"Москва-Лондон. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Лехерзак Ефим Григорьевич)

Глава XVII

…Наверху в апартаментах прекрасную Диану, эту Пентезилею,[47] и ее верных рыцарей ожидала совершенно потрясающая, невероятная, ошеломляющая весть: перед вечерним богослужением в соборе Диану соизволит навестить… о да, да, сама ее величество королева Франции Екатерина Медичи!

— О Боже, отврати великий гнев Твой и не дай погибнуть ничтожной рабе Твоей! — Диана упала на колени и уткнулась головою в ковер. Все тело ее содрогалось от рыданий, она была неутешна. — Не дай погибнуть мне именно теперь… Ах, потерпи еще немного, совсем… совсем немного… Я ведь верная раба Твоя, о великий Спаситель… сжалься надо мною…

я не хочу… не смею умереть сейчас…

Мужчины остолбенели от неожиданности. Первым пришел в себя Чарли Смит.

— О, мадам Диана! — воскликнул он, падая на колени рядом с нею. — Вам ли, владеющей шпагой и пистолетом лучше любого рыцаря, бояться какую-то там королеву Франции?! Вы завязываете королей в узлы и боитесь их кружевных королев? Ну, это не укладывается в моей голове. Успокойтесь, мадам Диана, своими слезами вы разрываете мне душу…

Чанслер сел рядом с ней на ковер, положил ее голову себе на колени, нагнулся к ее уху и что-то довольно долго шептал.

— Да, да, мой милый… — промолвила наконец Диана, оправившись от рыданий, — ты прав, конечно… Я так и поступлю… Но… но помоги мне подняться, пожалуйста… Ах, я так благодарна тебе, мой Ричард. Я должна сейчас привести себя в порядок — ведь слезы обезображивают женщину и вызывают к ней вовсе не жалость, а отвращение. К тому же — безобразных женщин с опухшими и мокрыми носами святые апостолы отправляют служить при вратах ада…

Она закрыла лицо руками и выбежала из гостиной.

— Вот уж никогда бы не подумал, что мадам Диана умеет плакать… так плакать, — недоуменно пробормотал Чарли.

— Она женщина, — вздохнул Чанслер, — с тонкой, доброй, нежной, чувствительной и такой ранимой душой. Ты не можешь знать этого, дружище… Быть может, один лишь я и знаю это…

— Конечно, — убежденно подтвердил Чарли, — это каждый вам скажет. Но почему она так испугалась королевы Франции — вот чего я никак не возьму в толк…

Чанслер ходил по гостиной, заложив руки за спину, и говорил, казалось, скорее сам с собою, чем со своим другом Чарли Смитом:

— А по-моему, все проще простого. Ведь самая чистокровная королева все равно остается женщиной. Подобно тому, как птица не может не летать, так и всякая нормальная женщина не может не ревновать. Это — ее природа, это — от Бога. Став королевой, получив власть и золото, женщина и ревновать-то начинает по-особому, по-королевски. Я думаю, ревность эта больше похожа на кровавую и коварную войну из-за угла и с тыла, чем на тяжкие душевные переживания простых женщин. Впрочем, простые женщины тоже порою ревнуют по-королевски… На своей шкуре испытал я такое… И не раз… Да и ты тоже, кажется, не с неба свалился… грамотный на этот счет… Просто средств и возможностей у них поменьше, а уж страсти… о, страсти, злобы и выдумки в ней одинаково неисчерпаемо, что в ревности королевы, что в ревности ее прачки! Здесь для меня все ясно, черт возьми, как божий день…

Ричард подошел к Чарли и положил свою левую руку на его правое плечо.

— А дальше я рассуждаю так. Уже больше двух столетий у всех королев Европы есть одна-единственная, непобедимая и неотразимая соперница, которой становится доступно содержимое их государственных кладовых и казны. Что же получается, черт подери? Им, королевам от рождения, — куча нелюбимых детей-наследников и холодный, презрительный взгляд венценосного супруга, а им, Дианам Трелон, их непобедимым соперницам, — горящие страстью глаза, преклонение, обожание и золото… о, столько золота и баснословно драгоценных сокровищ, сколько, пожалуй, и представить-то себе не может ни одна королева Европы! Ну, тут уж поневоле ревность возьмет за горло и за сердце хоть кого, черт возьми!

— Да… это каждый вам скажет… — согласился Чарли.

— Верно, дружище, это каждый нам скажет… — продолжал Чанслер. — До боли в печенках, до колик в желудке, до умопомрачения хочет женщина посмотреть на свою соперницу и сравнить себя с нею! Здесь для меня все ясно. Никакой загадки здесь нет. Загадку я вижу совсем в другом. Франция без малого шестьдесят лет воюет с Испанией за итальянские земли. Сэр Томас много интересного рассказывал мне об этом. И вдруг в Антверпене, где находится сейчас двор ее лютого врага, появляется своей собственной персоной мадам Екатерина Медичи — сама ее величество королева Франции, к тому же наполовину заполненная итальянской кровью! Вот это для меня загадка. И она, признаться, не по моим зубам! Она — для сэра Томаса…

Мужчины не заметили, как в двери остановилась Диана, прислушиваясь к их разговору. Теперь он неторопливо вращался вокруг их корабельных дел. Она успела не только привести в идеальный порядок свое лицо, но и сменила туалет, прическу и обувь. Теперь она была в изящнейшем черном платье с великолепными кружевами на шее и груди. Этот простой и строгий наряд искусно подчеркивал светлые волосы Дианы, взбитые сверху и поддерживаемые широкой черной бархатной лентой, ее неотразимо, редкостно красивое лицо, высокий, чистый и гладкий лоб, совершенно неправдоподобно синие, едва увлажненные глаза. И ни единой драгоценности! О, она была сейчас ошеломляюще прекрасна!..

— Вы так спокойно и рассудительно беседуете о своих делах, точно меня уже не существует на этом свете… — проговорила Диана дрожащим голосом. — А между тем она просто хочет убить меня!

— О господи! — Чанслер вздрогнул от неожиданности и повернулся в сторону Дианы. — Ах, как же ты прекрасна сейчас, любовь моя! Но что ты такое говоришь? Убить тебя? Но кто же собирается сделать это? Уж не королева ли Франции?

— Да, да, мой милый, — вздохнула Диана, подходя к Ричарду, — она непременно убьет меня сегодня же! Я ужасно боюсь ее, дорогой мой, защити меня… умоляю тебя — защити! Ты ведь не хочешь, чтобы она убила меня, не так ли?

— Но, помилуй, с чего ты взяла, что она непременно хочет убить тебя? Успокойся, ради Всевышнего. Я не верю, чтобы она была таким чудовищем. К тому же убивают тайно, а не объявляя о своем прибытии ради этого.

— Но она же — Медичи, Ричард! Неужели вы никогда не слышали об этой страшной семье? Она убьет или отравит меня! Третью Диану Трелон убила какая-то из этих Медичи, выплеснув ей в глаза огненную жидкость, которая затем выжгла и ее мозг… Ах, она умирала в чудовищных, прямо адских мучениях… Я не хочу… Я боюсь… Не сможешь ли ты, о мой дорогой… мой любимый Ричард… попытаться еще раз спасти меня? О, Чарли, я могу ведь рассчитывать и на вас, не правда ли?

Окончательно успокоить ее так и не удалось. Условились, что Ричард и Чарли с пистолетами в руках встанут за тяжелыми портьерами в разных концах парадной гостиной и при малейшей попытке покушения придут Диане на помощь. Только тогда, когда она сама расставила своих рыцарей на их боевые посты-засады, она несколько успокоилась и облегченно вздохнула…

Перекрестившись и одними губами прошептав молитву, она еще раз придирчиво оглядела гостиную и вышла встречать страшную и нежданную гостью с высоко поднятой головой…

…Екатерина Медичи, ее величество королева Франции!

Она, бесспорно, была одной из двух наиболее знаменитых женщин.

XVI столетия. Другой, разумеется, являлась Елизавета Тюдор, ее величество будущая королева Англии.

Рано выйдя замуж за французского принца, а впоследствии короля Генриха II, рыцаря и сластолюбца, Екатерина сразу же дала понять всему королевскому двору, что ограничиваться обычной ролью королев она вовсе не намерена. Умная, энергичная, властная и беспредельно честолюбивая молодая королева Франции с каждым днем все глубже вникала в государственные дела страны, и многочисленные ее министры сначала с удивлением, а потом с почтением и непритворным послушанием стали относиться к ее советам и прямым указаниям. А потом они и вовсе научились предпочитать ее умные, дельные и решительные повеления расплывчатым, двусмысленным и неопределенным указаниям своего короля.

Освободившись таким образом от целого вороха досаждавших ему государственных дел, король смог наконец почти целиком отдаться любимым своим занятиям, в которых признавался величайшим умельцем и изощренным мастером: бесконечные рыцарские турниры (один из которых в конце концов завершился его поражением и смертью) и неустанная, целеустремленная погоня за женщинами, вовсе не обязательно — самыми утонченными, изысканными и добродетельными. Полагая, что его деловая, чрезвычайно темпераментная и энергичная супруга занята сложным и весьма затяжным процессом производства на свет божий принцесс и принцев крови и попутно — делами государственными, король относился к ней с весьма искренней нежностью и благодарностью. В ответ она никогда не упрекала его в абсолютной и ежедневной неверности, что полностью освобождало их обоих от бессмысленной нервотрепки. Казалось, безоблачный мир и полное согласие царили в этом королевском семействе…

Впрочем, однажды облака все-таки набежали на этот идиллический небосклон. Как-то в самом начале дня, после позднего завтрака, король позволил себе забыться и до такой степени некстати появиться в спальне своей супруги, что какой-то совершенно голый мужчина так и не смог тотчас же изменить ни позы, ни самого занятия, которому они предавались с королевой на ее пышной постели…

Король, разумеется, был потрясен. Пока он приходил в себя, его счастливый соперник совершенно незаметно исчез, словно испарился в этой предгрозовой атмосфере.

— Вам не кажется, ваше величество, — сквозь зубы проскрипел оскорбленный в лучших своих чувствах супруг, он же, кстати, король, — что сейчас вы заслужили отсечение головы?

Екатерина, обнаженная и вовсе не изменившая своей призывной позы, весело засмеялась и ответила:

— А вам не кажется, ваше величество, что вы уже слишком давно заслужили отсечение кое-чего другого, что для вас гораздо важнее головы? Мы с вами прекрасно ладили до сих пор, и я не вижу ни малейших оснований для нашего недовольства друг другом. К тому же наши высокомудрые придворные философы утверждают, что лишь взаимная неверность является надежным фундаментом прочности любого супружества! Любого, заметьте. А ведь у нас с вами — королевское. Так что извольте-ка не дуть ваши сладкие губки, а идите лучше ко мне и по-мужски… по-супружески, наконец, закончите то, чему вы так грубо и неприлично помешали. Ну! Идите, идите же! Ба, да вы, кажется, застеснялись? Ах, это просто прекрасно! Ну, вот… наконец-то… Давненько вы не баловали меня своим вниманием, мой дорогой супруг, так что не слишком уж сопротивляйтесь сейчас… Вот… вот так… прекрасно… Ах… право… вы, как всегда, в отличной форме… благодарю вас… любовь моя… Надеюсь, вы уже не дуетесь на свою супругу, лучшую и умнейшую из королев?..

С тех пор безоблачный мир и согласие никогда больше не нарушались никакими внезапными случайностями…

Зато все более глубоко и опасно затягивали королеву Екатерину в свою невылазную трясину дела политические.

Внутри страны бурлили религиозные страсти. Католическая церковь во главе с папой римским теряла одну позицию за другой. Новоявленные пророки взбудоражили всю Европу. Кровавые распри буквально раздирали и Францию изнутри. Идеи «женевского папы» Кальвина[48] завладевали большей частью жителей городов страны, наемных рабочих, ремесленников и зажиточной частью буржуазии. Примкнула к кальвинизму и часть дворянства, стремившаяся поживиться за счет ликвидации церковных имуществ. Весь юг и юго-запад Франции, самая богатая и влиятельная часть ее буржуазии восприняли кальвинизм как наиболее подходящую для себя религиозную идеологию. В свете учения «женевского пророка» об абсолютном предопределении (Бог, как он утверждал, заранее определил одних людей к спасению и блаженству в потустороннем мире, а других — к погибели), теряли свое значение благородство происхождения и сословные привилегии феодалов, ибо не ими, а самим Всевышним определялись предизбранность и спасение. Следовательно, буржуазия получала религиозное обоснование своих прав на руководящее положение в политической жизни всего общества в качестве наиболее преуспевающей его части.

Но догматы догматами, а когда к этому протестантскому движению, получившему во Франции название гугенотского, стали не только примыкать, но постепенно и возглавлять его принцы крови из дома Бурбонов, ее дома, она потеряла покой и сон. Она (не без оснований, кстати) видела в гугенотах своих могильщиков и со страстной настойчивостью оплетала их своей тонкой, но на редкость прочной паутиной политиче- ских интриг, тайных убийств и явного раскола. Пройдут годы, и в ночь на 24 августа 1572 года она заставит своего болезненного и безвольного сына, короля Франции Карла IX, вырезать только в Париже более двух тысяч гугенотов, а всего во Франции за следующие после той чудовищной Варфоломеевской ночи две недели было истреблено более тридцати тысяч кальвинистов-гугенотов!..

Но все это произойдет через двадцать лет. А сейчас, в конце 1551 года, французскую королеву, помимо укрепления позиций гугенотов, крайне волновало положение страны на многочисленных фронтах затянувшихся более чем на полстолетия итальянских войн со Священной Римской империей во главе с ее императором Карлом V. Казна Бурбонов была практически пуста. Внутри страны дозревали гроздья гражданских войн. А несколько лет назад войска испанцев почти вплотную подошли к Парижу, и пришлось вооружать вечно бунтующих крестьян и взрывоопасную городскую чернь, что могло бы окончиться гораздо худшими последствиями, чем просто взятие Парижа Карлом…

Словом, забот у королевы Франции Екатерины Медичи было сейчас более чем достаточно, так что совершенно невероятным казалось ее появление здесь, в Антверпене, в то время как двор императора Карла на какое-то время переместился сюда же…

…Несколько долгих и предельно напряженных минут они стояли друг перед другом — коронованная королева Франции и некоронованная королева всех королей Европы. Екатерина Медичи жадно и неторопливо, в упор рассматривала не только лицо Дианы Трелон, но, казалось, своим насквозь пронизывающим взглядом раздевала ее донага и ревниво изучала каждую клетку и складку ее тела. Несколько продолговатое лицо Екатерины с несильно подогнутым книзу носом и довольно большими передними зубами, едва заметно выступающими над нижней сочной и чувственной губой, трудно было бы назвать красивым или хотя бы просто привлекательным, если бы не эти громадные, классически миндалевидные глаза цвета звездной ночи. Они сразу же и окончательно приковывали к себе неотрывное внимание, оставляя все остальное ее лицо в какой-то дальней и почти размытой тени. Невероятная притягательная сила ее глаз — вот, несомненно, главная характерная черта портрета тридцатидвухлетней королевы Франции Екатерины Медичи…

Изящным и легким движением плеч, словно вздрогнув ими и согнав с себя невольное напряжение, она сбросила назад черный суконный плащ, подбитый голубыми песцами, и стояла сейчас во всем блеске и великолепии своего звания и положения. Вишневое бархатное платье с очевидным трудом держалось на ней от тяжести бесчисленных драгоценностей, низкий, прикрытый тончайшей тканью вырез без малого полностью обнажал ее высокие и полные груди, темно-пепельные волосы были перевиты таким количеством жемчужных нитей, что казалось, будто волосы выросли на ее голове лишь для того и ровно в таком количестве, чтобы их было достаточно для поддержки этих изумительных нитей. Можно было подумать, что королева Франции от греха подальше носила на себе все достояние государ-ственной сокровищницы своей страны…

Перед ней стояла Диана Трелон в своем скромном туалете и без единого драгоценного украшения.

Королева мгновенно оценила и ум хозяйки дома, поздравив себя с первым своим поражением…

— Ее величество королева Франции, — произнес приятным бархатным баритоном высокий и очень красивый молодой человек в щегольском наряде и при шпаге в драгоценных ножнах, оказавшийся рядом с Екатериной и склонившийся в изящнейшем поклоне перед Дианой.

Хозяйка «Жемчужины Шельды», скромно потупив голову, словно рас- творилась в глубоком реверансе — настолько он был искусен и почтителен.

— Не соизволит ли ваше величество пожаловать в гостиную? — Мелодичный голос Дианы прозвучал спокойно и с достоинством.

Когда они прошли в гостиную, Екатерина, слегка улыбаясь, проговорила:

— Надеюсь, вы не станете возражать, если я сяду в это кресло, поближе к теплу камина? — Диана снова поклонилась, обеими руками указывая королеве именно то самое кресло, которое та выбрала для себя сама. — Ах, благодарю вас, мадам Трелон, вы очень любезны. Признаться, я успела хорошенько продрогнуть в эту вашу несносную погоду. Слава богу, во Франции всегда прекрасная погода!

— Не согреет ли ваше величество глоток теплого вина? — спросила Диана, все еще стоя у своего кресла.

— О, вы так внимательны и предупредительны, мадам Трелон! Пожалуй, вы правы — глоток теплого вина едва ли повредит мне сейчас.

Диана подошла к низкому овальному столику черного дерева с тонкими резными ножками, сплошь уставленному сосудами с вином, бокалами, кубками, печеньем, самыми разнообразными фруктами и сладостями. Она взяла высокий фарфоровый кувшин с крышкой и с носиком, имитирующими голубиную голову, и наполнила два хрустальных бокала густой темно-красной жидкостью. Один бокал она поставила на небольшую золотую тарелку и с легким, изящным поклоном поднесла королеве Екатерине, другой — к своим губам и сделала несколько хороших глотков.

«Умница», — подумала Медичи и с видимым удовольствием выпила теплое содержимое своего бокала.

— Ах, благодарю вас, мадам Трелон, — кивнула головой, отягощенной драгоценностями, королева Екатерина, протягивая тарелку с пустым бокалом Диане, тут же опустошившей до дна свой бокал. — Мне показалось, вы собираетесь позаботиться и о моем спутнике, не правда ли? Но, право, маркиз слишком хорошо воспитан, чтобы допустить это. Не правда ли, мой дорогой маркиз, вы прекрасно сами справитесь со своим бокалом, вином, фруктами и сладостями?

— О, разумеется, ваше величество, — артистически легко и изящно по-клонился своей королеве маркиз и направился к столику с напитками, где надолго задержался, с удовольствием отдавая должное всему, что там было.

Поистине королевским, но вместе с тем необыкновенно изящным жестом правой руки предложив Диане сесть напротив себя, королева заговорила с легкой улыбкой:

— Надеюсь, все королевы Европы так или иначе наслышаны о вас и вашем восхитительном салоне, но я полагаю, лишь мне одной представилась счастливая возможность не только видеть вас, но и познакомиться с вами. И справедливости ради должна признаться, что вы совершенно очаровательны, мадам Трелон, вы, несомненно, совершенство красоты, ума и изящества, вы абсолютно неотразимы!

— О, ваше величество, помилуйте, молю вас! — Лицо Дианы заметно порозовело, она в смущении опустила глаза.

— Увы, это так, — продолжала говорить королева. — Это истинная правда, и я бы хотела донести ее до тронов всех моих сестер-королев. Разумеется, я говорю вам все это без всякой радости, ибо признание одной женщиной превосходных совершенств другой почти равносильно самоубийству. Мне кажется, теперь я куда лучше прежнего понимаю своего и других коронованных супругов Европы. — Екатерина говорила все это со спокойной улыбкой, и ее нарочитая откровенность звучала, тем не менее, вполне искренне и сочувственно. — Поверьте, дорогая моя Диана… Надеюсь, вы позволите мне так называть вас, не правда ли?

Диана низко склонила голову в знак своего согласия.

— О, благодарю вас! Я уверена, что могу разрешить вам называть меня просто мадам Екатериной. В конце концов, никакая корона — увы! — не делает королеву женщиной, а глядя на вас, лишний раз убеждаешься в этой истине! Кстати, один мой придворный философ заметил как-то, что истина прекрасна лишь настолько, насколько она подтверждает нашу фантазию или желание… Да, так поверьте мне, дорогая Диана, я вовсе не ревную вас к моему обожаемому супругу, да и, признаться, не так уж и часто у меня бывает право на это, не правда ли, мой дорогой маркиз?

Тот невольно вздрогнул и едва не поперхнулся какой-то сладостью, запиваемой вином. Он бросился к креслу королевы, упал на колени, благоговейно принял ее сверкавшую драгоценностями руку обеими своими и бережно поднес к своим припухшим чувственным губам, тем не менее не отрывая своего пылающего, восхищенного взгляда от лица Дианы.

— О, я вижу и он сражен наповал вашей несравненной красотой, дорогая Диана! — Екатерина весело и непринужденно засмеялась, ласково и изящно потрепав маркиза за ухо. — Боюсь, у меня начинают возникать причины для ревности! Вы не находите, дорогая моя, что когда нам изменяют наши дорогие мужья, мы чувствуем себя обиженными и даже оскорбленными, но когда нам изменяют наши любовники — мы невыносимо страдаем, а такая женщина способна испепелить весь мир! Ах, простите, дорогая моя, я совсем запамятовала, что вам еще неведомы чувства замужней женщины. Надеюсь, у вас все это еще впереди — ведь вы еще так молоды и божественно прекрасны. Я не исключаю, что вашим избранником может стать кто-либо из монархов Европы. Было бы очень жаль, если ваш выбор падет на моего супруга, — я уверена, что вы заслуживаете гораздо лучшей участи… А вы, маркиз? Как относитесь вы ко всем этим проблемам?

— О, дорогая мадам, вам не придется испепелять весь мир! — воскликнул коленопреклоненный маркиз. — Ведь все мы любим вас преданно и нежно!

— Ах, благодарю вас, дорогой маркиз, — весело и непринужденно улыбалась Екатерина. — Вы, как всегда, слишком любезны, чтобы говорить правду. А все вы… Впрочем, у нас с вами, маркиз, будет еще возможность продолжить эту беседу несколько позже и в другом месте… А сейчас я бы хотела попросить вас, дорогой маркиз, оставить меня наедине с мадам Трелон. Надеюсь, вы не возражаете, дорогая Диана?

— О нет, разумеется. Я к услугам вашего величества. — Диана поднялась с кресла и склонилась в почтительном поклоне. Затем она обратилась к маркизу: — Не угодно ли будет вашему сиятельству ознакомиться с моим зимним садом-оранжереей? Поверьте, в эту зимнюю пору нет большего удовольствия, чем насладиться ароматом благородных цветов.

— Я бесконечно признателен вам, мадам! — в сложнейшем реверансе склонился придворный угодник. — Я обожаю цветы, они напоминают мне красоту и обаяние самых прекрасных женщин, среди которых первенствуете, несомненно, вы, ваше величество и вы, мадам Трелон!

Пока он раскланивался, Диана коснулась широкой бархатной ленты, свисавшей с потолка у камина, и в комнату вошла высокая, стройная и очень красивая молодая женщина, одетая так же подчеркнуто строго, красиво и скромно, как и ее хозяйка.

— Его сиятельство, — сказала ей Диана, — пожелали ознакомиться с некоторыми видами цветов, выращенных в моем зимнем саду.

Когда они остались вдвоем, королева сказала:

— Я хорошо понимаю ваше нетерпение поскорее узнать о цели моего неожиданного визита к вам, дорогая Диана. Не стану вас томить слишком долго… Впрочем, я не слишком обременю вас, если попрошу еще немного вашего превосходного подогретого вина?

Диана вновь наполнила бокал Екатерины и с поклоном подала его на той же золотой тарелочке.

— Ах, благодарю вас, дорогая моя, эта живительная влага всегда очень помогает и подкрепляет меня в трудную минуту. — Лицо Екатерины как-то внезапно слегка осунулось, сделалось еще длиннее и невзрачнее, но прекрасные глаза ее мерцали огнем бушующих в душе страстей. — Когда женщине трудно, она обращается за помощью к мужчине. Когда он беспомощен или глуп, — а это случается с ним гораздо чаще, чем обычно полагают, — она прибегает к помощи Господа Бога. Если же и он отвернулся от этой женщины, она обращается за помощью к другой женщине. — Екатерина громко проглотила большой глоток вина, затем — другой. — Мне нужна ваша помощь, Диана.

— Я к услугам вашего величества, — склонила голову Диана.

— Благодарю вас, дорогая моя. Король Франции, мой обожаемый супруг и ваш восторженный поклонник, много рассказывал мне не только о вашей поистине дивной красоте и обаянии, но и о тонком вашем уме, редчайшей образованности и совершенно удивительном искусстве улаживать порою самые запутанные, сложные и спорные династические и междинастические распри. Он говорил мне даже, что вы не раз спасали мир и благоденствие многих стран Европы. Право, он так много и столь восторженно рассказывал мне о ваших благодеяниях, что я решила не пускать его к вам, а самой явиться за советом и помощью. Клянусь, дорогая Диана, еще ни одна женщина на свете не слышала таких слов от королевы Франции Екатерины Медичи. Поверьте, мне было очень нелегко найти их, но еще труднее высказать их вам. В конце концов, я ведь не только женщина, но еще и королева. К тому же — из рода Медичи…

Она отпила еще один глоток вина.

— Итак, суть дела. Франция, как вы, полагаю, знаете, совершенно утонула в этой войне с императором Карлом, она словно петля на нашей шее. Мы разорены и воевать дальше не можем, если не хотим, разумеется, чтобы эта проклятая петля окончательно задушила нас. Внутри страны мира тоже нет, и я не удивлюсь, если вскоре нам придется воевать на два фронта. Вместо разумных поисков путей хотя бы для начала к временному перемирию с императором Карлом, мой супруг ищет все новых и новых дорого- стоящих наемников или сгоняет в свою армию последних наших крестьян, чтобы снискать себе лавры великого полководца на полях сражений с испанцами и немцами, воюющими под знаменами императора Карла. Боюсь только, что вместо лаврового венка на голову он получит цепи на руки и ноги… Франции нужен мир! — воскликнула Екатерина, отпила еще глоток вина, наклонилась к Диане и понизила голос почти до шепота. — Я только что вернулась из Рима, где умоляла папу добиться этого. Однако этот хитрый лис не хочет сейчас раздражать императора Карла в надежде на его помощь в борьбе с европейскими богоотступниками. В нашей беседе папа заметил мне, что таким образом воздействовать на Карла невозможно, не объяснив при этом, каким же тогда образом можно этого добиться. Я в бешенстве покинула этот проклятый Рим, надеясь никогда больше не появляться там! Но я подумаю над тем, как наилучшим образом ответить этому субъекту на его невнимание к нуждам Франции! О, уж об этом-то я смогу позаботиться наилучшим образом!.. Узнав, что Карл снова вернулся в Нидерланды, чтобы лично возглавить свою армию в войне против Франции, я под чужим именем, как сугубо частное лицо, без всякой свиты и охраны, в сопровождении одного лишь своего рыцаря, маркиза, вдыхающего сейчас аромат ваших дивных цветов, примчалась сюда, но Карл не захотел встретиться со мною, хотя папа все-таки просил его об этом в своем письме, которое я у него вырвала перед самым отъездом сюда. При этом он сослался на свое нездоровье, этот неотесанный мужлан и костолом!

Она допила свое вино и протянула тарелку с пустым бокалом Диане.

— Но моей Франции нужен мир, и притом только почетный! Мы вовсе не собираемся признавать себя побежденными, Карл, разумеется, тоже. Следовательно, необходимо договориться. Не можем же мы воевать еще пятьдесят лет! Карл сам сидит на пороховой бочке, окруженной со всех сторон горящими факелами. Ему нужен мир, быть может, еще больше, чем Франции, но он, похоже, предпочитает лучше взорваться. Хм… — Екатерина вдруг усмехнулась совсем не по-королевски — задорно и по-женски озорно. — Наши мужчины прекрасно справились со своим делом: они втянули друг друга в эту бесконечную войну и изо всех сил тщатся доказать, что именно они являются храбрейшими рыцарями и великими полководцами. Им нужна война бесконечная. Значит, за дело должны взяться мы, женщины, иначе слишком скоро нам придется довольствоваться обществом друг друга в наших мягких постелях. Признаться, меня бы это не очень устроило… Итак, нам нужен мир. Я обращаюсь к вам с просьбой помочь мне добиться его. Мои люди при дворе Карла сообщили мне, что он уже вполне оправился от последствий своего визита к вам и намерен сегодня или завтра нанести вам свой прощальный визит перед отъездом в Гент, к войску. Зная его особое отношение к вам, дорогая моя Диана, я хотела бы просить вас уговорить императора встретиться со мною под крышей вашего или какого угодно другого дома, лишь бы тайна этой встречи осталась непроницаемой. Ах… Боюсь, — Екатерина вдруг мягко и добродушно засмеялась, — я слишком злоупотребляю вашим гостеприимством и терпением, лишив вас всякой возможности говорить. Надеюсь, вы сможете простить меня и сейчас же возьмете нашу беседу в свои руки.

Диана с нескрываемым восхищением смотрела на эту удивительную женщину. Сколько же нужно ума, смелости, решительности и самоотверженности, чтобы вот так, в сопровождении лишь одного своего рыцаря, исколесить вдоль и поперек добрых пол-Европы воюющих друг с другом государств, пройти сквозь дым и пепел религиозных войн и распрей, через невидимую паутину коварных политических интриг, ради того, чтобы сыграть и выиграть свою собственную политическую игру! О, Екатерина Медичи была игроком высочайшего полета, и Диану восхищало, с какой откровенной прямотой, напролом продиралась эта безусловно отважная женщина сквозь непроглядные дебри политических буреломов к поставленной цели. Насколько всего полчаса назад Диана боялась и ненавидела королеву Франции, настолько сейчас она восхищалась ею и сочувствовала ей. Она увидела в ней женщину-борца, женщину-предводителя, женщину-политика — истинную королеву и необыкновенную женщину. «Смелость, Самоотверженность, Независимость, Сила Воли» — девиз, который всегда мечтала начертать на своем гербе Диана, казалось ей, полностью воплотился в жизнь этой необычайной женщины, редкостного творения природы. Освободившаяся от страха перед Екатериной Медичи и счастливая от этого освобождения, Диана готова была теперь идеализировать ее, преклоняться перед нею и обратиться в вернейшую ее союзницу…

— Ваше величество позволили мне называть себя просто мадам Екатериной, не правда ли? — с заметной робостью проговорила Диана.

— О, разумеется, дорогая моя! — воскликнула Екатерина, протягивая обе свои руки Диане. Когда их руки сплелись, Диана почувствовала горячую влажность ладоней королевы, а ту восхитила сухая прохлада ответного рукопожатия. — Отныне вы моя сестра и подруга, и я клянусь, что вам никогда не придется раскаиваться в этом! Я чувствую… нет, я знаю, я уверена, что вы поможете мне сломить упрямство императора Карла! Не правда ли, меня не обманывает мое предчувствие — вы ведь поможете мне, своей сестре и подруге?

— Ах, я давно не чувствовала себя такой счастливой, мадам Екатерина! — растроганно промолвила Диана. — Клянусь, у вас появилась еще одна любящая сестра и верная подруга. И в подтверждение этой своей клятвы я говорю вам: я с вами, я помогу вам.

— О, моя дорогая Диана! — Екатерина вскочила с кресла и пылко, истинно по-итальянски, заключила Диану в свои крепкие объятия. Обе женщины от избытка чувств заплакали в объятиях друг друга. Наконец, несколько успокоившись и осушив свое лицо ароматным платочком, Екатерина, облегченно вздохнув, проговорила:

— Ах, женщины, женщины, мы даже государственную политику не делаем, а рожаем со слезами на глазах! Дорогая моя, вы и в самом деле хотите помочь мне встретиться с императором Карлом?

— Да, мадам. Вы ведь этого желали, не правда ли?

— О да! И вы можете сделать это?

— Думаю, что да.

— Но, ради всего святого, каким же образом вы намерены устроить это… это совершенно фантастическое свидание? Добиваясь его, я всегда отдавала себе отчет в нереальности этого предприятия.

— И напрасно, мадам, — мягко улыбнулась Диана. — Слишком хорошо зная императора Карла, я вижу единственный путь для вашей встречи и беседы с ним: вы должны будете ошеломить его, выбить из седла, обезоружить и взять в плен.

— Я? Я должна буду все это сделать? — Екатерина от изумления снова упала в кресло. — После вас? Но это же просто невозможно!

— Почему же? — спокойно пожала плечами Диана. — Разве для женщины есть что-нибудь невозможное, если ей этого очень захочется?

— Ах, Диана, ради бога, я умираю от нетерпения!

— Мой план так же прост, как и ваше желание, мадам Екатерина. Поэтому мы с вами сочиним сейчас небольшую пьеску, где в конце концов в полной темноте он на ощупь найдет вас, думая, что это я, и тогда-то вы докажете ему, как легко женщинам заменять друг друга в случае необходимости. Сразу же после того, как между вами произойдет все, что должно будет произойти, вы откроете Карлу свою тайну, и все дальнейшее будет зависеть только от вас, мадам, только от вас. Обладание королевой Франции в преддверии кровавых сражений с ее супругом, безусловно, ошеломит его. Ваше женское обаяние, искусство и изобретательность выбьют его из седла. Ваша невероятная смелость и самоотверженность обезоружат и пленят его. Надеюсь, это время вы не потратите даром и получите наконец все то, чего вы так настойчиво добиваетесь, мадам Екатерина.

Королева, опираясь руками на подлокотники кресла, всем своим телом подалась в сторону кресла, на котором сидела Диана, словно собиралась с силами, чтобы в следующее мгновение совершить прыжок тигрицы. Рот ее с весьма крупными белыми зубами над нижней губой был сейчас широко открыт, щеки заметно побледнели и слегка запали, а лицо вытянулось и стало таким некрасивым, что даже ее восхитительные глаза не могли исправить этого впечатления.

— Вы… вы… — глухо бормотала Екатерина. — Вы — тоже из рода Медичи? Но вы же — наша! Вы — настоящая Медичи, а следовательно, моя сестра. Но вот я… урожденная Медичи, не могла бы додуматься до всего этого, проживи я еще хотя бы тысячу лет на этом свете! А вы… Ах, дорогая Диана, пожалуй- ста… вина… глоток вина… — С жадностью выпив поданное Дианой вино, она продолжала: — Но как… как вам могла прийти в голову подобная идея?

— Просто я не нашла иного пути помочь вам, мадам Екатерина. А вы его знаете?

Екатерина со вздохом откинулась на спинку кресла и вдруг улыбнулась, а затем так весело засмеялась, что Диана невольно и сдержанно тоже засмеялась.

— О, моя дорогая Диана! — сквозь смех говорила Екатерина. — Но как… как вы могли додуматься до такого… такого дьявольского плана? Я утверждаю, что вы — гений! Я впервые в жизни встречаю гениальную женщину. О, недаром же все короли Европы стоят перед вами на коленях! Теперь к ним присоединилась и единственная женщина — королева Франции.

Я с восторгом принимаю ваш план, дорогая Диана! Ах, лишь бы император Карл остался мужчиной, увидев меня в своих объятиях! О, я бы никогда не простила ему такой отвратительной оплошности! — Наконец она успокоилась и вполне серьезно спросила: — А где будете вы, дорогая моя, во время всего этого невероятного представления?

— Ах, далеко отсюда, мадам Екатерина, — загадочно улыбнулась Диана. — Но вы можете править в моем доме сколько сможете и сколько захотите. Более услужливых, сведущих и преданных подданных, чем мои люди, вы нигде не найдете. Любое ваше желание или приказ будут исполнены незамедлительно и самым наилучшим образом.

— Ах, дорогая моя, вы так добры, благодарю вас. Но неужели вы не боитесь гнева этого страшного человека?

— Боюсь… Очень боюсь… Ужасно боюсь… Но я надеюсь на то, что, в конце концов, император Карл будет настолько доволен и счастлив столь близким знакомством с необыкновенной и очаровательной королевой Франции, что не только простит меня, но и будет благодарен мне за эту… пьесу. Ведь и он задыхается в кровавых объятиях этой несчастной войны — он сам не однажды говорил мне об этом. Он ведь тоже ищет пути к миру, но, как и все мужчины, вовсе не там — ключи от войны или мира всегда лежат под подушками женщин. Так что отныне, мадам Екатерина, от вашего обаяния, от вашего таланта перевоплощения и особого искусства быть женщиной будет зависеть не только ваша, но и моя судьба. Однако время идет, и я думаю, что нам пора бы уже взяться за сочинение нашей славной пьесы.

Не хотите ли вы, мадам, пройти в мой кабинет?

— О, с восторгом, милая Диана! — Она порывисто встала с кресла и сжала обе руки Дианы своими пылающими ладонями. — Я бесконечно счастлива, что мне пришла в голову мысль познакомиться с вами. Боюсь, во мне тоже есть что-нибудь от гения… И знаете, Диана, еще одна светлая мысль пришла мне в голову буквально сию минуту: давайте больше не расставаться?! Вы переедете в Париж, я делаю вас своей первой дамой, вы немедленно получаете один из моих дворцов, я возвожу вас в баронское… о нет, нет!.. в графское достоинство! В конце концов я выдам вас замуж за принца крови. Своего супруга, по вполне понятным причинам, я вам отдать не обещаю, но поделиться определенной его частью вполне готова. Мы были бы неразлучны и в политике, и в делах иного свойства. Вы можете себе пред- ставить, дорогая моя, что могут совершить две такие женщины, как мы, если к тому же у нас будет неограниченная власть? Я думаю, мы не только моря и реки, но и саму жизнь человеческую смогли бы обратить вспять! Ах, как все это живо представилось мне сейчас… Что вы на это скажете, дорогая моя?

О господи! Как поразилась бы сейчас королева Франции, узнай она, что в лице своей новой подруги Дианы Трелон она имеет дело со своей подданной, графиней Луизой де Вервен!

Диана лукаво улыбнулась и промолвила:

— Ах, вы так добры, мадам, так щедры… Я бесконечно благодарна вам. Но я полагаю, нам следовало бы сначала успешно завершить нашу игру — боюсь, она не так проста и невинна, как может показаться с первого взгляда.

— О, разумеется. Но в ее успехе я теперь вовсе не сомневаюсь. — Страстная и неустрашимая натура Екатерины, казалось, праздновала уже свою победу. — Ах, эта дивная игра как раз по мне: ведь я же все-таки Медичи! И я к тому же еще — королева! И, наконец, я еще и просто женщина. Надеюсь, всего этого вполне достаточно для победы над любым мужчиной, будь он даже императором или самим Господом Богом. Но вы так и не ответили на мое предложение, дорогая Диана?

— О, я потрясена его щедростью и прелестью, мадам Екатерина, — с очаровательной своей улыбкой ответила Диана. — Но, боюсь, двум таким женщинам, как мы с вами, трудно будет ужиться под одной крышей. Увы, все мы, женщины, страдаем одним серьезным недостатком: думаем не умом, сидя в кресле, а сердцем, лежа в постели. Следовательно, вы будете ревновать ко мне, а я — к вам. Поэтому-то женщины могут быть хорошими подругами лишь на расстоянии. Ценя же вашу дружбу и доверие, мадам Екатерина, и боясь потерять их, я и предлагаю стать для вас именно такой подругой, верной, надежной и преданной… но на расстоянии.

Екатерина стремилась, очевидно, просветить насквозь громадными, прекрасными и сверкающими всеми огнями душевных страстей глазами душу этой новой своей и такой загадочной подруги, чтобы заглянуть туда и понять ее.

— Возможно, вы и правы, дорогая моя, — промолвила она. — Хотя, признаться, мне это и неприятно. Надеюсь, мы еще поговорим об этом, не правда ли? А теперь — я сгораю от желания поскорее заняться сочинительством… под вашим руководством, разумеется, дорогая Диана. — Екатерина выпустила наконец ее руки на свободу и вдруг очень весело засмеялась и спросила: — Признайтесь, моя милая, вы очень боялись встречи со мною?

— Очень! — чистосердечно призналась Диана. — Ужасно!

— Я сразу поняла это, предположив присутствие верных ваших рыцарей за этими обеими чудесными шторами. Надеюсь, это действительно самые близкие и доверенные ваши друзья, не правда ли?

— О да, мадам… — Смущенная прозорливостью королевы, Диана не нашла иного ответа, кроме правды.

— Полагаю, — продолжала смеяться Екатерина, — это не император Карл со своим отвратительным сыном Филиппом?

Она обняла Диану за талию, и так, весело смеясь, обе заговорщицы покинули гостиную.