"Прыжок" - читать интересную книгу автора (Коул Мартина)

Глава 21

— Левис просто жуткий тип, дорогая. Поверь мне, я сам неоднократно сталкивался с ним в течение нескольких лет.

Донна выглянула в окно машины, вяло любуясь меняющимися пейзажами.

— Что ж, он меня напугал, это я точно знаю. За внешним спокойствием чувствуется в нем какая-то глубоко скрытая злобность; кажется, что он может внезапно напасть на тебя, причем в любой момент.

Алан громко засмеялся.

— Это, мягко говоря, значительно приукрашенная действительность, Донна. Я мог бы познакомить вас с одним типом в Сохо, который получил от Левиса то, что называют «лицевым скальпом». У него нет ни ушей, ни носа, ни даже век, от которых осталась только маленькая полоска. Вот что случается, если человек огорчит Дональда Левиса.

— Вы шутите! — Донна побледнела. У нее сбилось дыхание, и голос от этого сделался едва слышным.

Алан понял, что перегнул палку — из-за его неосторожных слов она еще больше будет переживать за мужа. Глядя на ее белое напряженное лицо, он почувствовал себя так, словно пнул собственную плоть.

— Нет, я не шучу. Однако не беспокойтесь: Джорджио не получит ничего такого от Левиса. Я могу это гарантировать.

— А как вы можете это гарантировать?

Алан заговорил чуть более приподнятым тоном:

— Видите ли, тот тип был любовником Левиса, и в этом кроется причина: он совершил ошибку — завел себе подружку. А Левис подобных дел терпеть не может; он привык, что любовник в полной его власти. Понимаете, они для Левиса вроде его собственности. Особенно после того, как он выкладывает целое состояние па то, чтобы устроить их в удобной квартире, заигрывает с их родителями и прочее. Вы улавливаете, что я имею в виду? Если же он все-таки сочтет нужным наказать Джорджио, то сделает это более цивилизованным образом. Левис просто убьет его.

— Что ж, благодаря этому комментарию я уже гораздо лучше себя чувствую, должна вам сказать! Большое спасибо вам, Алан! Мне эта информация сегодня как нельзя кстати…

Он съехал на обочину и остановился. Машины и грузовики теперь со свистом пролетали мимо его «Мерседеса». Схватив Донну за руку, он повернул ее лицом к себе. Ему было жаль ее, такую испуганную, и в то же время раздражала ее ребячливость.

— Послушайте, Донна, я понимаю: вы — прекрасно воспитанная девочка и все такое. Но в настоящее время вы едете со мной, чтобы встретиться с такими людьми, с которыми даже Левис поостерегся бы встречаться. Сейчас мы с вами знаем, что Джорджио ходит по тонкому льду. И, насколько мне известно, он сам привел себя к нынешнему итогу… Впрочем, ладно, оставим это. Мы с вами должны принять многие муки ради того, чтобы вызволить его из одной из самых хорошо охраняемых тюрем в Британии. Ну, а теперь, если вы желаете вести себя так, словно мы едем на пикник, то это ваше дело и ваше право. Я же буду следить за своей задницей, спиной и за всем прочим: только бы избежать риска сломать себе шею! И вам советую делать то же самое. Все эти позы с претензией на роль испуганной девочки или шокированной дамы из высшего общества в нынешней обстановке не стоят и плевка. И чем скорее вы поймете это, тем лучше будет для вас. Я не могу все время приглядывать за вами и не понимаю, почему вообще должен это делать?! Если хотите, могу высадить вас па ближайшей железнодорожной станции или отвезти на этой чертовой машине куда угодно, да хоть в парк с аттракционами! Все зависит от вас.

Донна оскорбленно выпрямилась на сиденье. Лицо ее осталось бледным, но говорила на этот раз сердито:

— Вы ублюдок, Кокс! Вам же все это нравится, не так ли? Нарочно запугиваете, а когда понимаете, что преуспели в этом, сразу набрасываетесь на меня. Что ж, пусть в ваших глазах я вовсе не леди, однако в моих собственных глазах я именно такая и есть. Должна вам заметить: если бы я не решилась твердо взяться за то, что сейчас делаю, меня бы здесь не было. И ни к чему постоянно описывать, каким опасностям мы подвергнемся. Я это прекрасно понимаю, видит Бог. Да, я не могу нормально спать, потому что все время думаю об этом. Но я — здесь! Что еще вам нужно в доказательство моей решимости? Я еду с вами, пытаюсь внести свою посильную ленту. И, поверьте, когда вы вот так говорите, мне не становится легче. Вы настоящая задница, дружище. Задница в двадцать четыре карата! В настоящий момент я предпочла бы век вас не видеть. Вы никого и ничто не уважаете. И что хуже всего, вам, по-моему, доставляет удовольствие запугивать меня. Снять скальп с лица! Мы говорим о Левисе или о проклятом Гаити? Знаете, что я думаю? Вы сами боитесь и по-настоящему боитесь: а вдруг у нее получится?

Алан грустно покачал головой, словно сочувствуя ей:

— Хотите я вам кое-что объясню, Донна? Если бы я рассказал вам хотя бы половину всей правды о реальных делах, у вас бы сразу промокли панталончики. Я вам практически еще ничего толком не открыл. Ничего! Да, действительно, я искренне желаю вам убраться от всего этого подальше. Наверное, Джорджио преждевременно впал в старческий маразм, раз захотел, чтобы вы оказались номером вторым в команде. Однако я торжественно обещаю вам прямо сейчас: больше не разину своей пасти. Посмотрим, как вы разберетесь с Джоксом. Ну, а потом мы раз и навсегда определимся — сможете вы выдержать все остальное или отступитесь, станцевав первый и последний танец? Как вам мое предложение?

Алан долго всматривался в несчастное лицо Донны. Он ненавидел себя за свое поведение, но никак не мог остановиться. Сама мысль о том, чтобы эта наивная девочка-женщина восстанет против Левиса и других, ему подобных, казалась Алану чудовищной, противоестественной. Он-то понимал, на что они в действительности способны. И точно знал, каковы ставки в игре: Донна могла не только подвергнуться насилию, но и получить приговор и оказаться в тюрьме. «Она и пяти минут не продержится в полицейской камере, — думал Кокс, — не говоря уже о тюрьме „Холловей“ или даже „Кукхэм Вуд“. Все это было бы смешно, если б не было так печально. Как мог Джорджио поставить на кон жизнь и свободу этой женщины и при этом спокойно спать по ночам? Впрочем, он всегда отличался махровым, ублюдочным эгоизмом. Вот только Донна, похоже, не понимает этого…» У Алана возникло сильное желание продолжить рассказывать Донне обо всем, что он знал, но он вовремя прикусил язык.

В первую очередь потому, что она все равно не поверит. Кроме того, он признался себе, что восхищается ее мужеством. «Что ж, свой вклад я внес, — заключил мысленно он, — добросовестно стараясь остановить ее. Сделал, как говорится, что мог. А теперь мяч па ее поле. Что правда, то правда».

Кокс глубоко вздохнул, подавляя в себе желание извиниться перед ней, возникшее при виде тонких бороздок вокруг ее губ и глубоких теней под глазами. Однако успокоил себя Алан тем, что это не он, а Джорджио подверг Донну испытаниям: «Я пригляжу за ней, но это все, что я смогу сделать. Был бы сейчас здесь Джорджио — я измолотил бы его до смерти».

Алан завел машину и выехал на шоссе. Потом включил проигрыватель компакт-дисков, и салон машины мгновенно заполнила песня Фредди Джексона «Ты моя леди». Донна снова принялась разглядывать мелькавшие за окном пейзажи. День неожиданно закончился, и солнце спряталось за плотными облаками. Она нервно сглотнула и подавила слезы, окончательно утвердившись в своем решении: «Я покажу Алану Коксу и Джорджио! Я им всем покажу!..»

Но она и сама точно не знала, что именно собиралась им показать.

Они в молчании подъехали к холмам Шотландии. Навязчивый голос Фредди Джексона перекрывал урчание машины.

— Я очень буду вам признательна, мистер Кокс, если вы воздержитесь от употребления ругательств в моем присутствии.

Алан с трудом сдержал улыбку, восхищенный не только желанием этой женщины всегда оставлять за собой последнее слово, но и ее умением решительно ставить любого зарвавшегося человека на место.

Сэди сидел в комнате отдыха рядом с Дональдом Левисом. Телевизор громко бормотал. Речь персонажей телепередачи «Соседи», перенасыщенная австралийским сленгом, эхом отзывалась в комнате. Время от времени заключенные бросали реплики типа:

— Эх, я бы дал ей разок!

— Ты бы отдал чертову бабку за этот разок! — выкрикивал в ответ кто-нибудь из-за карточного стола.

Тимми мрачно наблюдал из своего угла, как Левис и Сэди играют в домино. Когда Сэди случайно встретился с Тимми взглядом, тот прочитал в глазах дружка откровенное отчаяние. Волосы Сэди аккуратно стянул в конский хвост и при этом не наложил никакого макияжа. На нем были надеты скромная голубая джинсовая рубашка и плотно облегающие джинсы — обычная одежда гея в тюрьме. Ни рубашки, завязанной под грудью, ни расслабленной походки, ни жирно нанесенного контура, подчеркивавшего бы глаза, — все это отсутствовало напрочь. Сэди соответствовал отныне требованиям Левиса, то есть тому облику, который должен был иметь его, Левиса, партнер.

Все были поражены решением Левиса взять Сэди под крыло. Он всегда любил мальчиков со свежими лицами, с мускулистыми телами и симпатичными мордашками. Вероятно, в такой непоследовательности Левиса таился скрытый смысл, но пока никто не выяснил, в чем он заключался.

— Подай мне чашку чая, Тимми, будь другом.

Люди в комнате застыли в напряжении: все молча наблюдали, как Тимми оторвал свою тушу от стула и встал. Все, включая тюремщиков, знали: старина Тимми по-своему любит Сэди. Вне тюрьмы Тимми не уделил бы подобному типу и минуты. Но как человек, который больше половины жизни провел в заключении, в тюрьме строгого режима, Тимми придерживался принципа «На свободе — одно, в тюрьме — совсем другое».

На свободе у Тимми были жена и дети, которых он обожал, что проявлялось в свойственной ему грубой манере. А оказываясь за решеткой, он всегда подбирал себе партнера-гея. Тимми любил заниматься сексом, и его к тому же в подобной ситуации радовало, что парень, в свою очередь, нуждается в нем.

Тимми не понимал, что значит любить, и не смог бы объяснить этого ни себе самому, ни кому-либо другому. Он знал одно: ему нравилось быть с кем-нибудь, нравилось за кем-то ухаживать. Эти парни заменяли ему жену — обожаемую Ви. Он мог доверять им. Благодаря тюремным «женам» время проходило чуть быстрее. Сэди был для него и женой, и любовницей, и ребенком в одном лице.

А теперь Сэди приблизил к себе Левис. Тимми имел лишь то слабое утешение, что Сэди не доволен своим нынешним положением. Другой гей на его месте, скорее всего, наслаждался бы сомнительной славой возлюбленного такого авторитета, как Левис. Но Тимми знал, что Сэди был очень к нему привязан, причем совершенно искренне. Это особенно ценилось в том мире, где любое удобство завоевывалось тяжким трудом: Сэди в глазах Тимми был просто алмазом чистой воды.

Левис проследил взглядом, как Тимми осторожной походкой вышел из комнаты. Его огромный рост в сочетании с подавленным видом — вот что пролилось бальзамом на душу Левиса.

— В чем дело, Сэди? Скучаешь по своей старой пассии?

Сэди сосредоточился взглядом на костяшках домино.

— Вы знаете, что это не так, мистер Левис. Но мы с Тимми были добрыми друзьями.

Левис с удовольствием скользил взглядом по нежным чертам лица Сэди.

— А ты знаешь, почему я подобрал тебя, Сэди?

Он дождался того момента, когда Сэди покачал головой в ответ, и продолжил:

— Я подобрал тебя из-за твоей внешности: ты похож на маленькую плаксу, что соответствует твоей сути. В тебе есть какая-то ранимость, а это мне нравится. Я могу вести себя с тобой, как полный ублюдок, и наслаждаться этим. Но я также чувствую и легкие уколы вины. И от этого все мне кажется еще лучше, еще приятнее. Не жду, что ты меня окончательно поймешь. Но все равно решил тебе об этом сказать.

Сэди смотрел на него во все глаза, и Левис с удивлением прочитал в них глубокое понимание.

— Мистер Левис, люди так поступали со мной почти всегда, еще с тех времен, когда я был ребенком. Я понимаю больше, чем многие думают. И тут было неважно, подбирал ли меня бизнесмен ради короткой интрижки или брал здоровенный маляр с волосатой задницей, который стыдился того, что делает. В конце концов, я лишь получал деньги, ведь это сделалось единственным, что я знал и умел. Вы напрасно пугаете меня, мистер Левис…

Сэди спросил себя: а не зашел ли он слишком далеко? Потому что лицо Левиса вдруг напряглось так, что туго натянутая кожа на скулах заблестела. Сэди понял: Левис крепко сжал зубы.

И тогда Левис улыбнулся.

— Пока ты будешь бояться, Сэди, все сказанное мной не потеряет своего значения. А почему ты боишься — это твое дело. — Он заговорил громче, с повелительными интонациями: — Ну а где же чашка чая?

Тимми медленно вошел в комнату, осторожно неся перед собой оловянную чашку на блюдце, стараясь не перелить чай через край. Он с преувеличенной аккуратностью поставил чашку на стол рядом с Левисом.

Левис так поглядел на чашку, словно в ней был не чай, а нечто особенное.

— А где чашка для Сэди, Тимми?

— Я вовсе не хочу чаю, мистер Левис! — смутился Сэди. — Но все равно спасибо…

По ходу телепередачи «Соседи» разгорелся какой-то спор: громкие, пронзительные голоса персонажей с экрана нагнетали напряжение в и без того накаленной атмосфере комнаты отдыха.

— Выключите этот ящик! — жестко приказал Левис.

Телевизор был немедленно выключен. В наступившей тишине комнаты слова Левиса зазвучали угрожающе:

— Если я говорю, что ты хочешь чашку чая, Сэди, значит, так тому и быть. Принеси еще чашку, Тимми.

Джорджио отметил, как несколько раз поменялось выражение лица Тимми, переполненного эмоциями, затем верзила повернулся и вышел из комнаты. Двадцать пар глаз проводили его взглядами, все удивились про себя тому, насколько Тимми спокойно воспринимает происходящее. И все же никто не стал меньше уважать его из-за этого, все понимали: будь любой на месте Тимми, он поступал бы так же. Это диктовалось необходимостью выжить.

Теперь Левис наслаждался чувством удовлетворения. Он взял со стола костяшку домино:

— Шесть — шесть. Похоже, я выиграл, а, Сэди?

Сэди опять посмотрел ему в глаза.

— Вы всегда выигрываете, мистер Левис. — тихим, женственно тонким голосом размеренно произнес он.

Джорджио обратил внимание на то, как вокруг них постепенно возобновились разговоры, послышался стук пепельниц и чирканье спичками. Он видел, что люди в комнате успокоились и вернулись к своим прежним занятиям, пытаясь выбросить превратности судьбы Тимми из головы.

Левис снова увлекся в домино. Джорджио внимательно следил за ним. И сделал для себя вывод: теперь, когда Тимми расстроен потерей Сэди, у него появился союзник в игре против Левиса.

Джорджио смотрел на самого матерого преступника Британии и поражался — каким образом этот человек сумел подавить их всех так быстро и безоговорочно? «Когда удеру отсюда, обязательно позабочусь о том, чтобы все узнали, как я переиграл этого злобного типа, Дональда Левиса». — Эта мысль грела Джорджио душу. Но пока он не оказался вдали отсюда, в надежном месте, ему придется не высовываться, как и всем остальным.

Он смотрел, как Сэди ловко скручивает себе сигарету, и чувствовал уважение и своего рода привязанность к этому парню: «Сэди на моей стороне. Тимми тоже на моей стороне. Теперь я не так одинок». Джорджио вернулся к своим письмам и поднял глаза, лишь когда в комнату вошел Тимми с чаем для Сэди. Окаменевшее лицо Тимми отражало подавленную ненависть, и какие-то несколько мгновений Джорджио даже надеялся, что Тимми что-нибудь сделает с Левисом. На руках у заключенных имелись в огромном количестве бритвы, равно как и изготовленные тайно вручную самострелы на один выстрел.

«Если Тимми сверх меры расстроится, он ведь может просто вывести Левиса из игры». — Эта мысль не отпускала Джорджио весь вечер.

— Привет, Пэдди!

Пэдди удивленно обернулся, услышав знакомый голос.

— Привет, Маэв. Что привело тебя в эти края?

Маэв лениво улыбнулась:

— А как ты думаешь — что могло привести меня сюда? — Она смахнула со стула на пол грязный жакет ослиной шерсти, прежде чем сесть. — Каким образом ты умудряешься извлекать выгоду из этих чертовых участков, ума не приложу! Пока я добиралась сюда — пропали мои бедные башмаки.

Пэдди присел за маленький столик в бытовке. Провел рукой по лицу в ожидании, пока Маэв заговорит вновь.

— В чем дело, Пэдди? У тебя язык кошки отгрызли, что ли? Я же задала тебе вопрос!

Доновон почувствовал замешательство. Маэв Брунос была не просто хорошо известна ему. Он ел и пил и у нее на кухне, и в ресторане Бруносов; знал ее и папашу Бруноса чуть ли не полжизни. Пэдди уважал их, дорожил их дружбой и, что самое главное, работал на их сына.

— Я не знаю, что привело вас сюда, Маэв. Может, вы подумываете о том, чтобы заняться коммерческим строительством?

Она поправила лиф платья бессознательным движением, которое напомнило Доновону подобный жест, характерный для персонажа какого-то известного в прошлом, но ныне забытого кинофильма.

— Что происходит с Донной, с Джорджио и со всем этим бизнесом? — Она подчеркнула голосом слово «всем».

Лицо Пэдди осталось невозмутимым.

— В каком смысле? Донна следит за всем, как вы знаете…

Маэв перебила его, причем на этот раз голос ее звучал нетерпеливо:

— Ты же не глупый человек, Пэдди, и я тоже не дура. Нуала сказала мне, что ты сейчас управляющий, заправляешь всеми делами. Это прекрасно! Но я также выяснила, что Дэви и эта чертовка, его жена, самостоятельно управляют автомобильной площадкой. Долли сообщила мне, что Донна уехала. Ее не было дома утром, днем и ночью. Ее и сейчас нет ни дома, ни здесь — нигде! И я снова спрашиваю тебя, — имей в виду, я уже начинаю терять терпение! — что же происходит?

— Это другой вопрос, Маэв…

— О, ради бога, прекрати ходить вокруг да около, Пэдди! Я не в том настроении. Тут еще мой Стефан отчего-то ходит кругами, и рожа у него при этом как у чокнутой задницы. Донна, видишь ли, раздражает его, нарушает его покой. Долли мне все рассказывает, но не все, как видно, ей известно. А ты смотришь на меня так, словно у меня только что выросла вторая голова. И в довершение ко всему Донна зачем-то едет в Шотландию на уикенд. Итак, я спрашиваю тебя в последний раз, прежде чем выдрать остатки волос с твоей башки: что происходит?

Пэдди взял фляжку, висевшую у него на бедре, отвинтил крышку и сделал несколько хороших глотков.

— Ничего не происходит, Маэв.

Она печально покачала головой.

— Ты мне всегда нравился, Пэдди. Ты хороший парень. Помню время, когда ты появился у нас и начал работать с моим Джорджио. Я навещала твою жену в больнице, ухаживала за ней вплоть до ее кончины. Организовала ей приличные похороны. Я потом сидела с твоими детьми. Вспоминала про нашу прежнюю родину… А теперь у тебя хватает наглости сидеть тут и пытаться втереть мне очки! Папаша уверен, что происходит нечто неладное, и я — тоже. Стефан ведет себя, как сумасшедший; он, видишь ли, убежден — что-то катится вниз. А о чем речь, он не знает. И в данном случае, я думаю, во всем этом есть какой-то смысл. Если ты не прекратишь сейчас же пудрить мне мозги, Пэдди, и не скажешь мне, что происходит, я поеду и спрошу у самого Джорджио.

Пэдди сделал еще глоток из фляжки, и виски «Джеймсон» приятно обожгло ему желудок.

— Я ничего не могу сказать вам, Маэв. Чем меньше люди знают, тем для них лучше. Я не собираюсь оскорблять вас, делая вид, что ничего не происходит. Просто довольствуйтесь тем, что я вам скажу сейчас: я не могу обсуждать это…

Сердце Пэдди ушло в пятки, когда он заметил, что Маэв сжала губы в тонкую линию.

— Ну, тогда хорошо. Если это все, что ты можешь сказать, то я поеду к самому Джорджио. Стефан может поехать со мной — заставлю Стефана навести кое-какие справки…

Пэдди перебил ее.

— Чем дальше будет от всего этого держаться Стефан, тем лучше, Маэв. Не позволяйте ему ни во что вмешиваться. Это единственное, насчет чего Джорджио непреклонен. Он совсем не желает, чтобы Стефан втягивался во все.

Глаза Маэв превратились в щелочки.

— Это почему? Он же одна с ним плоть и кровь! Это опасно?

— Возможно. — Теперь голос Пэдди звучал тихо и отрывисто.

— Но не так опасно для Донны, насколько я понимаю. И куда же она едет на этот уикенд?

— В Шотландию.

Маэв нервно заерзала на стуле.

— Не нужно шутить со мной, Пэдди Доновон. Я имею в виду — куда именно в Шотландию она едет и кого собирается там увидеть?

Пэдди беспомощным жестом вытянул перед собой руки ладонями вверх и развел ими.

— Вы знаете столько же, сколько я. Даже у меня нет привилегии больше знать об этом. Все, что мне известно, — она едет туда ради Джорджио. Думаю, это имеет какое-то отношение к одной из наших фирм.

Маэв медленно кивнула головой.

— А что это за бизнес, как ты думаешь? Законный или незаконный?

Пэдди дернулся на своем стуле.

— Ну, ладно, Маэв, вы дадите мне передохнуть?

— Нет, Пэдди, не дам. Может, Донна подвергается опасности?

— Не знаю, Маэв. Я ничего не знаю!

Маэв резко поднялась на ноги.

— Что ж, спасибо за ничего. Я думаю, мне придется задать тот же вопрос своему старшему сыну, не так ли?

— Сделайте это, Маэв! — облегченно выдохнул Пэдди.

Она не сводила глаз с лица Пэдди, и это нервировало его.

— Я расскажу папаше о нашем разговоре, Пэдди, обещаю. Мне думалось, я и он имеем право знать, что творится вокруг нас. Джорджио — мой сын! Может, он считает тебя другом, но он — мой сын. Я родила его, вскормила, вынянчила. И у меня есть право знать, на что он ныне настроился…

Пэдди проводил ее глазами до выхода из маленького кабинета. Спина у Маэв была неестественно прямой: она буквально кипела негодованием.

Он допил виски из фляжки и вздохнул. «Бедняга Маэв! Ей бы лучше пообщаться с Джорджио. Если еще и папаша Брунос втянется в это дело, начнутся убийства. Каким бы дружелюбным ни был папаша Брунос, нужно быть начеку с ним. И следует вставать очень рано поутру, чтобы получить перед ним хоть какую-нибудь фору. Очень рано!»

Маэв плюхнулась на сиденье машины рядом с Марио.

— Ничего! Он ничего мне не сказал… Но я все равно вижу: тут что-то происходит.

— Ну и что нам делать?

Маэв пожала плечами и завела свою «ладу», наслаждаясь, как всегда, жутким скрежетом мотора.

— А что ты думаешь об этом, детка? Лично я собираюсь поговорить обо всем этом с твоим отцом!..

Она выехала на дорогу; ее беспорядочная езда вызвала панику у водителей встречных машин. Маэв просто не обратила на это внимания и заговорила вновь:

— Знаешь, Марио, это очень смешно, но Пэдди сказал мне, чтобы я ничего не говорила Стефану.

— Я думаю, Пэдди прав, — кивнул Марио. — Мне тоже не внушает доверие Стефан, хоть я его много лет знаю. И никогда не внушал. И Джорджио тоже никогда не доверял ему ничего важного. Не забывай об этом, мам!

Маэв срезала угол, задев колесом край тротуара.

— Что за жизнь! Мой сын заперт в тюрьме на невесть сколько лет, а теперь я еще выясняю, что мои дети не доверяют друг другу. Знаешь, как говорят? Век живи, век учись.

— Мы-то доверяем друг другу, мам. Просто никто из нас по-настоящему не доверяет Стефану, — усмехнулся Марио.

Маэв покачала головой.

— Ужасно то, что я сейчас скажу. Но я и сама не доверяю ему в полной мере. Даже в детские годы Стефан всегда был себе на уме. О, ты этого не поймешь!..

Марио нежно положил ладонь на руку матери.

— Я понимаю больше, чем ты думаешь, мам.

Маэв вздохнула. Ласково улыбаясь, она прошептала:

— Надеюсь, что понимаешь, Марио. Очень надеюсь!

Они в молчании продолжили ехать домой, в Кэннинг-таун.

Был уже поздний вечер, когда Алан и Донна подкатили к мотелю «Кровать и завтрак» на подъезде к Эдинбургу. Вытащив сумки из багажника, Алан позвонил в звонок на дверях довольно высокого четырехэтажного здания. Им открыла невысокая темноволосая женщина лет тридцати.

— Чем могу служить?

— Две комнаты на одну ночь, пожалуйста. Утром — завтрак. И, может быть, сейчас — сэндвичи.

Алан говорил кратко, отчетливо и вместе с тем корректно. Донна, стоя в ожидании в тени деревьев на длинной автомобильной дорожке, с некоторым удивлением наблюдала за ним.

— Я могу все это устроить, дружище. Входите! — Женщина шире распахнула дверь.

Алан вошел. Донна не спеша последовала за ним. Они почти не разговаривали чуть ли не шесть часов подряд. И лишь один раз остановились у придорожного кафе, чтобы съесть то, что там выдавали за пастуший пирог и что по вкусу больше напоминало пастушьи носки.

Женщина ввела их в гостиную, где стояли небольшой диван, два несимметрично расставленных столика и портативный телевизор. Стены здесь были выкрашены в цвет овса; вдоль одной из стен расположилась витрина, металлические полки которой заполняли всякие брошюры — в основном о Шотландии и ее горах. Пахло не слишком приятно: пригоревшей едой.

— Присаживайтесь. А я принесу вам чайник и что-нибудь поесть. У нас есть немного пресных лепешек. Может, это вас устроит?

— Все что угодно! — улыбнулся Алан. — Мы умираем с голоду. Какой у вас милый дом!

Маленькая женщина просияла от удовольствия: комплимент пришелся ей по вкусу — и птицей вылетела из комнаты.

— Вряд ли это то, что я ожидала увидеть, должна вам прямо сказать…

Голос Донны прозвучал скрипуче из-за долгого молчания, к тому же она нервничала. Со времени последней перебранки между ними сохранилась напряженность, и Донна понимала, что ее будет нелегко преодолеть.

— Но нам ни к чему привлекать к себе излишнее внимание, — пожал плечами Алан. — Этот вариант вполне нас устроит. Здесь чисто, и дом стоит не у самой дороги. Надеюсь, чай будет хорош. Я готов убить любого за чашку чая!

Донна открыла сумку и вытащила оттуда пачку сигарет. Алан смотрел, как она закуривает, очарованный природной грацией ее движений.

— Вы, наверное, были бы рады принять ванну, девочка. Нам обоим это нужно.

Донна кивнула.

— Ну так что вы думаете о Шотландии?

Донна сделала паузу, наслаждаясь замешательством Алана: «Он хочет поговорить, не так ли?» — После чего она беззаботно пожала плечами.

— Страна неплохая, судя по тому, что я уже видела.

Тут в гостиную вошла хозяйка, суетливо толкавшая перед собой маленький столик на колесиках, уставленный тарелками с бутербродами, пирогами, булочками и с большой бутылкой виски «Грант».

— Этот вид — прохлада для воспаленных глаз, миссис…

— Миссис Макинтайр. Но вы можете называть меня просто Эммой. Когда вы наедитесь, я покажу вам ваши комнаты. Это будет стоить двадцать фунтов с человека, которые надо заплатить авансом. Сюда входит полный шотландский завтрак. Это значит — попросту яйца с беконом, — засмеялась она. — И, кстати, для начала — каша.

Донна посмотрела на соблазнительные с виду продукты и устало улыбнулась.

— Еда выглядит превосходно.

Эмма важно кивнула, словно подтверждая великую истину.

— Я сама все пеку. Этот фруктовый пирог я приготовила сегодня утром, равно как и хлеб, и пресные лепешки. Сэндвичи с говядиной из Абердина, разумеется! Я также приготовила несколько сэндвичей с ветчиной и томатами. Мне нравится видеть, как мои гости с аппетитом едят. Ну, а теперь, если вам что-нибудь понадобится, я буду в баре. Он открыт до двух тридцати утра, если вдруг вам захочется с кем-нибудь пообщаться. Мой муж будет рад познакомиться с вами обоими.

Донна благодарно улыбнулась женщине.

— Спасибо. Возможно, мы воспользуемся вашим предложением. Сколько мы должны вам за все это?

— Мы позже подсчитаем. А теперь ешьте.

Когда Эмма вышла из комнаты, Алан усмехнулся:

— Вроде все нормально, не так ли? — Он взял с тарелки сэндвич с толстым куском ветчины. — Моя мама всегда сама варила ветчину. Она считает, что покупная ветчина годится только на то, чтобы ею набить шляпу…

Алан налил в два стакана по доброй порции виски.

— Ну-ка, примите этот веселый напиток, Донна. Он поможет вам заснуть.

Она взяла стакан с виски и принялась не спеша отхлебывать из него, в то время как Алан, засунув в рот остатки сэндвича, разливал по чашкам чай.

— Я так устала! Думаю, мне ничего не нужно в помощь, чтобы уснуть.

— Выходит, вы не нервничаете? — вкрадчиво спросил он.

— Нет, вообще-то не нервничаю. Но я не хочу опять об этом говорить, с вашего позволения. Думаю, вы прекрасно мне все объяснили сегодня днем.

Алан проглотил последний кусок сэндвича.

— Вы тоже от меня не отставали. И ловко поставили меня на место.

Донна взяла в руку сэндвич с говядиной.

— Что ж, по крайней мере, из этого получилось кое-что стоящее. — Она вонзила зубы в нежную мякоть настоящего сливочного масла и в толстую говядину. — Как вкусно!

Некоторое время они молча и жадно ели.

— Я не собирался обижать вас сегодня, Донна. Просто я переживаю за вас, вот в чем причина.

— Ну, хорошо, хватит об этом. Я могу сама о себе позаботиться.

— Согласен, если вы настаиваете. Но я не понимаю: с чем играет ваш старик? Я никогда не потребовал бы от своей жены того, о чем он просит вас… — Голос его звучал тихо и серьезно.

— Может, у вас с женой не такие отношения. Мы с Джорджио очень близки. Даже несмотря на то, что случилось с ним. Невзирая ни на что, я все равно люблю его. На самом деле после всего я люблю его еще больше, если только такое возможно.

Алан со стуком поставил на столик свое виски.

— Именно это меня и удивляет! Разве вас не угнетает все, что вы узнали?

Донна решительно покачала головой.

— Ничто из того, что я узнала нового про Джорджио с недавних пор, меня не угнетает.

Алан взял себе еще один сэндвич.

— Вы в этом уверены?

Донна со звоном поставила чашку на блюдце.

— Да, я в этом уверена! Вы собираетесь начать все заново? Я хочу спросить: что такое с вами происходит? Вы вцепились в меня сегодня днем из-за того, что делаю я сама. А теперь вы пытаетесь отпускать какие-то сомнительные реплики по поводу моего мужа — вашего так называемого друга. Если у вас есть что сказать, Алан Кокс, то откройте свой большой рот и покончите с этим. Я сыта по горло вашими играми! Бог знает, сколько играл со мной муж. Мне и этого хватит до конца моих дней…

Она почувствовала, что вот-вот разрыдается. Встала и прошлась по комнате. Остановилась у окна, вглядываясь во мрак ночи. Вскоре Донна услышала, как поднявшийся на ноги Алан встал у нее за спиной и вздохнул. И когда он обнял ее, она резко повернулась, толкнула его в грудь и вырвалась из крепких мужских объятий.

— О, пожалуйста, дайте мне отдохнуть!

— Послушайте! Простите, если огорчил вас… — У Алана был покаянный вид. — Я не понимаю, что на меня нашло.

Донна медленно облизнула пересохшие губы.

— Вы не можете просто поладить со мной? Я понимаю: вы думаете, что я — обуза. Но поверьте мне на слово, когда я говорю, что все будет в порядке. Джорджио безгранично доверяет мне. Постарайтесь и вы поверить в меня! Все и так нелегко складывается для нас обоих, а вы, Алан, еще и усугубляете трудности. Я стараюсь изо всех сил, пытаюсь помочь моему мужу, хочу вернуть его домой. Пробовала сделать это легальными средствами, а теперь хочу осуществить то же незаконным путем. Что бы вы ни говорили или ни делали, вам не удастся ничего изменить. Джорджио — это все, что у меня было. И все, что мне когда-либо было нужно. Он отдавал мне свою любовь много лет. Я даже не припомню теперь, сколько именно времени, и теперь я хочу отплатить ему. Я хочу помочь ему! Мне необходимо помочь ему. Он — все, что у меня есть…

Алан смотрел на прекрасное и печальное лицо. Отмечал световые блики у нее на волосах, черточки морщинок вокруг губ, бледность кожи. Ощущал запах сигаретного дыма и аромат духов «Шанель номер пять».

— Если он — все, что у вас есть, дорогая, то мне вас жаль.

Донна закрыла глаза и отвернулась к окну.

— Я хочу, чтобы вы прекратили заниматься этим, — вполголоса произнес он.

Она невесело рассмеялась, не поворачивая головы к нему.

— Я не могу! А теперь давайте займемся тем, что действительно необходимо. — Донна продолжала ощущать его дыхание на своей шее.

— Ну, ладно, Донна, вы победили. Мы будем заниматься этим делом. Но при одном условии.

— Каком?

Алан бережно развернул ее к себе и заглянул ей в глаза.

— Обещайте мне, что, когда вам будет слишком тяжело, вы мне скажете, хорошо? А до этого момента я буду относиться к вам со всем уважением, как относился бы к Джорджио. Идет?

Донна кивнула.

— Я обещаю вам: если мне станет слишком тяжело, то вы первым об этом узнаете.

— Донна, я не сказал «Если». Я сказал «Когда».

— Больше всего меня раздражает в вас, Алан Кокс, ваша самоуверенность — якобы вы все на свете знаете!

— Моя жена тоже так говорила, — рассмеялся он.

Донна быстро прошла мимо него и снова уселась на диван.

— Но ваша жена развелась с вами. И я понимаю, почему это случилось.

— Ну, ладно, этот раунд за вами. Но то, что я сказал, остается в силе. Когда вы захотите выйти из игры, вы мне скажете. А теперь давайте покончим с сэндвичами и пойдем немного поспим.

Донна налила себе еще чашку чая.

— И я на это настроена, мистер Кокс.

Алан закрыл глаза, чтобы сдержаться.

— Последнее слово обязательно должно оставаться за вами, не так ли?

Донна откусила кусок от очередного сэндвича и невнятно произнесла с набитым ветчиной ртом:

— Да. Особенно если это связано с вами.