"Москва-Лондон. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Лехерзак Ефим Григорьевич)Глава XXVПозавтракав, Грешем положил салфетку на стол. В ту же минуту дверь так называемой рабочей столовой открылась, и на пороге в низком поклоне согнулся главный дворецкий и управляющий всеми хозяйственными службами усадьбы сэра Томаса Грешема мистер Джеймс Коллинз, высокий, щегольски одетый господин с седыми висками, подкрученными кверху усами, но без бороды. — Доброе утро, Коллинз, — приветствовал его Грешем. — Надеюсь, никаких неожиданностей вы мне не принесли? — Доброе утро, сэр. Все делается или уже сделано в точном соответствии с вашими указаниями. Я лично и многократно проверяю решительно все и всех! — Благодарю вас, Коллинз, продолжайте в том же духе. Музыканты? — Прибыли из Венеции вчера утром. Сеньор Карлуччи сразу же приступил к репетициям. — Прекрасно. Цветы? — В основном были доставлены вчера к ночи, сэр. Остальное было получено лишь полчаса назад. — Все помещения дома готовы к приему королевской династии? — О да, сэр. Все приведено в совершенно идеальный порядок. — В два часа пополудни зайдите за мною, Коллинз, мы с вами осмотрим в последний раз абсолютно все. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что речь идет о приеме королевской династии? — О да, сэр, это неслыханная честь для меня! — И не только для вас. Вы больше ничего не хотите мне сказать, Коллинз? — Я уверен, сэр, вы всем останетесь довольны. — В этом случае вас ожидает поистине королевская награда. В кабинете Грешема ждал Роберт Кау. — Кого вы сегодня примете, сэр Томас? — спросил он. — Тех, — улыбнулся Грешем, — кого вы мне подкинете, Роберт! Целиком полагаюсь на ваш опыт и знание обстановки. — Благодарю вас, сэр. Но сегодня у вас крайне мало времени… — Да, Роберт, и сегодня все напоминают мне об этом. — Простите, сэр Томас, но сегодня мы все так волнуемся… — И это вполне естественно, дружище, — вздохнул Грешем. — Ведь насколько мне известно, далеко не каждый день в гости к купцам отправляется правящая королевская династия. Итак, кто же первый, Роберт? — Преподобный Джон Уокер, сэр, если позволите. — О, давненько я не видывал святого отца! Давайте-ка сюда этого отпетого прохвоста… Сэр Томас Грешем умел делать не только членов парламента Англии, но и пастырей Божьих, если это могло принести надежный и устойчивый доход… В Коунтергейтской тюрьме, этой мрачной юдоли лондонских банкротов, злостных должников без всякой надежды и отпетых мошенников с недурными видами на будущее, куда он зашел однажды по делам одного из своих незадачливых клиентов, Грешем увидел какого-то рыжего оборванца неопределенного возраста с грязной клочковатой бородой. Он держал замызганную, истерзанную Библию в черных от грязи и копоти руках и, по-видимому, что-то читал из Священного Писания десятку таких же рваных и грязных обитателей этого достойного заведения. Грешем подошел поближе и услышал: … — И тогда Всевышний решил наказать ее. Он велел запереть Магдалину в конюшню и посадить ее на лошадиный корм. Но и это не помогло. Сатана нашел ее, и, пока она любовалась, как породистый жеребец покрывает породистую кобылу, этот сукин сын проделывал с ней то же самое. А потом от лошадиного корма она сама стала ржать, и жеребцы с гораздо большей охотой стали иметь дело с нею, чем со своими кобылами… — О господи… — крестились слушатели, — и все это здесь действительно написано? — А как же? — возвысил голос проповедник. — Вот, читай! — И он в сердцах совал в лицо то одному, то другому потрясенному слушателю свою драную книжицу. — Но я… видишь ли… вовсе глазами слаб… — И я тоже, пожалуй, не разберусь со всеми этими письменами… Какой уж здесь свет, сами видите, святой отец… — Уж не думаете ли вы, что я выдумываю все это? — продолжал гневаться проповедник. — Нет, конечно, но все-таки… как-то раньше мне вовсе не доводилось слышать подобных мест из Священного Писания… — Просто совсем не в ту церковь ты ходил… И священник был, видимо, совсем не тот… — Ладно, нечего тут спорить, — прогудел отечного вида низкорослый толстяк с седой порослью на голове. — Врет себе человек для нашего же удовольствия, стой да слушай. А не нравится — выметайся отсюда, дай другим послушать. Читай, святой отец, дальше. — Корм нужен, — решительно заявил проповедник, — да и горло не худо бы немного смочить. — На корм, пожалуй, что-нибудь соберем, а уж горло смочишь вон из того кувшина — вода там хоть и вонючая, но все-таки мокрая… — Собрав несколько пенсов и передав их проповеднику, толстяк сказал: — Ври дальше, святой отец, да побожественнее. И Грешем услышал из уст самозваного проповедника такую дикую чушь и ересь, такую скабрезную мешанину из кабацких и рыночных анекдотов, соленых матросских россказней о деяниях святых небожителей, что, произойди подобная проповедь где-нибудь в другом месте, еретика сожгли бы на святом костре… Нахохотавшись до слез и до икоты, Грешем решил выкупить этого «проповедника» из тюрьмы. Поручив Одричу уладить дело, он спустя несколько дней получил приятную возможность познакомиться с ним лично в своей конторе в Сити… — Джон Уокер, к вашим услугам, сэр, — представился тот. — Бывший рыботорговец. Ныне на мели… — Послушайте, милейший, я уверен, из вас вышел бы неплохой духовный пастырь, получи вы соответствующее образование. Но, черт вас возьми, приятель, какую же дикую ахинею и пещерный вздор вы несли! Ничего подобного я в жизни своей не слыхивал! Это было просто восхитительно, уверяю вас! — И Грешем весело засмеялся. — У меня в руках оказалась Библия, — улыбаясь, оправдывался Уокер, — и это было все, что осталось от моей торговли и имущества. Я научился по-своему переводить ее с латыни, чем стараюсь облегчить страдания своих товарищей по несчастью, а заодно уж немного зарабатываю себе на пропитание… — Ну что ж, — заметил Грешем, — в конце концов, всякая проповедь достойна вознаграждения, если ее слушает хоть один человек. Но что же мы с вами будем делать? — Я был бы совсем не против того, чтобы заняться этим делом, сэр, если вы действительно находите, что у меня что-то получается. Во всяком случае, оно не смердит тухлой рыбой и не хуже всякого другого. — Вероятно. Но сейчас, когда церковь обстригли, словно овцу,[63] едва ли можно рассчитывать прилично заработать на этом деле. — О, не говорите так, сэр! Если с умом взяться за дела духовные, можно выжать из них очень неплохие деньги! Я, например, знаю одного бывшего гробовщика, сколотившего себе целое состояние на продаже индульгенций![64] — Вот как? — удивился Грешем. — А что? В конце концов, индульгенция — это тоже товар, не так ли? А товар всегда находит своего покупателя и приносит определенный доход. — Вот-вот, сэр, я тоже так думаю! — Послушайте, мистер Уокер, вы подали мне весьма любопытную мысль. Я свяжу вас с мистером Одричем, и вы поработаете с ним над во- площением ее в жизнь. Надеюсь, вы не возражаете, мистер Уокер? — Какие разговоры, сэр? Я ваш душой и телом! — В таком случае, я уверен, мы с вами неплохо сработаемся… — Дай-то бог! Мне так надоело без дела прозябать в этой проклятой дыре… — Будет вам дело! — заверил его Грешем. И дело закипело. Прежде всего Грешем поручил Одричу узаконить Джона Уокера в роли священника. Учтя крайне трудное финансовое положение новой англиканской церкви,[65] Одрич потратил на это превращение незадачливого рыботорговца в пастыря Божия сущие пустяки. Со свойственным ему размахом Грешем развернул производство фальшивых индульгенций в одной из своих типографий. Взяв за основу папскую «Таксу святой апостольской канцелярии», они с Одричем разработали большой ценник на отпущение грехов стоимостью от 1 пенса до 100 фунтов стерлингов. И вот уже почти пятнадцать лет в обход папской казны и королевских законов течет полноводная золотая река в бездонную пропасть подземного лабиринта сэра Томаса Грешема. Преподобный Джон Уокер оказался совершенно незаменимым торговцем индульгенциями. «Он всучит свой паршивый товар даже самому Господу Богу», — говорил о нем Одрич. Насколько было известно, однако, до Всевышнего Уокер пока еще все-таки не добрался, но зато множество жителей Англии вынуждены были приобретать отпущения грехов, не совершив еще их на момент покупки, запасаясь, так сказать, ими впрок, словно дровами или домашними соленьями, на всякий случай в будущем — никакого иного пути избавиться от натиска преподобного Джона Уокера и его дьяволоподобных подручных просто не существовало. К тому же отпущение грехов гарантировалось на любое количество лет вперед! Так, в достославном городе Солсбери один несчастный житель купил индульгенцию с отпущением грехов на 32 755 лет!.. Как известно, грех ходит за человеком, словно его тень. Следовательно, человек будет искать отпущения грехов всю свою жизнь. Таким образом, Томас Грешем напал на неиссякаемый золотой источник… … — Скажите, святой отец, — говорил сейчас Грешем, — вам не кажется, что англичане с каждым годом становятся все чище, совершеннее и, я бы даже сказал, святее? У меня даже возникло подозрение, будто очень скоро у всех англичан за спиной отрастут крылья и они, не дай бог, вознесутся на небеса! Вы можете себе представить, Уокер, какая дьявольская давка там начнется? А с чем останетесь вы, святой отец? Вернетесь в свою милую обитель и продолжите свои душещипательные проповеди славным обитателям этого дивного замка? — Вы, разумеется, шутите, сэр Томас? — Ничуть не бывало! В течение последних трех лет вы даете все меньше и меньше доходов. Любопытно было бы узнать, чем еще, кроме всеобщего превращения англичан в самую святую нацию на свете, вы можете объяснить это обстоятельство? — Англичане, как вам, сэр Томас, прекрасно известно, никогда не были нацией религиозных фанатиков, поэтому они грешат, значительно реже оглядываясь на уготованные им мучения на том свете, чем большинство других европейцев… — Ну что ж, — задумчиво проговорил Грешем, — это весьма интересная, свежая и смелая мысль. Похоже, с ней можно было бы и согласиться. Но тогда почему бы нам не заняться спасением заблудших и грешных душ на континенте? — Я хотел предложить вам это, но вы, как всегда, опередили меня, сэр Томас… — И у вас есть тщательно продуманный план действий, не правда ли, Уокер? — Такого плана у меня нет, — пожал плечами Уокер, — но мой опыт работы в Англии стоит совсем немало. Разве все эти пятнадцать лет я работал скверно? — Вы работали превосходно, Джон, но вы работали в Англии. На континенте вы бы уже давно предстали перед Всевышним в виде своего собственного пепла! — Что же нужно делать на континенте, чтобы столь сильно не огорчать Всевышнего? — О, немало, черт подери, совсем немало… Прежде всего, я полагаю, необходимо открыть хотя бы по одному монастырю в каждой из стран Европы для легализации продажи индульгенций. Естественно, какая-то часть доходов уйдет этим жирным гусям в Рим, но львиная доля их все-таки должна переплыть проливы и попасть в мою кассу. Для этого нам необходимо будет купить или состряпать десятка полтора-два епископов и пару-тройку архиепископов по всей Европе. Я не думаю, чтобы это стоило слишком уж дорого… — О да, сэр Томас, этот товар сейчас в Европе в не слишком большой моде. В гораздо большей цене сейчас на континенте работа палача. А вам не кажется, сэр Томас, что над всеми нашими монахами, епископами и архиепископами должен стоять один-единственный кардинал, наш кардинал, ваш кардинал? — Гм… Хм… Черт вас возьми, Уокер… Весьма занятная мысль… О собственном кардинале я как-то еще не думал… И, похоже, напрасно… — Тем более что такой человек у вас уже есть и он готов заплатить за красную кардинальскую мантию из собственного кармана… — Ха-ха-ха! — смеялся Грешем, тряся за плечи своего необыкновенного помощника. — Божественно! Бывший незадачливый рыботорговец и нынешний преуспевающий подпольный торговец индульгенциями кардинал Джон Уокер! Потрясающая метаморфоза! Впрочем… — Грешем перестал смеяться и надолго ушел в свои мысли, утонув в кресле у камина. Потом, знаком руки усадив Уокера в кресло напротив своего, сказал: — Идея насчет вашего кардинальства вовсе не так глупа, как кажется с первого взгляда, но над ней необходимо еще как следует поработать. Я займусь этим, Джон, но пока советую вам не чувствовать себя уже сейчас его преосвященством кардиналом Уокером. Но за идею благодарю вас. Быть может, мы вернемся к ней значительно быстрее, чем вы себе это представляете. А пока, принимая во внимание важность нашего нового предприятия в Европе и трудности претворения его в жизнь, вы отправитесь на континент вместе с сэром Одричем. Он знает об этом и завтра ждет вас у себя в Сити для серьезного разговора. — Следовательно, вы полагаете, сэр Томас, что я смогу справиться с грешниками всей Европы? — По-моему, Джон, вы родились для этого святого дела. Мы уже говорили о том, что в каждой стране у вас должны быть помощники. И если вы будете держать их на достаточно коротком поводке, они не смогут перегрызть вам глотку. Но у меня начинает складываться такое ощущение, Уокер, будто вы боитесь браться за это святое дело. — Боюсь, — откровенно признался тот, — но возьмусь, если доверите мне его, дорогой сэр Томас! — Доверю, разумеется, но будьте крайне осторожны: Европа — это еще не Англия! — И очень жаль! В нашей благословенной Англии работать было одно удовольствие… — Итак, готовьтесь к новому делу, Уокер, жизнь не должна топтаться на одном месте. И еще кое-что. Я давно хотел вам заметить, святой отец, достойнейший из претендентов на кардинальскую мантию, что вы стали слишком уж часто обходить стороной мою кассу, предпочтя ей свой достаточно глубокий и широкий карман. Во всяком случае, ваше нынешнее состояние, за которым я, естественно, весьма внимательно слежу в ваших же интересах, наводит меня на подобные мысли. — О, сэр Томас, я постараюсь развеять ваше недоверие! — И чрезвычайно умно поступите. А пока я все-таки настоятельно советую вам держать свои руки подальше от моих карманов. Я полагаю, это было бы угодно Господу Богу нашему, не правда ли, святой отец? — Безусловно, сэр. Я сегодня же куплю у самого себя индульгенцию за сто фунтов стерлингов и эти деньги лично сдам мистеру Кау. Он церемонно откланялся и, благословив Грешема, закрыл за собою дверь. У вошедшего Роберта Кау Грешем спросил: — Надеюсь, вы успели распорядиться относительно поисков капитана Чанслера и его помощника Смита? — Да, сэр. Я уверен, мы вскоре найдем их живыми или мертвыми. — Живыми, Роберт, только живыми! Капитан Чанслер необходим мне… впрочем, не только мне одному, но, я убежден в этом, и всей нашей бого-спасаемой Англии. И только живым, разумеется, только живым! — Грешем глубоко и озабоченно вздохнул, беспокойно заерзал в кресле, а потом не-ожиданно резко приказал: — А теперь я бы хотел видеть Ходсона! — Но, сэр Томас, ваше время сегодня… — Знаю. Ходсона! — Да, сэр. …Лет пятнадцать тому назад в контору Грешема в Сити явился довольно высокий, худощавый, с правильными и весьма привлекательными чертами лица, к тому же вполне прилично одетый человек и представился: — Джеймс Ходсон, эсквайр.[66] — Прошу вас, сэр, — любезно пригласил Грешем своего посетителя. — Мне весьма жаль, право, но я не припомню, где и при каких обстоятельствах мы могли бы встречаться с вами прежде. Буду вам весьма обязан, если вы освежите мою память. — Мы с вами видимся впервые, сэр, — весьма решительно, но совершенно спокойно заявил Ходсон, — но это обстоятельство отнюдь не помешает мне обратиться к вам с просьбой одолжить мне… или ссудить меня, как вам будет угодно… суммой в сто фунтов стерлингов. — Вот как?! — удивился Грешем. — И вы всерьез полагаете, что всем проходящим по этой улице людям здесь раздаются столь щедрые подарки? — Но я вовсе не выклянчиваю у вас подарка и, тем паче постоянно не прошу у вас милостыни. Я лишь прошу вас одолжить мне сто фунтов. Своей службой вам я обязуюсь через два года вернуть в вашу кассу не менее тысячи фунтов наличными деньгами. Таким образом, вы вкладываете свои деньги в абсолютно надежное и весьма прибыльное дело! Грешем добродушно засмеялся. У подлинных хозяев Сити бывает множество просителей, ибо власть и деньги всегда притягивали к себе бедность и отчаяние. Порою деньги выпрашивались на осуществление самых нелепых, самых невероятных, самых фантастических проектов под любые проценты. При этом обе стороны были абсолютно уверены в абсурдности ожидания возврата ссуды, буде она все-таки выдана, но тем не менее подобные переговоры зачастую велись отнюдь не бесполезно: одна сторона получала реальные деньги, а другая — призрачную надежду на обладание чудом. Но это были, разумеется, исключения, просто забавы акул с головастиками… Бывали подобные просители, разумеется, и у Томаса Грешема. В отношениях с ними он обычно придерживался того мнения, что определенную долю щедрости и благотворительности следует рассматривать как товар, при определенных условиях способный принести и прибыль, если не рассматривать ее лишь как только нечто материальное: с точки зрения чисто философской (излюбленной, кстати, позиции доктора Томаса Грешема) собственное моральное удовлетворение совершенным благородным по- ступком, помноженное на громкое эхо в самой гуще человеческого общежития, тоже приносит прибыль — сначала опосредованную, а в конечном счете и прямую, куда более ощутимую, чем наглядную. Во всяком случае, он взял себе за правило не отталкивать ни одну из протянутых к нему рук и редко ошибался в плодах своей щедрости… Вот и тогда в лице Джеймса Ходсона он приобрел незаменимого помощника в организации совершенно нового для себя дела: скупке бывших церковных и монастырских земель и создании собственных ферм по производству практически всех видов сельскохозяйственной продукции. За про- шедшие годы Ходсон создал во всех частях Англии десятки высокодоходных ферм узкой специализации, что позволяло получать с них огромные доходы! По соседству с этими новыми фермами Грешема простирались земли старинной земельной аристократии, титулованной знати, пэров Англии. Сдавая свои земли мелким арендаторам на длительные, порою чуть ли не на полстолетия и больше, сроки, не видя новых форм и возможностей в эксплуатации земли, не желая и не умея хозяйничать, эти аристократы только на такой долгосрочной аренде своих земель теряли девять десятых своих возможных доходов и, естественно, разорялись… По совету Ходсона Грешем не сдал в аренду ни клочка своей земли. Во главе каждой из ферм были поставлены хорошо знающие свое дело люди, получавшие высокое жалованье в кассе сэра Томаса Грешема. За всеми ими зорко и властно приглядывал опытнейший земледелец и землевладелец Джеймс Ходсон, эсквайр, который за свою нелегкую службу тоже получал жалованье все в той же кассе Томаса Грешема, но уже в виде высокого процента с общего дохода возглавляемого им дела… … — Сэр Джеймс, я чертовски рад видеть вас! — приветствовал Ходсона Грешем, поднявшись с кресла и протягивая ему обе руки. — Надеюсь, у вас все в порядке? Дела и семья, как всегда, хорошо? — О да, сэр Томас, пока удача и счастье сопутствуют во всех моих делах. — Поверьте, дорогой мой, я чрезвычайно рад за вас. Надеюсь, Господь и впредь будет к вам милостив. Прошу вас, садитесь поближе к камину. Хотите вина или чего-нибудь покрепче? — Благодарю вас, сэр Томас, меня бы, пожалуй, вполне устроил глоток-другой не слишком сладкого вина. — Превосходно. Я с удовольствием составлю вам компанию. Они молча пили вино. Тем временем в камине весело потрескивали поленья, тепло нежно обволакивало тело мягкой усыпляющей пеленой. — Мне нужен ваш совет, дорогой сэр Джеймс, — проговорил Грешем. — Если вы полагаете, что я способен его дать, то я, разумеется, к вашим услугам, сэр Томас. — Благодарю вас. Что бы вы мне сказали, предложи я вдвое, если не втрое, увеличить мои землевладения? Ходсон весьма равнодушно пожал плечами, сделал сразу несколько глотков вина и проговорил: — Я всегда утверждал, что такое размещение капитала наиболее разумно и выгодно. Очень рад, что вы разделяете мою точку зрения, сэр Томас. Грешем подошел к окну и раздвинул шторы. Серый пасмурный день лениво дожевывал утренний туман. Отдельные его клочья тяжело нависали над близкой Темзой, но, если присмотреться как следует, можно было бы увидеть многочисленные лодки переправщиков, снующие с одного берега к другому с различными грузами или с людьми. Несмотря на воскресный день, Лондон не отправился отдыхать куда-нибудь на лоно природы. Лондон жил вовсе без выходных дней. Продолжая смотреть в окно, Грешем промолвил: — Вы, разумеется, правы, сэр Джеймс, но на этот раз я думал о расширении своих землевладений несколько иным путем. — Я полагаю, вы имеете в виду увеличение своих землевладений за счет изъятия общинных земель? — Гм… — недовольно поморщился Грешем от такой явно излишней прямолинейности суждений Ходсона. — Да… Но при этом я надеялся стать не родоначальником такого расширения своих земельных владений, а всего лишь одним из бесчисленных лекарей смертельно больного организма. Что посоветуете по этому поводу, друг мой? — Я давно удивляюсь вашему благородству и долготерпению… — невозмутимо потягивая свое вино и глядя на огонь в камине, проговорил Ходсон. — Вы стали одним из крупнейших землевладельцев Англии, лендлордом самого высокого ранга, расплачиваясь за все свои земельные приобретения полновесной золотой монетой. Но в это же время сотни энергичных и хорошо чувствующих пульс нашей сегодняшней жизни людей составили уже крупнейшие состояния, попросту самовольно и безвозмездно прирезая общинные земли к своим. Я уверен, сэр Томас, ваша репутация еще более упрочится, если все будут знать, что вы отнюдь не белая ворона. Эту редкостную птицу никто не боится, но никто с ней не желает иметь дело. Я давно хотел вам сказать об этом, сэр Томас… Грешем порывисто отошел от окна и сел в свое кресло напротив Ходсона. Положив свои руки ему на колени и широко улыбаясь, он воскликнул: — Благодарю вас, дорогой друг, вы развеяли последние сомнения! — У меня уже сейчас есть на примете полтора-два десятка крестьянских общин по соседству с вашими имениями, фермами и поместьями, земли которых слишком хороши для того, чтобы принадлежать всем, то есть никому. Я абсолютно убежден в том, что они вполне созрели для того, чтобы обрести наконец единственного своего хозяина, и я не понимаю, почему бы именно вам не стать им. Между прочим, свои собственные владения я значительно расширил именно таким образом. Собственно, почти утроил их… — Превосходно, сэр Джеймс! — Грешем уже давно и с полным основанием обращался к Ходсону как к владетельному джентльмену.[67] — Светлая мысль. Но каким образом вы собираетесь осуществить претворение ее в жизнь? — Отряд хорошо вооруженных, обученных и оплаченных людей — моя, разумеется, забота, а все остальное — сверху, сэр Томас, — усмехнулся эсквайр. — Что вы хотите этим сказать? — засмеялся Грешем. — Уж не Господа ли Бога вы намерены подвигнуть на это святое дело? — О нет! — засмеялся и Ходсон. — Я бы предпочел, чтобы во время этой нашей работы он спал долго, крепко и безмятежно. Говоря же о помощи сверху, я имел в виду сэра Томаса Одрича со своей палатой общин и королев-скими чиновниками… — Мы только что перед вами обсудили с ним эту проблему, и вы могли бы уже завтра навестить его в Сити, если, разумеется, это не слишком за- труднит вас. Я должен признаться, сэр Джеймс, что чрезвычайно признателен вам за советы и помощь по воплощению их в жизнь. Уверяю вас, они бесценны! — Грешем подошел к изящной конторке красного дерева, слегка приподнял ее крышку и вынул черный, лак с золотом, футляр. — Надеюсь, вас не слишком обременит моя просьба передать вашей уважаемой супруге, леди Мерион, мой скромный подарок в связи с благополучным разрешением ее от бремени? Мне кажется, он может понравиться ей — там старинное ожерелье восточной работы… Ходсон поднялся и склонился в глубоком поклоне. — Благодарю вас, сэр Томас… — проговорил он дрогнувшим от волнения голосом. — Вы всегда так щедры ко мне… к моей семье… Мерион будет счастлива! — Доставлять радость женщинам — истинный долг настоящих мужчин, не правда ли, дорогой сэр Джеймс? Ну что же, я жду от вас хороших и добрых вестей. Надеюсь, вы примете все необходимые меры предосторожно- сти для ограждения моего имени от каких-либо упреков, связанных с предстоящим делом. Разумеется, деньги для его осуществления вы, как обычно, можете получить у мистера Кау — он, естественно, тоже в курсе дела. До встречи, сэр Джеймс! Я уверен, она будет, как всегда, чрезвычайно приятной. Полагаю, вы знаете, что сегодня я принимаю правящую королевскую династию, и, надеюсь, вы простите меня за недостаточное внимание к вам, дорогой друг. Право, слишком много хлопот и волнений сосредоточено в одном дне! Увы, сейчас не до отдыха и приятных бесед… — О, разумеется, разумеется, сэр Томас! Но об отдыхе тоже не следует забывать. Как бы вы отнеслись к идее приехать на две-три недели для отдыха в одно из новых ваших поместий? — С превеликим удовольствием, благодарю вас, сэр Джеймс. А где это? — В пятидесяти милях южнее Лондона. Совершенно восхитительное место, уверяю вас, сэр Томас! — А мы там чем-нибудь занимаемся или это просто восхитительное место? Ходсон удовлетворенно усмехнулся и заметил: — По-моему, ни одно место на земле не может быть восхитительным, если там ничем не занимаются! В этом вашем поместье налаживается чрезвычайно полезное и доходное дело: разведение и продажа мощных норманд-ских лошадей-тяжеловозов! — Прекрасное дело, сэр Джеймс! — улыбнулся Грешем. — И вы всерьез полагаете, что эти мощные лошади-тяжеловозы способны развлечь меня в течение двух-трех недель? — Ах, сэр Томас, эти великолепные животные прекрасны сами по себе, но когда рядом с ними находится совершенно очаровательная молоденькая француженка, сущий ангел красоты и чистоты, тогда эти две-три недели могут показаться самыми волнующими и прекрасными мгновениями в жизни!.. — Гм… Вот как… Похоже, это обстоятельство может иметь немало положительных моментов, необходимых для настоящего отдыха… Я, пожалуй, подумаю об этой вашей идее, сэр Джеймс. На первый взгляд она представляется мне весьма обнадеживающей. Благодарю вас. Я дам вам знать о своем прибытии в это поместье. Я давно хотел познакомиться со своими новыми землевладениями. Почему бы мне не начать именно с этого, если так советуете вы, мой друг? В конце концов, я всегда обожал лошадей… а амазонок при них еще больше… Когда Ходсон, откланявшись, вышел из кабинета, Грешем широко улыбнулся своим мыслям и крепко потер руки… Вошедшему секретарю и помощнику он сказал: — Присядьте, Роберт, в это кресло и возьмите себе немного этого живительного тепла из камина. Вы знаете, иногда я думаю о том, как люди могли существовать, когда еще не было каминов, но представить себе этого я так и не смог. Я убежден, что люди без каминов существовать не могут. Если у человека нет камина, значит, он еще не родился или уже умер… Если бы я был поэтом, давно сочинил бы целую поэму о камине! Вы не знаете, Роберт, кто-нибудь уже написал поэму о камине? Кау улыбнулся, и лицо его сразу обрело приятные очертания мужской привлекательности. — Я убежден, сэр Томас, — сказал он, — никто лучше вас не напишет поэмы о камине! — И вы всерьез полагаете, что мне стоит испытать себя еще и в поэзии? — А почему бы нет? По-моему, ваших талантов вполне достаточно решительно на все, сэр Томас! — О, благодарю вас, Роберт! По доброте своей вы, разумеется, преувеличиваете мои возможности, но слышать это все равно приятно. Ну что ж, мы с вами немного отвлеклись от работы ради краткого отдыха. Кау поднялся из кресла. Лицо его вновь обрело весьма сумрачную сосредоточенность и напряженную деловитость. — Я думаю, сэр Томас, — сказал он, — на сегодня вполне достаточно. Все ваши помощники, собравшиеся в приемной, понимают это и просят вас перенести их прием. — У меня прекрасные помощники, не правда ли, Роберт? Поблагодарите всех их от моего имени и решите, когда я с ними встречусь. — Да, сэр. — И все-таки, Роберт, меня крайне интересует общее положение дел на основных наших направлениях. Вас не слишком затруднило бы просветить меня на этот счет? — Нисколько, сэр. Все ваши суконные, бархатные и полотняные производства работают в обычных своих режимах. — А именно? — На пределах своих возможностей. Сэр Томас Одрич, однако, полагает, что могут возникнуть определенные неприятности со сбытом продукции на континенте из-за новых пошлинных рогаток нидерландских, француз- ских и германских конкурентов. Он намерен обсудить с вами вопрос о желательности и даже необходимости вашего визита на континент по этому поводу. — И он, как всегда, совершенно прав! Я намерен сделать это через три-четыре недели. Вам придется вооружить меня исчерпывающими данными. Вместе с Одричем решите, кто будет сопровождать меня в этой поездке… помимо самого Одрича… — Да, сэр. — Далее — меня интересуют дела мистера Кэйва. — Все ваши мельницы работают бесперебойно, сэр. Введены в дело еще семь: две — в Норсемптоншире, одна — в Лейстершире, на реке Авон, одна — в Эссексе, две — в Йоркшире и одна — в Гамшире, под Винчестером.[68] Никаких непредвиденных обстоятельств или неприятностей в этом деле нет, оно постоянно приносит устойчивые и высокие доходы. — Превосходно. Поблагодарите, пожалуйста, мистера Кэйва, Роберт, и подготовьте для него достойный подарок к Пасхе. — Да, сэр. — А что происходит сейчас на моих верфях? — Все верфи загружены полностью. Одиннадцать новых кораблей для вашей флотилии ждут своих капитанов. Сэр Генрих Лейн намерен пригласить вас на спуск сорокапушечного фрегата для адмиралтейства. — Превосходно. Передайте Лейну, что я постараюсь привезти на это торжество его величество короля Эдуарда. А сейчас, Роберт, я бы хотел переговорить накоротке с мистером Джоном Говардом. Надеюсь, он здесь? — Разумеется, сэр Томас, но… — Только его одного. — Да, сэр… |
|
|