрытую враждебность к ее отцу, она решила тем не менее, что в данном случае лучше уступить. Гарри мог долго пребывать у нее под каблуком, им можно было манипулировать, он порой показывал себя полнейшим глупцом. Но если он в качестве аргумента выдвинул вперед закон, тут уж Банти ничего не оставалось, как послушаться его. Гарри знал, о чем говорил, и в общем-то имел право распоряжаться. Одно у Гарри было общим с женой: оба они изо всех сил старались спасти свои задницы.

— Ну, ладно, Гарри, если ты так настаиваешь… — продолжая злобно улыбаться, бросила Банти. — Но я тебя предупреждаю: одно фальшивое замечание с ее стороны — и все! Пусть разгребают свои гадости сами. Я не отдам и барреля за эту тощую суку или за этого головореза — ее муженька.

Гарри глубоко вздохнул, почувствовав облегчение. «Предоставлю это женщинам. — Он свято верил в то, что мужчины должны быть выше подобных дел. — Что бы сейчас ни произошло, это будет на совести Банти. Несмотря на свои резкие слова и грубость, она соображает, что Донну Брунос нельзя от себя отталкивать. Не все же Банти повиноваться лишь своим капризам…»

Гарри мысленно улыбнулся. Он чуть ли не сожалел о том, что ему придется пропустить готовящееся представление…

Гарри Робертсон был просто в панике в ночь, когда арестовали Джорджио. И полностью вычеркнул эту пару из своей жизни. Сначала он умело изображал удивление при упоминании об этом семействе. Потом начал притворяться, что все время подозревал в чем-то подобном Джорджио, и соглашаться с мнением каждого, кто при нем плохо говорил о Бруносе. Однако в глубине души Гарри постоянно жил страх. Он не забывал: если Джорджио откроет рот насчет их общих дел в Шри-Ланке или Бангкоке, то это принесет ему, Гарри, куда больше неприятностей. Мысль о том, что Брунос может впоследствии использовать эту информацию как инструмент с целью добиться смягчения приговора, как-то вдруг выкристаллизовалась у Робертсона в голове в тишине ночи, сразу после того, как Джорджио на суде дали восемнадцать лет. Прекрасно понимая, что он, Гарри, сам продал бы любого с потрохами в подобных обстоятельствах, Робертсон полностью осознавал, в каком тяжелом положении он оказался.

Вместе с тем ощущение, что Донна находится здесь, неподалеку, под рукой, давало Гарри ложное чувство безопасности. Пока Робертсон по-прежнему мог проезжать мимо дома Джорджио и видеть при этом знакомую машину на гравиевой дорожке, ему почему-то казалось, что Джорджио, как и раньше, держится за всех них, своих бывших друзей и партнеров. А теперь, когда Донна собралась куда-то уезжать, Гарри заволновался. Как только она уедет, он лишится возможности что-либо выяснить. И будет в неведении, пока ему в парадную дверь не постучат, как это произошло с Джорджио.

Он почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу, когда он представил себе эту ситуацию: «Гарри Робертсон, чиновник из департамента планирования, один из столпов общества — под арестом!» Ему невыносимо было даже думать об этом. Особенно если причина ареста не только шокирует современников, но и вызовет у них отвращение.

Долли отправилась в поход по магазинам, а Донна наслаждалась кофе и сигаретой в оранжерее. Она с удовольствием смотрела на плавательный бассейн и прекрасный, ухоженный теннисный корт: Донна сама посадила вокруг него кустики лаванды и жимолости; летними вечерами они источали потрясающий аромат. Когда они приехали в этот дом, почва представляла собой застывшую грязь, поросшую сорняками. Донна тщательно распланировала сад, собираясь жить в этом доме до самой смерти. Она обдумывала и рассчитывала место посадки каждого растения, подчиняя общему замыслу каждый газон и даже стебелек травы. Следила за садом, холила его. Наняла садовника, который любил землю почти так же сильно, как она. Яблони, груши и инжир — за всеми этими деревьями они с любовью ухаживали. Беседка, увитая розами, была идеей Донны, равно как и дорожка, обвивающая дом и ведущая в сад, где росли лекарственные травы. Высокие ели служили естественной оградой и заслоном от постороннего глаза; и еще Донна оставила в неприкосновенности огромную плакучую иву. Она обрабатывала землю вокруг них, считая, что деревья нельзя спиливать.

Донна знала, что ей будет страшно всего этого не хватать. Понимала, что это может стать для нее настоящей травмой. Но Донна так же ясно осознавала: она должна сделать это ради Джорджио. Можно потерять все ради того, чтобы вернуть Джорджио.

Агент по недвижимости должен был приехать уже сегодня, около половины пятого, а Донна до сих пор не набралась мужества сообщить Долли о том, что она продает дом. Она спрашивала себя: следует ли рассказывать Долли обо всем? И чувствовала, что должна это сделать, — ведь Долли такая преданная! Но в то же время Донна не решалась втягивать пожилую женщину в дела не только незаконные, но и опасные…

Она опустила глаза на фотографию, что лежала у нее на коленях. Это был снимок Джорджио. Она сфотографировала мужа за несколько недель до его ареста. На фото он улыбался от души, представая во всем блеске — со своими темными волосами и прекрасными белыми зубами. Один только взгляд на этот снимок заставлял Донну трепетать: Джорджио был здесь потрясающе красив. И он всегда был таким. Глубокая тоска вместе с неудовлетворенным сексуальным притяжением к мужу вновь обрушились на нее как невыносимая тяжесть: «Необходимо, чтобы он вернулся, ибо видеть его рядом, сидеть напротив него, спать в постели с ним — это для меня не только непроходящее желание, но и чисто физическая потребность».

Она снова посмотрела на свой сад. Но прежнее чувство сожаления из-за того, что придется все это оставить, прошло. Осталась лишь тяга к мужчине, за которым она была замужем: «Я верну себе Джорджио на его условиях. И буду с ним везде, где бы он ни пожелал быть. Без Джорджио это место — просто здание. А с ним я снова обрету дом…»

Громкий звонок в дверь прервал ее размышления. Она пошла открывать, ожидая увидеть на пороге Долли. Но была шокирована, увидев вместо домработницы знакомый силуэт Банти Робертсон. Широко распахнув дверь, она вопросительно смотрела неожиданной посетительнице в лицо:

— Что я могу сделать для вас?

Банти радостно улыбнулась:

— Как поживаешь, Донна, дорогая? Я подумала: а не заехать ли мне к тебе и не поприветствовать ли тебя? — Она явно ожидала, что ее пригласят войти в дом.

Впервые в жизни Донна Брунос смотрела на Банти Робертсон и не чувствовала себя маленькой и испуганной ее гнусавым голосом, акцентом женщины из высшего общества и одеждой от ведущего модельера. Сейчас Донна прекрасно держала себя в руках:

— Ну, что ж, тогда привет! А теперь, если не возражаешь, Банти, я очень занята… — Она с удовлетворением проследила за тем, как нарочитая радость исчезает с лица Банти и оно приобретает более свойственное ему кислое выражение.

— Послушай, Донна, так с друзьями не обращаются.

— Правда?! — усмехнулась Донна. — Может, ты бы предпочла, чтобы я сделала вид, что не узнаю тебя? Как ты тогда, в деревне? Или мне не отвечать на твои звонки? Ведь именно так ты поступаешь, не правда ли? Со своими друзьями — Донна нахмурилась, словно в праведном гневе. И пришла в восторг, заметив, как покраснело лицо Банти.

— Послушай, Донна, но ты ведь могла ожидать этого в самом начале. Гарри, в конце концов…

— Советник. И вообще местный сановник, — закончила за нее Донна. — Знаю, Банти. Но ты не забыла, что именно мой муж помог ему пробраться на это место? Я вот подумала об этом — и получается, что мой муж в свое время много сделал для вас обоих. А вы даже не позвонили, не написали хотя бы записки, чтобы поддержать его, сказать, что верите в него. Верите, что он невиновен. Уходи, Банти! Нам нечего сказать друг другу…

Донна взялась за ручку двери, чтобы захлопнуть ее, но Банти поставила на порог ногу.

— Пожалуйста, Донна, давай не будем так расставаться!

— Убери ногу, Банти, иначе я прихлопну ее дверью. Хочешь, я тебе кое-что скажу? Ты мне никогда не нравилась. Никогда! Я общалась с тобой и с твоим надоедливым пьяницей мужем из-за Джорджио. А теперь, когда мужа нет рядом, мне вовсе не обязательно слушать твой фальшивый акцент или терпеть липкие руки твоего мужа. И это право — то немногое хорошее, что выпало мне после всех моих бед. Так что убирай свою ногу, садись в машину и, как сказала бы моя домоправительница, выметывайся отсюда!

Банти медленно убрала ногу.

— Я так поняла, что дом выставлен на продажу. И приехала сюда, чтобы протянуть руку дружбы. Посмотреть, чем мы можем помочь в случае, если у тебя возникли финансовые трудности. Я не ожидала, что меня будут оскорблять в ответ на мои хлопоты.

На сей раз Донна рассмеялась тихим, с оттенком стервозности, смехом:

— Что ж, новости и правда очень быстро распространяются, не так ли? А насчет того, чтобы предложить мне руку дружбы… Да если бы я оказалась на тонущем корабле, я не села бы с тобой в одну спасательную шлюпку, Банти! Если бы мне нужен был один фунт, чтобы не умереть с голоду, я бы лучше голодала, но от тебя ничего не приняла бы!.. Но оставим все это. Я взяла в свои руки бизнес Джорджио и очень хорошо с ним справляюсь, так что большое вам спасибо. И не стоит беспокоиться. Передай это от меня своему мужу. Я прекрасно справляюсь, и мне не нужны халявщики, понятно? А теперь в последний раз говорю тебе: убирайся из моего дома!

На лице Банти отразилось испытываемое ею изумление. Она действительно была ошеломлена. И не верила своим ушам.

— Ты занялась бизнесом? Всем бизнесом?!

— Именно так, — улыбнулась Донна. — Если ты мне понадобишься, я дам знать. А теперь окончательно говорю тебе: до свидания!

Закрыв дверь, Донна вернулась в оранжерею. На сердце у нее было легко: «Как это прекрасно — увидеть униженную Банти Робертсон на моем пороге! И как здорово — сказать ей все, что я о ней думаю! И наконец-то одержать над ней верх». — Она снова посмотрела на фотографию мужа и прошептала:

— Ты бы сейчас гордился мной, Джорджио. Наконец-то я выросла.

— Терпеть не могу четверги. И все прочие дни недели тоже. — Впервые Сэди выглядел подавленным.

Джорджио ласково улыбнулся ему:

— Взбодрись, Сэйд! Могло быть и хуже.

Сэди заразительно улыбнулся в ответ.

— Хуже? О, да, я понимаю. Ведь могло быть и четырехминутное предупреждение. Прекрасные шансы у нас тут, когда тюремщики все время то заставляют нас выходить, то запирают на ключ!

— Так-то лучше. У тебя всегда есть своя щель независимо от того, что тут происходит.

— Но в том-то и беда моя, — ответил ему Сэди, — что я всегда стремился к лучшему в жизни. Верь мне, когда я говорю: моя жизнь никогда не была столь хороша, чтобы по-настоящему разволноваться из-за неприятностей. — Глубокие карие глаза Сэди снова сделались грустными. — Что я хочу этим сказать? Посмотри на меня. Мне еще нет и тридцати, но я уже сижу здесь, мотаю срок за убийство. Я странный, у меня какая-то двойная рожа, я предпочитаю одеваться, как женщина, и я чувствую себя женщиной. И это создавало мне проблему за проблемой всю мою проклятую жизнь… Но если отбросить лишнее, то на самом деле сейчас у меня только одна большая проблема.

Джорджио выжидательно смотрел на Сэди, сидевшего перед ним. Ему было жаль Сэди. Жалость усиливалась из-за его печальных глаз и ссутулившихся плеч.

— Левис пришел ко мне в душ, Джорджио. Какого черта мне теперь делать?

Джорджио широко раскрыл глаза: «Левис приходит к Сэди? Левис, который всегда держался от трансвеститов как можно дальше? Левис, который рассматривал свою гомосексуальность как признак настоящего мачо, как часть образа сурового мужчины: этакий жестокий активный гомосексуалист! Я почти реально слышу, как Левис, входя в комнату, говорит: „Ну, давай, я хочу, чтобы ты осмелился подшутить над педиками“. И этот Левис вступает в связь с Сэди? Невероятно!»

— Боже, Сэди! А ты уверен?

Глаза Сэди сверкнули от гнева.

— Во мне много дряни, Джорджио, но я не дурак, поверь. Он любезничал со мной. И спросил, не буду ли я столь любезен, чтобы позавтракать с ним. Бедняга Тимми! Это его глубоко заденет. Он ведь по-настоящему ко мне неравнодушен, ты же знаешь.

— Ну и ты собираешься сделать это?

Сэди почти незаметно кивнул.

— В действительности у меня не такой уж большой выбор, а? Прежде чем Джорджио успел ответить, в комнату отдыха вошел тюремщик.

— Гость! Брунос, в темпе поднимай свою задницу.

— Я с тобой позже поговорю, Сэди.

— Надеюсь, это твоя жена приехала, — улыбнулся Сэди.

— Вряд ли. Сегодня мне предстоит зажарить другую рыбку. — Джорджио быстро подмигнул Сэди и вышел из комнаты.

Донна прошла через электрифицированные ворота тюрьмы «Паркхерст». В ожидании, когда откроются внутренние двери, она выудила из сумки разрешение на визит. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Донна обернулась. И увидела высокую белокурую девушку, которая пристально смотрела на нее. Донна улыбнулась ей, но девушка резко отвернулась. И тут же неподалеку от Донны маленький, примерно полуторагодовалый, темноволосый мальчик споткнулся на бегу и растянулся на полу. Выбросив из головы странный взгляд девушки, Донна бросилась к нему, чтобы помочь мальчику встать. Ребенок громко кричал. Однако когда Донна добежала до него, высокая блондинка уже подхватила мальчика и поставила на ноги.

— Он так сильно ударился. Надеюсь, с ним все в порядке?

Нежные черты девушки с длинными высветленными волосами не соответствовали ее грубому голосу.

— Он всегда падает. Ничего, переживет.

Донна, в свою очередь, пристально взглянула на нее.

— Мы с вами знакомы? Я заметила, что вы не сводили с меня глаз.

Девушка непринужденно улыбнулась.

— Я не сводила глаз с вашего костюма, вот что. Он очень красивый.

Донна расслабилась.

— Честно говоря, костюм этот у меня давным-давно, и он хорошо подходит для дальних поездок. А это ваш сын? Вот уж он действительно красивый.

— Нет. Я приехала сюда с сестрой. И присматриваю за племянником, пока она на свидании… Двери уже открываются: Вам лучше отойти, иначе потом сто лет будете собирать кости.

Донна нежно взъерошила волосы ребенка.

— Спасибо. Он такой милый! Вашей сестре очень повезло, — произнесла она.

Ребенок тихо плакал, прильнув к своей молодой белокурой тетке.

Донна проводила девушку взглядом, пока та выходила из ворот тюрьмы, и начала проталкиваться через толпу остальных посетителей. Предстоял обычный обыск, сверка ее лица с фото в документах, а потом ее должны были отвести в комнату для посещений. Донну преследовал уже привычный всепроникающий запах дешевых духов и конфет. Кивая направо и налево знакомым, она прошла все процедуры и, наконец, сдав сумку на хранение в шкафчик, оказалась в комнате для посещений. Металлический скрежет многократно захлопывавшихся за ее спиной дверей давал ей некоторое представление о том, что может чувствовать Джорджио, изо дня в день находясь в этой обстановке.

Донна с удивлением констатировала, что Джорджио уже на месте и явно ожидает гостя. На лице его тоже застыло удивление: он был приятно поражен. Она бросилась к нему, испытывая искреннее и страстное желание поскорее коснуться мужа.

— Держу пари, ты меня не ждал. Ведь правда? Я уговорила Пэдди отдать мне его талон на посещение. Это здорово, что я в свое время на все ордера поставила собственное имя. И ведь это была моя идея, не так ли? Если нас не вычислят, я смогу и дальше жульничать. И мы будем чаще видеться друг с другом.

Изумленный Джорджио смотрел на нее так, словно никогда раньше не видел.

— Ну что — ты не собираешься меня поцеловать?

Он притянул Донну к себе и крепко поцеловал в губы.

— Вряд ли что-либо могло бы меня больше удивить и сильнее обрадовать, — произнес он. — Я ждал либо Пэдди, либо Стефана. А теперь, когда увидел тебя, просто оказался на седьмом небе. Как ты, любимая?

Довольная собой, поскольку ей удалось устроить мужу сюрприз, Донна сказала:

— У меня все прекрасно, мистер Брунос. А теперь садись: сегодня я раздобуду нам чай, «КитКат» и батончики «Марс». Ради этого я разбила свою копилку!

Спустя десять минут они сидели рядом, держа друг друга за руки.

— Честно признаюсь, Джорджио, я выудила у Пэдди ордер на посещение не без причины. Завтра я уезжаю в Шотландию с Аланом Коксом. Мы должны увидеть одного человека, чтобы поговорить с ним насчет побега! — Донна заметила, что у Джорджио резко изменилось выражение лица, и вопросительно посмотрела на него. — В чем дело, Джорджио? Я-то думала, ты будешь вне себя от радости.

Он больно стиснул ее руку.

— Что ты хочешь этим сказать — «Уезжаю в Шотландию с Аланом Коксом», а? — Лицо Джорджио сделалось совсем мрачным.

Но он еще больше удивился, когда Донна неудержимо расхохоталась. Она откинула назад голову и буквально зашлась в громком хохоте.

— Перестань, Донна, на нас все смотрят.

Она закрыла ладонью рот, подавляя смех. Плечи у нее еще тряслись от сдерживаемого веселья.

— О, Джорджио, да тебе просто цены нет! Что ты подумал? Поверить не могу — ты меня ревнуешь! На самом деле ревнуешь. Ты уговариваешь меня заняться всем этим, а когда доходит до дела, то начинаешь ревновать. Если бы это не было так смешно, то я по-настоящему рассердилась бы…

Джорджио уловил за ее шутливыми словами скрытый гнев. Уже не в первый раз он мысленно говорил себе: «Насколько же сильно изменилась моя малышка жена!» Она задавала ему вопросы, не боясь бросать мужу вызов, высоко держа перед ним голову. Никогда она не вела себя так до его заточения в тюрьму «Паркхерст». И все же он понимал: она абсолютно права. Мысль о том, что Донна едет вдвоем с Аланом Коксом на уикенд, застряла у него в голове, как кость в горле. Он ожидал, что Алан будет сам делать всю рутинную работу, а Донна послужит лишь посредником, чтобы передавать сообщения; Джорджио не предполагал, что Кокс глубоко втянет ее в дела.

— Донна, я думаю, мы должны кое-что обсудить прямо сейчас. Дорогая, я хочу, чтобы ты была просто посредником, и не более того. Сейчас ты должна забыть об идее увеселительной поездки в Шотландию. Ты ввязываешься в опасные вещи. В действительности же чем меньше ты будешь знать об этой стороне дела, тем лучше для тебя. Скажи Алану, что я поручаю ему держать тебя в отдалении от всего этого… Какую игру он там затевает, черт бы его побрал?! Какой будет следующий шаг? Вы собираетесь устроить здесь стрельбу с долбаного вертолета или что-нибудь еще в этом роде?

Донна ледяным голосом ответила мужу:

— Нечего тут ругаться, Джорджио Брунос. Иногда я просто поражаюсь, какого черта ты себе такое позволяешь? Ты убедил меня поставить на кон мою свободу, передать мою жизнь в руки Алану Коксу. А теперь у тебя хватает наглости устраивать мне сцены ревности и приказывать не делать того, о чем сам же просил? До тебя когда-нибудь доходило, — пылко продолжала она, — что я, к примеру, вхожа во многие места, куда заказаны пути тебе или Алану Коксу? И что я самое лучшее прикрытие, чем кто-либо для того, что мы сейчас делаем? И что у меня немного больше мозгов в голове, чем ты, судя по всему, считаешь? И, наконец, что я хочу тебе как можно лучше помочь? Мне хватает и мнения Алана Кокса насчет того, что от меня толку столько же, сколько от каминной решетки из шоколада. Недоставало только аналогичной позиции мужа! Заявлять мне об этом прямо в лицо? Большое вам спасибо! Так нужно ли мне продолжать в это ввязываться? Или, может, лучше попросту найти себе любовника? Многие женщины так и поступают, ты же знаешь.

О, я не так зашорена, как ты думаешь, и все прекрасно вижу и слышу. От иных разговоров, что ведутся на переправе, даже ты покраснел бы. Так скажи мне, дитя мое, что мне делать?..

Джорджио слушал ее с нарастающим раздражением: «Но мне нужна эта женщина! И она нужна мне больше, чем я нужен ей. Это уже не моя маленькая Дон-Дон, которая могла появляться и исчезать, повинуясь моему капризу. Нет, это взрослая, самостоятельная женщина…» За все годы, прожитые с нею, она никогда не казалась ему такой желанной, как сейчас: волосы у нее растрепались, глаза сверкали, лицо пылало. У нее был, как он это называл, вид человека, до которого «только что все дошло». И Джорджио многое отдал бы за то, чтобы между ними установилось взаимопонимание.

— Прости меня, Донна. Я переживаю за тебя, дорогая.

Она слегка расслабилась и тихо проговорила:

— Жаль, что ты раньше так не переживал до того, как все это случилось. Тогда ни один из нас не сидел бы сейчас здесь.

Отчаяние человека, утратившего надежду, так явственно отразилось на лице Джорджио, едва Донна произнесла эти слова, что она почувствовала себя записной стервой. Она нежно погладила его по щеке и прошептала:

— Я люблю тебя, Джорджио. Христос знает, что я люблю тебя всеми фибрами души. В первый раз я по-настоящему могу быть тебе полезной, могу стать вровень с тобой. Разве ты не понимаешь, как я сама из-за всего этого переживаю? Мы не говорили по душам больше десяти лет, с тех пор как потеряли нашего мальчика. У меня есть причины не останавливаться, продолжать это дело. Я хочу, чтобы ты вернулся, хочу, чтобы ты был рядом. Можешь ли ты, по крайней мере, это понять? После моих первых страхов и волнений по поводу того, что делается, теперь я окончательно решилась и готова на все. И как ты теперь можешь отвергать мою помощь? Я буду помогать тебе любыми способами, какими смогу, — мягко продолжала она. — Пока ты заперт здесь, я только наполовину жива. Это все равно, как я была бы заперта вместе с тобой. Позволь мне помочь тебе, дорогой. Позволь мне работать на тебя, вместо тебя и ради тебя. Хотя бы сейчас, Джорджио, не бросай «нет» мне в лицо после всех бед, что я пережила…

Джорджио с трудом перевел дух: «Эту женщину не заменит мне никто на свете! — Интуитивно он так и чувствовал: пока Донна будет привязана к нему, ему не о чем беспокоиться. Приступ мелочной ревности у него прошел так же быстро, как возник. — Все в точности, как я сказал Сэди: мне нужно поджарить другую рыбку».

— Прости меня, Донна. Пойми, ты очень привлекательная женщина.

Теперь она улыбнулась ему нежно и тепло:

— Я рада, что ты наконец-то это заметил, Джорджио.

Он машинально провел рукой по лицу. Джорджио мог чего угодно ожидать от этой встречи, но сегодняшняя Донна — с ее вновь обретенной независимостью — никак не укладывалась у него в голове.

— Кстати, я на днях выставила наш дом на продажу, — неожиданно объявила Донна. — Ну-ка отгадай, что после этого произошло? Ко мне сегодня с визитом заехала Банти Робертсон собственной персоной, чтобы предложить сделку!

— Что именно этой паразитке было нужно? — помрачнел Джорджио.

— Ну, знаешь, это просто смешно. Джорджио. Я была поражена, когда увидела ее на своем пороге. Ты помнишь, я говорила, как она обходилась со мной с того дня, как тебя увезли. Меня разозлило, что она уже прослышала о продаже дома, потому что еще не было ни объявления в разделе «Продается», ни чего-либо другого. Хотелось все сделать по-тихому, как ты меня просил. А любой, кого устроила бы цена, получил бы цветную брошюру. Я не собиралась позволять людям с утра до ночи стучаться ко мне в дверь только для того, чтобы осмотреть дом. Ведь именно ради этого большинство и ходит. Я звонила агенту по недвижимости и высказала ему свои соображения на этот счет.

— Поверить в это не могу. — К Джорджио вернулось утерянное было спокойствие.

— Похоже, я с каждым днем приобретаю какие-то новые качества, — вздохнула Донна. — Если я не буду беречь себя, от меня ничего не останется!

— Похоже, ты все делаешь правильно. Когда получишь назначенную сумму за дом, я дам тебе номер счета, чтобы ты поместила деньги в офшор. Меньше всего нам нужно, чтобы деньги попали в банк «Нат Вест», не так ли? Надо вывезти их из страны. Поэтому, что бы ни случилось, говори всем заинтересованным лицам, что не сможешь выехать из дома до определенной даты. Какой — станет ясно, когда вы назначите дату моего побега.

— Хорошо, — кивнула Донна. — Думаю, это не займет слишком много времени, прямо тебе скажу. Я запросила за дом три четверти миллиона. Это меньше как минимум на двести пятьдесят тысяч его настоящей цены, и любой, у кого есть хотя бы немного мозгов, клюнет на это.

— Умная девочка, — усмехнулся Джорджио. — Сделка есть сделка. А вообще-то просто стыд — продавать этот дом, ведь сколько труда было вложено в него!

Донна взяла его ладонь и снова вздохнула.

— Я тоже об этом думала, и мне становилось очень грустно, правда. Но когда мы будем вместе, у нас опять появится дом. Знаешь, очень много времени прошло, прежде чем мне удалось свыкнуться со всем этим, Джорджио. Теперь я понимаю, какой была наивной. Я ни о чем не задумывалась, не подозревала, что ты занимался нечестными делами. По правде говоря, простая мысль об этом потрясла бы меня и привела бы в ужас. Теперь же я могу сделать все что угодно, хоть вывернуться наизнанку — и все ради того, чтобы ты снова был со мной. И так будет, пока мы вместе.

Джорджио посмотрел на свои пальцы, сплетенные с пальцами жены, — и неожиданно дыхание его сделалось прерывистым. Ему было больно видеть столь откровенное обожание Донны, ее неприкрытую страсть к нему.

— Спасибо тебе за все, Донна. Страшно сожалею, что до этого дошло. Я люблю тебя, девочка. И всегда любил тебя.

Донна наслаждалась его словами, как чудесным откровением.

— Я пока не обрушила последнюю новость на Долли. Она не знает, что мы переезжаем, — сказала она минуту спустя. — Как, по-твоему, мне ей об этом сказать?

Джорджио пожал плечами. Взял батончик «Марс» и с беспечным видом развернул его.

— Да ничего ей не говори. Просто сообщи, что мы собрались подыскивать себе дом поменьше размерами. А ближе к моменту продажи сообщишь ей дурные новости.

Донна слегка нахмурилась.

— По-моему, это жестоко после всех долгих лет, что она провела с нами.

— Послушай, Донна, мы много лет позволяли ей гордиться тем, что она работает у нас, так? А сейчас не время для сантиментов. Мне придется оставить родителей, братьев и сестер — всех, кто мне дорог. Место Долли — в самом конце моего списка… Надо выбираться отсюда, и как можно быстрее! Я не могу больше здесь торчать, черт побери! Мне ли сейчас переживать за проклятую Долли? Она выживет.

Донна прикусила губу… Конечно, отчаянное время предполагает отчаянные меры. Однако бесцеремонная манера разговора мужа, когда речь зашла о судьбе Долли, вызывала у нее протест.

Джорджио прочитал это у нее на лице, и его собственные черты смягчились.

— Послушай, Дон-Дон: мы дадим Долли приличную сумму на руки, иными словами, позолотим ей ручку на прощание. Она не будет бедствовать, обещаю тебе. Но все, что меня интересует в настоящий момент, — это побег отсюда. Левис и его шестерки дышат мне в затылок. Дай только мне выбраться, и я разберусь со всем — и с Долли, и с остальными. Идет?

— Идет. Но давай вернемся к теме Шотландии. Мы собираемся организовать тебе маршрут побега, как только ты выберешься с Острова. Вероятно, большая часть пути пройдет по суше. В следующий раз, когда я навещу тебя, у меня будет больше информации для тебя. Ладно?

Джорджио почувствовал, что невольно улыбается.

— Ты говоришь, как чертова любовница гангстера!

— А я себя такой и чувствую! — хихикнула Донна. — Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду смеяться над такими вещами, а? Я, робкая маленькая Донна, которая многие годы боялась рот раскрыть без твоего приказа и указаний, что говорить? Я катаюсь по всему Лондону и вникаю в жизнь его преисподней ни больше ни меньше! По справедливости здесь надо отдать дань Алану Коксу: он пытался запугать меня и отговорить от участия во всем этом. Однако как только Алан поймет, что я сама могу за себя постоять, он сменит тон. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что он не слишком-то доволен тобой из-за того, что я у него второй номер. Но ведь он меня и не знает так хорошо, как ты, не правда ли?

— Будь осторожна во время своей поездки на уикенд, хорошо, дорогая? Это не игра, ты же понимаешь. Тебе придется встретиться с опасными людьми, с жестокими типами. Следи за каждым своим шагом. И, Христа ради, оденься скромнее. Ты слишком хорошо выглядишь для этих кретинов, с которыми тебе предстоит столкнуться. Вряд ли их остановит то, что ты женщина, если они вознамерятся свернуть тебе башку!

Хоть Донна улыбнулась его словам, но приняла их к сведению.

— Перестань волноваться, Джорджио. Я собираюсь работать с кем угодно и делать все что угодно, лишь бы вернуть тебя домой. Поначалу я расстраивалась, но потом поняла: хочу я или не хочу, а придется играть на твоих условиях. И ты ничего тут не можешь поделать, как не можешь запретить мне любить или хотеть тебя. — Глаза у нее наполнились слезами.

Джорджио приобнял рукой ее за плечи.

— Я не заслуживаю такой жены, как ты, Донна. По правде говоря, я не достоин тебя. — Однако при этом он гордо улыбнулся. — Кто бы мог подумать, что моя Донна возьмет в руки такие козыри, а?

Не успев ответить ему, Донна услышала, как кто-то негромко обратился к ее мужу в суховатой сдержанной манере:

— Джорджио, представь меня твоей милой спутнице. — Слова незнакомца для уха Донны прозвучали нарочито отрывисто и почти бесстрастно.

Она подняла глаза на стоявшего перед ней мужчину. Он показался ей невысоким, однако ладно сложенным, и вся его внешность определенно говорила о сильном характере.

— Донна, это Дональд Левис, — ровным голосом произнес Джорджио.

Она почувствовала явное смущение мужа из-за того, что ему, как видно, частенько приходилось раболепствовать перед этим властным коротышкой.

— Как поживаете, мистер Левис?

Дональд бросил взгляд на ее бледное, напряженное лицо и вопреки своим намерениям почувствовал, что это лицо произвело на него благоприятное впечатление. Он увидел явный страх в глазах Донны и решил принять облик очаровательного джентльмена. «Как будет забавно запугать ее и взять на пушку Джорджио, чтобы по-настоящему вздернуть его», — думал он. Но что-то внутри него протестовало против этого. Левис с удивлением осознал, что ему очень понравилась Донна. Она напомнила Дональду его собственную мать, эти две женщины были даже похожи внешне. Донна отличалась той же изысканностью в одежде, а интонации и манеры ее говорили о хорошем образовании и воспитании, то есть о том, чем Левис всегда восхищался.

«Нет, пожалуй, я запугаю ее позже, сегодня буду с нею милым». — Дональд присел за стол рядом с ними, хорошо понимая, что его особое внимание к этой паре сегодня будет засвидетельствовано многими людьми.

— Джорджио много мне о вас рассказывал, дорогая. Можно, я буду называть вас Донной? — Не дав ей ответить, Левис продолжил: — Однако он никогда не говорил мне, как вы красивы. Что ж, я просто поражен. Как это женщина с такими достоинствами обременяет себя жизнью с типом, подобным Джорджио? На самом деле он просто везунчик. У меня создалось несколько иное впечатление о его вкусах по отношению к женщинам. Это лишний раз доказывает, как серьезно человек может ошибаться, не так ли?..

Левис откровенно наслаждался замешательством Джорджио. Он грубо игнорировал Бруноса, уверенный, однако, в том, что все насмешливые замечания попадают точно в цель.

— Я также слышал, что вы сами занялись бизнесом. Моя мать — сильная женщина, Донна. И я всегда уважал женщин. Хотя вообще-то не слишком люблю их. Мои вкусы больше склоняются к мужской дружбе, вы меня понимаете. Но иногда на моем пути встречаются женщины, которые мне нравятся. И у меня такое чувство, что вы — одна из них.

Донна изящно кивнула.

— Благодарю вас, мистер Левис. Я принимаю это как комплимент. А ваша мать придет сегодня вас навестить?

— Не сегодня, — покачал он головой. — Может быть, в понедельник. Для нее слишком утомительно такое долгое путешествие. Ей уже далеко за семьдесят, хотя она прекрасно выглядит для своего возраста. Я попросил моего друга привозить ее сюда каждые две недели. Как хорошо иметь друзей на свободе, не так ли, Джорджио? Особенно привлекательных друзей. Они освещают мрачные дни, проводимые здесь.

— Я с удовольствием познакомлюсь с вашей матерью, мистер Левис. Похоже, она просто удивительная женщина. Я потеряла родителей, когда была совсем юной. Но всегда чувствовала, что матери как-то по-особенному относятся к детям, особенно к сыновьям.

В первый раз изумленный Джорджио увидел, как Дональд Левис кому-то искренне улыбается. И еще больше он удивился, когда осознал, что эту улыбку Левис подарил его жене, Донне.

— А вы и в самом деле хитрая девчонка. Я теперь вижу, что не ошибся в своем первом впечатлении. Думаю, мы с вами будет большими друзьями, Донна Брунос. — Он перевел взгляд на Джорджио. — Я надеюсь, ты ценишь эту девочку, Джорджио?

Тот заметно расслабился.

— Не беспокойся, Дональд. Я не только ценю ее, но и во многом завишу от нее.

Донна печально улыбнулась. «Джорджио зависит от меня. Вот оно — опять! Но, по крайней мере, на сей раз эти слова не слишком пугают меня».

Дональд Левис не просто напугал Донну: он привел ее в ужас. Однако она продолжала улыбаться Левису и непринужденно болтать с ним, поскольку понимала, что безопасность ее мужа в тюрьме целиком зависит от воли этого человека. Каким бы миниатюрным, милым и дружелюбным ни казался в этот момент Левис, она не могла не заметить скрытую силу его натуры. Это отчасти проявлялось в той резкой манере, в которой он разговаривал с Джорджио.

Донна была глубоко уязвлена: по всему было видно, что ее муж явно вынужден был пресмыкаться перед этим типом, — и она преисполнилась еще большей решимости вытащить его отсюда во что бы то ни стало. И как можно быстрее! Ей хватило и пяти минут разговора с Дональдом Левисом. А каково было Джорджио, обреченному находиться настороже днем и ночью? Левис определенно производил впечатление человека, способного на убийство. И в то же время Донна признавалась себе, что он умеет быть совершенно очаровательным.

Сочетание этих двух качеств пугало ее больше чем что бы то ни было.