"Святой Камбер" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

ГЛАВА XIV Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас.[15]

Ночное происшествие обошлось без видимых последствий — по крайней мере, на первый взгляд. Гвейр безропотно взялся за новую службу, во многом подменяя Йоханнеса. Он даже подыскал себе одежду, отчасти напоминающую монашеское одеяние, чтобы не так выделяться среди клира в епископском дворце Камбера. Йоханнес должен был остаться с михайлинцами, чтобы стать правой рукой нового настоятеля, а его прежний хозяин должен был на следующей неделе отбыть в Грекоту, так что пока Гвейр совмещал обязанности секретаря и распорядителя при будущем епископе. Ни слова больше не было сказано о случившемся той ночью; все словно позабыли об этом.

В ближайшие дни у Камбера не было повода мысленно возвращаться к этой истории. Те, кто мог бы ощутить надвигающиеся события, если бы владели всеми кусочками головоломки — Джорем и Ивейн с Райсом — были слишком заняты, пытаясь побыстрее управиться в Кайрори и вернуться к пятнице в столицу, чтобы оценить всю значимость происходящего. В этот день семилетний Девин Мак-Рори, внук и наследник Камбера, должен был быть официально признан графом Кулдским, вместе с другими дворянами, молодыми и старыми, унаследовавшими титулы после гибели их предшественников на войне.

Помимо этого следовало еще отобрать самые ценные манускрипты Камбера и некоторые вещи, которые еще могли ему понадобиться — так что за этими повседневными хлопотами ото всех ускользнуло нечто куда более значимое, что творилось в Кайрори. Дети Камбера отметили, как возросло число паломников, каждый день преклонявших колена в фамильном склепе Мак-Рори, где «Камбер» покоился рядом с давно почившей супругой, — но не придали этому значения, равно как и не прислушались к словам звучавших молитв.

Никто не вспомнил о толпах, встречавших траурный кортеж на пути армии из Йомейра, о том, что было с Синхилом, когда он увидел в кресле викария михайлинцев живого графа Кулдского.

А Камбер тем временем жил жизнью Элистера Келлена. Ему не могло быть известно, что могила в Кайрори становится местом поклонения верующих из окрестных деревень и городов, что охваченный горечью король проводит многие часы в размышлениях над тем, что видел в спальне настоятеля, что михайлинский рыцарь не решился бы рассказать о том, что, по его мнению, произошло той ночью. Камбер с головой окунулся в свои новые обязанности и укреплял связи и знакомства, полезные будущему епископу Грекотскому. В те дни Камбер Кулдский и все его проблемы отошли в тень.

Сейчас самым неотложным было определение преемника и выборы настоятеля Ордена. Почти три дня ушло на это. Он говорил с кандидатами и другими членами Ордена, с каждым днем все больше постигая работу клерикального механизма, в который так неожиданно попал и сделался его частью.

Кое-что Камбер узнавал самым обычным способом — настоятелю охотно рассказывали очень многое. Остальное легко было выяснить, применив магические способности, если его собеседниками были люди. Иные бедняги и не ведали, как бесполезна и унизительна их ложь. Даже от Дерини удавалось узнать то, что не прикрывали защиты. Такие сведения любой из их племени мог почерпнуть, оставаясь незамеченным.

Соискатели из числа людей поддавались глубокому проникновению. От них Камбер узнал Элистера Келлена со стороны, увидел их глазами, понял, чего от него ждут. Он не так часто вторгался в сознание непрошеным гостем, но теперь цель оправдывала средства. Ему предстояло принять решение, с которым судьба всего Гвиннеда будет связана долгие годы.

В конце концов Камбер остановил выбор на человеке по имени Креван Эллин, прекрасном солдате и богобоязненном священнике, отлично проявившем себя под командованием Джебедии во время сражения. Креван был одним из негласных авторов проекта, предполагавшего расселение михайлинцев по безопасным местам в тот год хаоса, когда Синхил готовился стать королем, а Имре старался погубить их всех. У Кревана не было врагов, пороков, нетвердости в вере. У него была интуиция особого рода, позволявшая жить в ноту со временем, лавировать в вопросах незначительных и оставаться твердым в том, чем не должно поступаться, тут он мог устоять против любого искушения. Кроме того, он нравился королю.

Последнее обстоятельство имело важное значение как часть планов Камбера. Один из претендентов пал жертвой и был вычеркнут из списка, несмотря на выдающиеся достоинства, только потому, что не пришелся по душе Синхилу.

А Креван был в милости, и расположения короля к нему росло, и, возможно, именно этот человек способен занять место у трона, если недоверие монарха к Дерини усилится. Такой человек будет очень полезен михайлинцам и всему Гвиннеду. Синхил решил крепко взять в руки бразды правления, Дерини теперь почувствуют себя на скользкой дорожке.

На службу короне привлекались непременно люди. При дворе росло число тех, кто немало претерпел во время Междуцарствия, их память покрывали рубцы обид и антидеринийских предубеждений, более глубокие и болезненные, чем у Синхила. Реставрация возвращала к престолу отпрысков многих могущественных семей. Недавние военные союзники короля, они вернут себе титул и права на первом же дворцовом приеме в пятницу. С этими людьми легче ладить человеку — Кревану.

В его пользу говорило и еще одно… Этот достойнейший претендент мог быть управляем. Его мысли и поступки предопределят не только собственные идеи, вера и устав Ордена; он будет неуловимыми, тончайшими узами связан с Камбером. Его можно вести по жизни, используя могущество Дерини, если только не переусердствовать. Камбер проверил свое влияние на Кревана во время их последнего свидания и тогда же сообщил о своем намерении объявить его своим преемником.

Связь Камбера и Кревана было почти невозможно выявить. Сознание михайлинца отныне было защищено от проникновения. Даже самый умелый Дерини, желающий открыть истину, прежде должен был разрушить мозг.

Кревана Эллина провозгласили настоятелем в четверг в присутствии всего капитула, за исключением Джорема Мак-Рори. Состоялся благодарственный молебен. Вместо проповеди еще смущавшийся Креван обратился к Ордену с негромкой, но прочувствованной речью, кратко обрисовав свои пока несмелые планы на будущее.

После окончания мессы Камбер обедал со своим преемником и восемью другими членами Ордена, занимавшими высшие должности, включая Джебедию и Натана. За обедом было решено, что Кревана благословят на пост настоятеля в субботу в полдень, то есть за день до возведения Келлена в епископы. По этому случаю Элистер-Камбер загулял, как пьяница-стражник, отмечая окончание многих лет монашеской жизни в Ордене святого Михаила.

На следующий день он отправился в королевский зал для того, чтобы, смешавшись с толпой, стать свидетелем знакомства короля с новоиспеченными лордами. Восемнадцать наследников — графы, бароны и менее высокопоставленные персоны — в возрасте от шести месяцев до шестидесяти лет шествовали по залу в блеске знамен и регалий, чтобы преклонить колено перед своим владыкой. Они были покорны его воле, хотя кое-кто из смиренных лордов мог без всяких затруднений для своего кошелька скупить на корню все королевские владения.

Разумеется, в очереди за титулами был и юный Девин. Его сопровождала семья: мать Элинор, вдова Катана, регентша графства до совершеннолетия Девина, его дядя Джорем и Райс, в синем михайлинском и зеленом целительском нарядах; и тетя Ивейн, которую он обожал. Младший брат Ансель, наследующий ему, нес синюю бархатную подушку с уменьшенной в размерах графской короной, а в руках кузена Джеймса Драммонда было красно-лазоревое знамя.

Родню наследника Мак-Рори, едва ли не больше, чем сама церемония, привлекало синее пятно в разноцветной толпе — группа михайлинцев в окружении других священнослужителей, вернее, только одно лицо среди них. Ивейн, Джорем и Райс не подозревали, что объект их пламенных взглядов никто иной, как Эллин Креван, а Камбер преспокойно стоит в сторонке и ожидает, когда придет черед его внука с трепетом предстать перед королем.

Семилетний Девин склонился перед седеющим королем и простер руки с достоинством и величием взрослого. Глядя в глаза своего сюзерена, он звонким и чистым голосом принес присягу на верность и внимательно выслушал ответные королевские обязательства по защите его жизни и чести, земель и замков.

Мальчик и бровью не повел, когда король касался его плеч и головы огромным мечом державы, который коннетабль лорд Удаут передавал ему уже в семнадцатый раз. Только когда Синхил поднял юного графа с колен и расцеловал в обе щеки, его достоинство было поколеблено — борода и усы короля щекотали, а Девин и так слишком долго для ребенка сохранял величавость.

Он забеспокоился, когда королева Меган надевала украшенный драгоценными камнями графский пояс на его тонкую талию. Синхил взял маленькую корону, слегка приподнял ее и опустил на золотоволосую головку Девина. Мальчик стоял спокойно, и только его хорошенькое личико побледнело. Он с важностью поклонился и вернулся на место, чтобы произнести последнюю клятву.

Церемония закончилась, когда длинные тени уже ложились на дорогу и солнечный свет таял, приближалась ночь. Люди расходились из зала. Камбер постарался задержаться. Болтая о пустяках с михайлинцами, он исподтишка разглядывал своих домашних. Когда внуки с матерью в сопровождении слуг удалились к месту ночлега, к Камберу подошла Ивейн, и он весьма учтиво поклонился дочери. От нее Элистер Келлен получил приглашение на ужин, которое она была обязана сделать, а он не мог принять. Камбер не участвовал в приготовлениях к завтрашней передаче поста, но никогда не решился бы оказаться за одним столом с Элинор и мальчиками. Нет нужды вовлекать их в его интриги. Возможно, позднее, когда мальчики подрастут…

Камбер любезно поблагодарил, Ивейн присоединилась к мужу и отправилась вслед за семьей, а он вернулся к своим терпеливо ожидавшим людям. Появился Джорем и, прежде чем он принес поздравления новоизбранному настоятелю, успел обменяться с отцом несколькими малозначащими фразами вместо сыновнего привета.

Потом Джорем искусно перевел разговор на тему о здоровье нынешнего настоятеля Ордена, предположив, что отец Келлен, возможно, желает пригласить Целителя Райса и его жену отобедать накануне принятия епископской митры. Отец Келлен уже несколько дней не виделся со своим прославленным лекарем, и всех, кому он не безразличен, это не может не волновать. Хлопоты, связанные с церемонией, он, Джорем, примет целиком, а викарий непременно должен позаботиться о своем здоровье и не отлынивать от этого. Отца Элистера в Грекоте ожидают многие труды, его друзья и все братья-михайлинцы должны быть совершенно уверены, что отпускают, своего пастыря в добром здравии…

После довольно робких возражений Камбер принял предложение, втайне восхищаясь тем, как ловко сын представил такую желанную встречу в виде прямо-таки необходимого визита лекаря. Ему и в самом деле необходимо видеть эту троицу, они несколько дней не виделись, а так много нужно обсудить до отъезда.

Камбер едва заметно улыбался, отправляясь вместе с Креваном на ночное бдение в личной часовне архиепископа.

Следующий день начался удачно. Посвящение Кревана прошло без происшествий, Камбер и на этот раз только прислуживал, а не вел мессу. После окончания службы он с облегчением разоблачился и в сопровождении Джорема удалился.

Проблема, как ни откладывал ее Камбер, тем не менее оставалась. Уже завтра епископ Келлен будет служить мессу. Ничего, сегодня они с Джоремом обсудят все детали, а обед в обществе Ивейн и Райса придаст ему сил.

* * *

Благополучное начало дня, обещавшее несуетное общение с близкими душами, обмануло Камбера. Едва они с Джоремом покинули собор, как один из королевских пажей пригласил викария на прогулку верхом от имени своего господина. Вероятно, тому пришла идея укреплять душу и тело Элистера Келлена физическими упражнениями и крепко втемяшилась в его королевскую голову — паж не принимал отказа ни под каким предлогом.

Получасом позже Камбер скакал на коне по дороге под Валоретом рядом с королем. Ему приходилось как следует погонять жеребца, чтобы успевать за легким на ногу Лунным Ветром Синхила. Восемь верховых рыцарей сопровождали их — королю Гвиннеда не пристало ездить без свиты. Рыцари держались чуть позади, предоставляя своему царственному господину иллюзию свободы, которой он так желал. И мог наслаждаться ей сколько угодно в обществе единственного спутника, стоило лишь не оглядываться на облако пыли, клубившееся на дороге позади, и не обращать внимания на тяжелый стук копыт за спиной.

Поначалу они скакали галопом, потом перевели своих иноходцев на легкую рысь и освежались встречным потоком теплого летнего воздуха. В тени дубовой рощи они дали отдых коням, конвой расположился поодаль. Камбер решительно не понимал, что у Синхила на уме, что побудило настоять его на этой прогулке.

Синхил выпустил поводья и, не снимая перчаток, оглаживал шею Лунного Ветра, щипавшего траву. После возвращения из похода король, ко всеобщему удивлению, пристрастился к верховой езде и вполне уверенно чувствовал себя в седле.

Ветерок шелестел в листве, успокаиваясь, пофыркивали лошади, звякала упряжь…

Синхил умиротворенно вздохнул.

— Итак, теперь у нас есть новый настоятель михайлинцев, — в конце концов произнес король. — Каково почувствовать себя просто священником, правда, это всего на несколько часов?

Король улыбался открыто и дружелюбно, глядел с неподдельным любопытством. Камбер почувствовал себя увереннее.

— Откровенно говоря, я будто раздет, Ваше Величество. И еще мне немного грустно, — признался он, прилег на седельную луку и вздохнул, как только что Синхил. — Мне будет не хватать моих михайлинцев, Ордену отданы лучшие годы моей жизни.

— Возможно, и так, но впереди вас ждет еще немало замечательных лет, как мне кажется.

— Если будет угодно Господу, — с улыбкой согласился Камбер.

— А ваш преемник… достоин доверия, — выговорил Синхил после некоторого колебания. — С тех пор как мы вернулись из Йомейра, я много говорил с ним и должен признаться, был поражен. Хотя меня удивило, что вы выбрали человека.

Камбер оценивающе посмотрел на Синхила, искоса, как это часто делал Келлен.

— Вы разочарованы, Ваше Величество?

— Разочарован? Нет, конечно, нет. Но я думал… я думал, что вы непременно изберете Дерини, — выпалил он, выдав свое возбуждение. — Вы ведь не шутили, говоря, что хотите помочь мне?

— Я бы никогда не позволил себе шутить на эту тему, Государь. В наши неспокойные времена Креван Эллин — лучший кандидат на этот пост, будь он человек или Дерини. Он станет объединяющим звеном. Это особенно пригодится, когда в будущем враги захотят испытать вас.

— Вы начинаете говорить, как Камбер, — фыркнул Синхил. — Возможно, той ночью он и впрямь коснулся вас.

Камбер закашлялся, чтобы скрыть тревогу.

О чем это Синхил? Не мог же он знать, что Камбер был теперь Келленом, по крайней мере, не смог бы этого скрывать так умело.

Но о какой ночи идет речь? О той, когда проводили ритуал памяти? Ему казалось, что все прошло отлично, не было ничего, способного внушить подозрение, иначе Джорем, Райс и Ивейн предупредили бы его.

С другой стороны, он не помнил всего случившегося. Мерещилось, будто Синхил и еще кто-то входили в комнату, но вскоре после этого он потерял сознание. Могло ли в это время случиться нечто, обеспокоившее короля? А его дети? Возможно, они не догадались, что он ничего не знает об этом происшествии.

Камбер повернулся к Синхилу, изобразив простодушное недоумение: так проще всего усыпить подозрительность, а голосу надо сообщить искреннее любопытство.

— Кто коснулся меня, Государь? — невинно спросил он. — И какой ночью? О чем вы?

— Той ночью, когда вы были больны. Кажется, это было воскресенье. Как раз накануне похорон Камбера. — Синхил удивленно глянул на него. — Вы не помните?

Не отводя глаз, Камбер покачал головой.

— Правда, не помните?

— Что произошло?

Вдруг Камбер заговорил голосом Келлена, но куда более жестким. Синхил не заметил перемены, он уставился на брошенные поводья, погруженный в свои мысли.

— Я… я думал… мне казалось, что вы понимали, что происходит, — король наконец вышел из задумчивости. — Но теперь знаю, что тогда вы были как одержимый. Элистер… с каким демоном вы боролись в ту ночь?

Камбер закрыл глаза, словно воспоминания о той ночи причиняли ему страдания. В известном смысле он действительно боролся с демоном и был одержим. Да только этого, увы, не объяснишь.

И все-таки с чего Синхил связывает между собой Камбера и Келлена? Он должен был выяснить!

— Не могу говорить об этом здесь, сир, — он снова говорил смиренно. — Теперь я чувствую, что помню о той ночи значительно меньше, чем представлял. Прошу вас, скажите, что произошло. Кажется, я помню, что вы были там, это почти все. Когда я проснулся, Райс спал рядом с моей кроватью, и я не захотел будить его. А потом не было времени расспрашивать.

Синхил снова вздохнул и постарался придать своему голосу бесстрастность.

— Вы… перестали дышать. Райс старался поддержать в вас жизнь. Он сказал, что вы боретесь с каким-то заклятьем Эриеллы. Мы думали, что вы умираете.

— Продолжайте.

— Со мной был ваш юный друг Дуалта, он тоже опасался за вашу жизнь. Даже мне удалось ощутить то, с чем вы сражались, или по крайней мере ваш страх и ужас. А потом Дуалта упал на колени и стал умолять Камбера помочь вам, вернуть вас к жизни.

— Он вызвал… Камбера?

— Он сказал… он сказал что-то вроде: «О, если бы здесь был лорд Камбер, он бы спас отца Келлена!» А потом… — Синхил сглотнул и продолжал, старательно выговаривая каждое слово. — Потом по вашему лицу прошла тень, и мне показалось, что вместо вашего лица появилось лицо Камбера.

— Лицо Камбера! — прошептал Камбер.

В то же мгновение он понял, что случилось, хотя совсем не помнил этого. А было, скорее всего, так: сознание поглощено хаосом воспоминаний Элистера, в этот момент на мгновение теряется его маска, и это успевают заметить.

Камбер посмотрел на Синхила, открыл рот, но, так ничего и не сказав, взмахом руки попросил короля продолжать.

— По-моему, и вам трудно поверить. Однако, уверяю вас, мы видели это. Несколько секунд видение не исчезало, потом дыхание восстановилось, лицо Камбера пропало, и вы стали самим собой. Дуалта сказал, что это было чудо.

Камбер похолодел и перекрестился, так, как множество раз делал это на его глазах Элистер.

Чудо. Синхил тоже так считал? Как это предположение подействует на бедного, мучимого совестью короля, который даже со смертью Камбера не может избавиться от его влияния? Не удивительно, что он так обеспокоен.

— Хотелось бы мне услышать об этом пораньше, — произнес Камбер после паузы. — Такого я и представить себе не мог.

— Райс и Джорем не говорили вам?

Камбер покачал головой.

— Должно быть, решили, что я помню. Кроме того, как я уже говорил, на следующее утро я нашел Райса спящим и ушел в собор до того, как он проснулся. А во время похорон и собрания капитула у нас не было случая поговорить наедине до их отъезда в Кайрори. Как вы понимаете, подобное не обсуждается публично.

— Разумеется, — согласился Синхил. — Кроме того, я сразу же запретил это, они могли говорить только между собой. Кстати, я вспомнил, что должен отыскать юного монаха, находившегося тогда в вашей молельне, и расспросить его. Он служит не при вас?

— Монах? — Камбер понял, что Синхил имеет в виду Ивейн. — Нет, по-моему, он прибыл из какой-то нашей обители, братия которой временно живет под кровом другого Ордена, пока не будет заново отстроен родной монастырь. Должно быть, сейчас он вернулся обратно. Даже не помню, зачем он посещал меня. Кажется, что все это было так давно.

— Неважно. Я найду его.

О нет, не найдете, — подумал Камбер. По крайней мере, об этом не нужно было беспокоиться, хотя он и не понимал, как Ивейн удалось скрыть, кто она, особенно если Синхил говорил с ней.

Однако сейчас следовало побеспокоиться о самом короле, Дуалте и… Гвейре. «Видение» Гвейра было обставлено как визит сверхъестественного существа, и пока необходимости переиначивать его не было. Но если Гвейр встретится с Синхилом или Дуалтой, и они поделятся воспоминаниями…

Камбер внезапно заметил, что Синхил молчит и как-то странно смотрит на него. Он поглядел на короля, потом принялся рассматривать луку седла, удивляясь про себя откровенности Синхила, но не решаясь заговорить.

Король помолчал, потом вздохнул.

— Вы тоже верите в это, не правда ли?

— Верю?

— Что он возвращался. Что это было чудо.

Камбер выдержал паузу.

— Я… не знаю, Синхил. Вы хотите, чтобы я сказал да или нет? Невозможно найти никакой причины, никакого разумного объяснения этому. Я по-прежнему ничего не помню и не имею никаких надежд на прояснение памяти…

— Это называется верой, отче, — мрачно произнес Синхил. — Когда-то она у меня была. Совсем недавно была. А теперь… Господи, неужели я никогда не избавлюсь от него?

Обтянутый перчаткой кулак опустился на седло. Король склонил голову, его плечи под красным плащом вздрагивали.

Камбер мог ответить только молчанием. Келлен не стал бы разделять предубеждений короля по отношению к Камберу, Келлен и Камбер были друзьями, и король об этом знал. Но дискуссия не состоится. До тех пор пока он не выяснит у Райса, Джорема или Ивейн, что же произошло той ночью, не стоит возвращаться к теме Камбера Мак-Рори, А иначе очень легко спровоцировать весьма опасный разговор, вроде того, что однажды у них состоялся. Нет, пока лучше держаться простодушного дружелюбия, между прочим, отнюдь не насквозь лживого, и касаться в беседе самых безобидных тем.

Камбер натянул повод и направил своего коня по поросшей травой тропинке, уходившей в глубину, рощи, Синхил пустился следом. Они говорили о прелестях ясной погоды, о глубине ручья, через который они переезжали, вскоре завели споры о политике и обсудили справедливость наказания торентских пленников.

К радости Камбера, о нем больше не вспоминали. Приятно удивило и то, что многие идеи Синхила о будущем королевства были почерпнуты из бумаг, которые они с Джоремом давали Синхилу, когда он превращался из священника в короля. Теперь превращение состоялось. Словно война и события прошедших недель перечеркнули упрямство, так беспокоившее Камбера раньше.

В оставшуюся часть дня он узнал о том, как Синхил вживается в свои новые обязанности. Дружба между королем и будущим епископом крепла. Превращение Камбера в Келлена начинало оправдывать себя. Мучил только один вопрос.

Что произошло той ночью? Что в действительности видел Синхил? Отразится ли этот случай на нем?

Ему пришлось ждать несколько часов, чтобы получить по крайней мере частичный ответ, — пока они с Синхилом вернутся в Валорет, жаркий и пыльный, он пройдет к себе в апартаменты, вымоется и переоденется к ужину.

На глазах Гвейра и двух слуг, накрывавших стол, Камбер, горя нетерпением, приветствовал Джорема, Ивейн и Райса на манер Элистера Келлена, как радушный хозяин, встречающий дорогих гостей. Пока сервировали ужин, они вчетвером вели праздный разговор, затем кубки были наполнены, и трапеза началась. Пока приходилось оставаться только бывшим викарием и будущим епископом, ничем не выдавая себя.

Только когда удалось выдворить прислугу и отослать Гвейра, Камбер задал свой вопрос. Он был прав, его детям просто не приходило в голову, что Камбер мог не помнить: их лица красноречиво все сказали ему.

Не тратя времени на расспросы, Камбер обратился прямо к сознанию Ивейн и в ее мозгу прочел все о событиях той ночи. Узнал, почему король считает, что говорил с молодым монахом, отчего Синхил готов вслед за простодушным Дуалтой поверить в чудо и какую опасность видит в этом для себя.

Главное, он не хочет, чтобы об этом пошли разговоры. Ивейн пришлось ввести в обман короля, но это лучше, чем выдать то, на что было уже положено столько сил. Даже Джорем не может не признать, что в сложившихся обстоятельствах ее решение было наилучшим.

А своим сообщением Камбер единомышленников не порадовал. Сразу почувствовав это, историю с Гвейром рассказал комкано и смущенно, избегая поднимать глаза. Его благие намерения бесспорно встречали понимание, да и о чуде он тогда не знал, но положение осложнялось. Камбер что-то зачастил в этот мир, добра от этого ждать не приходилось.

Исправить ошибку было крайне сложно. Поздно пытаться стереть в сознании Гвейра эпизод встречи с призраком. Образ накрепко соединился со всеми воспоминаниями о лорде Мак-Рори, это было обширное, единое поле памяти. Манипулировать им так, чтобы юноша ничего не заподозрил, вряд ли возможно.

В безрадостных размышлениях они сообща искали выход, пока Джорем не вспомнил о другой стороне проблемы. О возможности взаимных откровений Гвейра, Синхила и Дуалты Камбер задумывался еще раньше, но его сын смотрел глубже.

Итак, они делятся воспоминаниями. Если не докопаются до истины и не заметят подвоха, то примут все за чистую монету. Что если молва об этом разойдется? Камбер Мак-Рори всегда был любим простым людом, в особенности после Реставрации. Его называли Миротворцем и Защитником людей — ведь он помог низвергнуть Дерини Имре. Два чуда, сотворенные такой личностью, положат начало культу Камбера.

Голос Джорема замер — он неожиданно вспомнил толпы людей, которые видел в часовне Кайрори, где покоилось тело. Лица тамошних паломников вновь предстали перед ним и породили еще большие опасения. Джорем торопливо пересказал, что видел, Ивейн дополнила его рассказ собственными наблюдениями, описав море цветов над могилой, выражение благоговейного трепета на загрубевших лицах окрестных поселян. Неужели это уже началось?

Слов не было, их мысли путались. Мрачная тишина сгущалась. В конце концов Камбер грохнул рукой по столу. Задребезжали столовые приборы, Джорем встрепенулся. Камбер отодвинулся от стола, лицо Элистера Келлена было чернее тучи.

— Согласен, ты убедил меня. Мы уже не вполне владеем ситуацией. Ни я, ни вы не предугадали последствий. Что же теперь делать? Мир пребывает во тьме невежества, ему не хватало только новой чудесной фальшивки. Бог свидетель, я не святой и не чудотворец.

Ивейн улыбнулась.

— Мы знаем это, отец, однако убедить в этом наших добрых друзей будет совсем не просто. Откровенно говоря, меня беспокоят не столько Синхил и Гвейр, сколько происходящее в Кайрори. Если мы не предпримем что-нибудь, то скоро увидим самый настоящий культ святого Камбера. Все к тому идет.

— Мы могли бы открыть правду, — сердито буркнул Джорем.

Райс покачал головой.

— Ты же знаешь, что не можем, уже слишком поздно. — Он обвел их взглядом. — Что если мы просто закроем доступ к усыпальнице? А почему вообще графская часовня открыта для посторонних? В деревне есть своя, где похоронен Катан.

Ивейн не оценила идеи.

— Мы не можем так поступить. Часовня всегда была открыта для наших людей и всех, кто приходил туда помолиться. Чужие не могут попасть ночью, когда заперты ворота поместья, а для тех, кто находится в ограде, она доступна во всякое время. Стоит закрыть часовню, и поползут слухи, мы как бы признаем за этим местом нечто исключительное и сверхъестественное.

— Ну надо же! — воскликнул Джорем. — Как мы могли быть столь глупы?

— Дело не в глупости, — немного резко ответил Камбер. — Никто не мог знать, как все обернется. Ивейн безусловно права. Нельзя запрещать доступ в часовню. По-моему, стоит позаботиться о том, как сохранить могилу, учитывая то, что в ней не тот, к кому они стремятся.

— Будем надеяться, что правда никогда не выплывет, — беззвучно прошептала Ивейн. — Отец, а если они попытаются похитить тело?

— Тогда у нас действительно будут проблемы.

Успокаивая жену, Райс тронул ее плечо, но глаза смотрели на Камбера.

— Предположим, мы выставим преграды, что тогда? Преграды над захоронениями Дерини — обычное дело. По крайней мере они остановят охотников совать нос в чужие дела.

— А почему бы нам самим не похитить тело и тем самым исчерпать проблему? — спросил Джорем, высказывая вновь парадоксальность ума и чувство юмора. — Давайте ставить преграды, — добавил он, когда остальные удивленно повернулись, — но тело надо перевезти в другое место. Препятствия не удержат Дерини, или их придется делать сверхпрочными, а это еще более распалит одержимых и заставит призадуматься рассудительных. Мы этого хотим?

— Он прав, — согласился Райс. — Наложенные заклятия — защита от тления и смена облика — не могут сохранять свое действие вечно. Пока они еще сильны, в соединении укрепляя друг друга, но перед толковым и обстоятельным исследователем-Дерини могут и не устоять. Давайте перевезем тело в потайную михайлинскую часовню и похороним рядом с маленьким сыном Синхила и тем монахом, братом.

— Хамфри, — подсказала Ивейн.

— Да, Хамфри Галларо. Джорем, мне кажется, ты всегда хотел, чтобы Элистер покоился на земле Ордена?

Джорем сумрачно усмехнулся.

— Не знаю, лучше ли от этого Элистеру, но мне уж точно. Однако, когда кто-нибудь все-таки влезет в могилу, тебе, Ивейн, или кому-то из Кайрори придется давать объяснения. Ведь не хотите же вы, чтобы подумали, будто тело вознеслось на небеса. Не хватало нам еще одного чуда!

Камбер, слушавший их все более рассеянно, не мог сдержать улыбку.

— Рад видеть, что вы все снова начали думать, а не просто причитать. Райс, я полагаю, что не надо чересчур усложнять. Если придется объяснять исчезновение, ты, Ивейн или Элинор скажете правду: прах перевезен в другое, более безопасное место, потому что вы боялись осквернения могилы. У Камбера было достаточно недругов. Других объяснений не надо, сколько бы ни просили. Это семейное дело.

Никто не возражал. Обсуждая исполнение задуманного, все четверо приступили к давно остывшей еде. В конце концов план по борьбе с грядущими напастями, удовлетворяющий всех присутствующих, появился на свет. Случилось это за полночь, а о завтрашнем возведении Камбера в епископский сан речь так и не зашла. Ивейн и Райс избегали касаться этой темы, а Джорем упустил несколько удачных предлогов завести разговор.

Вероятно, они успели сговориться, заключил Камбер. О посвящении Райс и Ивейн считают неудобным говорить и предоставили все Джорему. Он, недолго думая, позвонил, чтобы убирали со стола, и с бокалом подогретого вина сел в сторонке у камина. Дети могли все выяснить за его спиной при помощи мимики и жестов. Слуги, собрав посуду и остатки еды, откланялись с пожеланиями доброй ночи, а вскоре Райс и Ивейн простились с отцом.

Джорем, прихватив кубок, осторожно сел в соседнее кресло. Слушал, как разносится по коридорам эхо удалявшихся шагов, потягивал вино и, казалось, ни о чем не думал.

Несколько минут спустя Камбер искоса взглянул на сына и угадал напряжение в каждой клеточке его тела. Разговор предстоял нелегкий, Джорем никак не мог к нему подступиться. Ибо, чем бы не закончился их спор, оба знали, что Камберу придется пройти через завтрашнюю церемонию. Камбер Мак-Рори в личине Элистера Келлена будет рукоположен в епископы и должен будет исполнять обязанности духовного лица, хотя, по существу, не имеет на это никакого права.

Камбер посмотрел на сына, Джорем поднял голову, встретил его взгляд и снова уставился в свой бокал. Набрал полные легкие воздуха и решился.

— У нас не было возможности поговорить раньше. Так?

Камбер глядел в сторону, на парок над вином, — Джорему легче говорить, не видя его глаз.

— Не было. Я надеялся провести этот день с тобой, но…

Он пожал плечами устало и безнадежно, и Джорем перевел взгляд на огонь в камине.

— Я знаю, Синхил… — Джорем колебался. — Скажи, ты думал о завтрашнем дне?

Камбер скрыл улыбку.

— Если после стольких лет ты научился понимать меня хоть немного, должен был не сомневаться, что я всегда беспокоюсь о грядущем, — негромко ответил он. — Я тоже нервничаю, сынок. Просто не вижу способа отказаться от того, что должен совершить.

— Может, ты прав. — Глаза Джорема скрылись под белесыми ресницами. — Наверное, это неизбежно. Но тебе не приходило в голову поискать другие пути? Что если не придется строить решительно все на лжи и обмане.

— Как это?

— В твоей власти узаконить свой статус.

— Каким образом? — прошептал Камбер.

— Приняв священнический сан, — ответил Джорем, обратив к отцу умоляющий взор. — Сделай это сейчас, и завтра ты войдешь в собор с чистой совестью. Ты можешь! Видит Бог, мы часто говорили об этом раньше. Еще в юношестве ты стал диаконом. Уже много лет ты вдовец. У тебя есть право на священство. Уверен, что в подобных обстоятельствах Энском сказал бы то же самое.

— Энском?

Камбер глубоко вздохнул и выдохнул, унимая стук неистово забившегося сердца, когда смысл слов Джорема проник в глубины его существа.

Быть священником, а не прятать под облачением пустоту. Эта мысль взбудоражила и одновременно напугала. В глубине души он всегда носил надежду когда-нибудь дать священные обеты. Его монастырское обучение сказалось на нем значительно сильнее, чем он сам раньше думал.

Но это было в прошлом, когда он еще был самим собой, а Элистер Келлен жил, имел ли Камбер Мак-Рори, присвоивший облик другого, смелость приблизиться к алтарю Господнему и просить о даровании священного сана?

Решится ли он совместить святое служение и греховный обман?

Может ли позволить архиепископу Энскому, примасу Гвиннеда и давнишнему другу, надеть на него епископскую митру, когда он не был к этому готов? Если же открыться Энскому, и тот согласится ввести его в сан, то будет виновен в двуличии, ибо согласится покрывать Камбера, хотя, конечно, он может и отказаться и публично обвинить его во лжи. Тоже вполне реальная возможность.

Но что если Камбер решится ничего не предпринимать, не обращаться к Энскому, что тогда? С завтрашнего дня у него больше не будет возможности избегать отправления обязанностей священника, положенных Элистеру Келлену, если он не хочет навлечь на себя подозрений. Однако не уклониться от этого означает подвергнуть опасности свою душу.