"Москва-Лондон. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Лехерзак Ефим Григорьевич)Глава XIIIС Чарльзом Смитом капитан Ричард Чанслер познакомился в первом же своем плавании на «Белом драконе» в качестве хозяина судна. Загружаясь как-то в порту Ярмута[22] мешками с сырой шерстью, Чанслер увидел довольно странную процессию, шедшую из города в порт. Впереди четверо дюжих служителей порядка, в тяжелых железных шлемах, полупанцирях, кованых сапогах выше колен и с тяжелыми длинными мечами в кожаных ножнах, несли на двух толстых жердях привязанного к ним человека, закатанного в мелкую рыболовецкую сеть. Со всех сторон эти необычные носилки окружали местные сорванцы, оглушительно свистевшие и улюлюкавшие на весь город. У самой причальной стенки стражники бросили свою ношу на землю, подняв густое облако едкой пыли, смешанной с навозом. Чанслер несколько раз чихнул и поднялся на корабль. — Послушайте-ка, господин капитан, — услышал он вдогонку чей-то срывающийся от кашля голос. — Это вы сегодня уходите в Портсмут?[23] — Положим, я… — хмуро и неохотно ответил Чанслер, повернувшись лицом к какому-то длинному, тощему человеку с тонким и хищным ястребиным носом и большими водянистыми глазами, шедшему по трапу вслед за ним. — Но я что-то не припоминаю, когда это я приглашал вас на свой корабль… — Я — судья Джеймс Брайтон, — заявил незваный гость. — Советовал бы вам быть со мною повежливее во избежание бесчисленного множества неприятностей, которые… К счастью, сильный кашель прервал его речь, которая грозила быть долгой и гневной… Когда он несколько отдышался, Чанслер с поклоном сказал: — Капитан Ричард Чанслер к вашим услугам, сэр. — Прекрасно, капитан, — проговорил судья, хрипло дыша. — Я чертовски простыл, а тут еще эта ужасная пыль… Вы не хотели бы пригласить меня в свою каюту, мистер Чанслер? — Разумеется, сэр, прошу вас. В каюте Чанслер любезно предложил гостю: — Не хотели бы вы принять чего-нибудь от простуды и других недугов, ваша честь? — А что у вас есть? — Джин, виски, водка, херес и им подобные снадобья от всех болезней… — Благодарю вас, капитан, вы чрезвычайно любезны, и я рад знакомству с вами. Пожалуй, я бы действительно принял что-нибудь из этих ваших «лекарств». Но сначала дело. Вы действительно уходите сегодня в Портсмут? — Да, ваша честь. — Превосходно. В таком случае на основании закона, о котором вам надлежит знать, вам придется принять на свой борт некий государственный груз… — Но все мои трюмы полны, ваша честь! — Поздравляю вас с такой удачей, но этот груз легко разместится и на палубе, дорогой капитан. — Что вы имеете в виду, ваша честь? — Преступника, осужденного мною… с присяжными, разумеется… на пять лет строгого тюремного заключения. Наша городская тюрьма, к сожалению, не в состоянии обеспечить надлежащего… гм… ухода за подобными субъектами, и мы вынуждены с попутным судном отправлять их в другие места… с подходящими условиями… — К вашим услугам, ваша честь… — обреченно вздохнув, проговорил Чанслер. — Законы я знаю и чту, хотя очень сомневаюсь, что все они разумны… — О, в этом не уверен ни один судья на свете, но они есть, и это самое главное! — воскликнул судья. — Не будете ли вы так любезны распорядиться насчет погрузки этого преступника? Чанслер приказал матросам внести на корабль валявшиеся в прибрежной пыли носилки и прикрепить их к носовой мачте. Судья вручил Чанслеру большой пакет со множеством сургучных печатей, заставил капитана расписаться в особой ведомости, подробно объяснил, где и кому передать узника, выпил полпинты[24] джина и покинул наконец корабль. Через два часа они снялись с якоря и подняли паруса. Свежий ветер легко подхватил «Белого дракона» и понес корабль к югу… Стоя на капитанском мостике, Чанслер частенько поглядывал на узника, но тот не подавал никаких признаков жизни. Наконец Чанслер решил убедиться в том, что судья не подкинул ему покойника или чего-то в этом роде. Передав штурвал вахтенному матросу, он подошел к своему нежданному пассажиру и спросил: — Эй, послушай… кто бы ты ни был… ты еще жив? — Не… не… м-м-м… — едва слышно донеслось из сети. Чанслер позвал боцмана. Недолго посовещавшись, они решили освободить невольного «крестника» судьи Брайтона, чтобы поближе познакомиться с ним. Когда несчастного развязали, им оказался почти голый мужчина, скрученный толстыми веревками. По палубе начали растекаться ручейки крови… — Ого, — покачал головою Дуглас, — да с этим парнем поработали на славу, черт подери… — Режь веревки! — приказал Чанслер. — Покойником мы его всегда успеем сделать… Вот так они и познакомились — Ричард Чанслер и Чарли Смит. История Смита была совершенно рядовой и обычной для Англии того времени. …Однажды ранним утром на небольшую крестьянскую общину, что испокон веков распахивала плодородные земли едва заметных возвышенно-стей на полпути между Норичем и Уиндемом, в графстве Норфолк,[25] напали вооруженные до зубов люди двух соседних джентльменов и трех их йоменов.[26] Они уничтожили все общинные внутримежевые знаки, сожгли полевые навесы и другие хозяйственные постройки, наглухо огородили поле, распахали его и засеяли кормом для овец.[27] Осенью по бывшему общинному полю уже неторопливо расхаживали его новые обитатели, нагуливая своим хозяевам драгоценное золотое руно… Обезземеленные крестьяне в гневе и отчаянии бросились искать правду и защиту в Нориче, а затем и Лондоне; но быстро проев все свои пенсы и имущество, превратились в таких же нищих и бездомных бродяг, какие тысячами скитались по дорогам Англии, или сбивались в бесчисленные банды лесных разбойников, или расползались по самым темным и грязным притонам городов, расплачиваясь за убогий приют и скотское содержание своими костлявыми телами, или за свиную похлебку становились рабами на оловянных и серебряных рудниках, угольных копях, мануфактурах и мастерских. В одном только Лондоне с его стотысячным населением буйствовало не менее двадцати пяти тысяч этих бедолаг, ограбленных мошенниками и «обглоданных» овцами! Разоренное, обесчещенное английское крестьянство стиралось с лица родной земли… Однако Чарли Смит с такой жалкой участью мириться не хотел. Он был младшим из сыновей в большой семье крестьян и уже приглядел себе невесту. Осенью главы обоих семейств решили обвенчать детей и выделить им для начала три акра[28] земли, по полтора от каждой стороны. Но обрушившаяся на общину беда спутала все их карты. Убедившись в бесполезности своей борьбы с вопиющим произволом всевластных землевладельцев, большая часть общины, и в том числе семья Чарли Смита, решила попытать счастья в Шотландии,[29] где, по слухам, у лендлордов были не столь длинные руки и острые зубы… Но Чарли решил остаться. Он задумал огородить семейный участок Смитов на захваченном поле. И огородил — почти в самом центре новоявленного пастбища! Узнав о неслыханной дерзости какого-то нищего бродяги, оба джентльмена послали троих йоменов навести порядок на поле. Однако вскоре те полуживыми и совершенно голыми, на четвереньках едва добрались до ближайшего из своих поместий. И это неудивительно: ведь если в шестнадцать лет Чарли вязал узлы из железной кочерги, громадной ладонью сжимал и ломал подковы, ударом кулака вгонял гвоздь в доску и не боялся бороться с матерым и злобным быком, то уж в двадцать-то лет обезоружить, раздеть донага, до крови отстегать вениками из крапивы и пересчитать все ребра и зубы каким-то троим ослам-йоменам ему, конечно, не составляло особого труда!.. Вот тогда-то разъяренные джентльмены одели в рыцарские доспехи свою челядь, вооружили ее всем, что нашлось в поместьях, и правильным военным строем, на конях в боевой сбруе отправились в «крестовый поход» против новоявленного Голиафа. Сражение было долгим и кровавым. Первыми были выведены из боя джентльмены: этих «рыцарей» Чарли страшными ударами оглоблей сбил с лошадей, предварительно расплющив под шлемами их черепа. Потом необратимые превращения претерпело большинство вражеских физиономий и тел. Скорее всего, победа в этой неравной схватке оказалась бы на стороне богатыря-крестьянина, не сломайся пополам его дубовое оружие… В конце концов его все-таки свалили, связали, обмотали сетью и били всем, чем можно, до полного изнеможения… …Только через неделю, при подходе к Портсмуту, Чарли, подолгу впадая в забытье, смог рассказать о своих злоключениях капитану судна и его команде. Лицо несчастного распухло, на месте губ и щек были изорванные куски мяса, бесчисленные рваные раны кровоточили и загнивали, кости нестерпимо болели… — Что с ним будем делать, капитан? — угрюмо спросил боцман Дуглас. — Портсмут на подходе… — Полагаю, всем вам известен закон на этот счет? — проговорил Чанслер, отметив про себя, что команда «Белого дракона» собралась у дверей капитанской каюты, где на свернутом запасном парусе лежал, с тяжелым свистом дыша, их «государственный груз». — За утрату такого преступника — конфискация корабля, тюрьма и все такое… Надеюсь, объяснять не надо? — Да, сэр… — глубоко вздохнул боцман. — Никому не хочется самому прокладывать себе дорогу в ад. Давайте, ребята, по местам. На горизонте Портсмут… черт бы его подрал… — Причаливать будем ночью! — приказал вдруг Чанслер. Свое внезапно принятое решение он пояснил Дугласу на капитанском мостике: — Если ярмутский судья Брайтон сообщил своему портсмутскому коллеге о доставке Смита раньше, чем мы пришли сюда, нас уже дожидаются в порту стражники. Ночью же, надеюсь, они предпочитают нежиться на теплых перинах, а не стучать зубами от холода на безлюдном пирсе… — Сэр, — широко улыбнулся Дуглас, начинавший догадываться, куда клонит хозяин, — готов побиться об заклад чем угодно, что гораздо лучше обнимать в постели свою старую ведьму, чем коротать ночь в обнимку с пикой. Это вы славно придумали, хозяин, команда пойдет за вами до конца. Нужно вытаскивать парня с того света!.. — Но при этом следует постараться не угодить туда самому… Ты сумеешь вскрыть пакет, не повредив при этом печати? — Обижаете, капитан… — надул свои красные и толстые потрескавшиеся губы Дуглас. — Хм… Тогда пошли в мою каюту. Чанслер с удивлением и удовольствием смотрел на совершенное мастер-ство, с которым Дуглас подогретым кончиком ножа быстро и безупречно чисто, без единой царапины на печатях, вскрывал пакет судьи Брайтона. Многословно и витиевато, предложениями настолько длинными и запутанными, что пока доберешься до их конца, забываешь о начале, превосходное творение судьи Брайтона повествовало о том, что некий бродяга (что само по себе, согласно статутам 1536 и 1547 годов, является преступлением, караемым… и т. д. и т. п.) Чарльз Смит посягнул на собственность джентльменов… И только на седьмой странице убористого текста Чанслер наконец узнал подробности преступления Смита: сломав изгородь пастбища, он позволил таким образом овцам убежать, чем означенным джентльменам был нанесен ущерб в размере 10 фунтов 7 шиллингов 9 пенсов. По-скольку сам виновник преступления не возместил указанным лицам убытков, никто из его родственников обнаружен не был, а поручителей не нашлось, то суд присяжных счел наиболее справедливой мерой наказания определение упомянутого выше Чарльза Смита в тюрьму строгого содержания сроком на пять лет… Чанслер взмок, читая этот захватывающий документ. — Фу… тьма… — глубоко вздохнув, проговорил он. — Я был уверен, что эти разбойники-джентльмены не станут себя разоблачать. Ну что ж, Дуглас, если кто-нибудь внесет эти 10 фунтов 7 шиллингов и 9 пенсов за бедолагу Чарльза Смита и поручится, что у него есть какое-нибудь имущество и средства существования, он может быть освобожден из заключения и еще разок-другой попытаться вновь огородить свой клочок земли. Признаться, я очень сомневаюсь, что этим поручителем захочет стать наш Господь Бог… Поэтому… Ладно, эти деньги наскребу для Смита я… и все такое прочее — тоже… В Портсмуте они уладили это дело так же быстро, как в Ярмуте его со- стряпали. Ибо мудрые законы Англии указывали, что если нищий или бродяга перестает быть бедняком, если у него, безразлично из каких источников, появляется какая-либо собственность, то он уже больше не считается преступником и не угрожает общественному спокойствию, становится свободным гражданином и государство не имеет к нему никаких претензий. И это, разумеется, очень справедливо и мудро, поскольку главное преступление в любой уважающей себя стране — быть бедным или совсем уж нищим… Только через полгода Чарли смог кулаком превратить кирпич в пыль. Малословный и замкнутый, Чарли Смит не тянулся к многолюдному обществу. Он редко улыбался и откровенно не любил острые и соленые шутки тех, кто всю жизнь бороздил море. Приученный с самого раннего детства к тяжелой работе, к хмельному запаху плодоносящей земли, он очень трудно, страдальчески, с физической и душевной болью привыкал к вечно колеблющейся под ногами палубе корабля и раскачивающемуся, словно на качелях, небу. Могучие и всесильные волны злили его еще и потому, что вместе с невидимым, но не менее могущественным ветром они смеялись над ничтожной, в сравнении с ними, силой его рук и кулаков… Когда Чарли почувствовал, что жизнь окончательно вытеснила смерть из его истерзанного тела, он тяжело, с длинными паузами, словно только что вновь научился говорить, сказал Чанслеру: — Эти… меня… убили… Люди у нас говорили… будто с того… света… никто… никто еще не вернулся… лишь мне… мне вот повезло… Я и в той… первой жизни… не был мастером… поговорить… а уж в этой… второй жизни… все слова… что знал… забыл… выбили из меня… Но я хочу сказать вам, сэр… что вы никогда… никогда не пожалеете… что дали мне… вторую жизнь… Никогда! И действительно, в лице Смита Чанслер обрел такого верного и благородного друга, о каком можно было бы только мечтать! С тех давних пор они практически не расставались ни на день… Чарли со временем стал отменным моряком. Он был незаменимым помощником капитана «Дианы» с момента ее выхода в море и до трагической гибели в огне. Сам Томас Грешем высоко ценил и уважал молчаливого, сурового и красивого помощника капитана своего флагманского судна, спокойно, гордо и с достоинством носившего бесчисленные рубцы и шрамы на лице и теле, словно вылитом из железа. Грешем любил смотреть, с каким нескрываемым восторгом и вожделением сжигают Чарли взглядами первые красавицы Англии, частые и веселые гостьи «короля купцов» на «Диане». Всякое поговаривали на этот счет… Что же касается силы рук Смита, то постепенно едва ли не вся Англия стала слагать легенды о невиданных делах, совершенных ими. Однажды Грешем уговорил Чарли, не любившего подобные представления, поехать с ним в королевский дворец, чтобы попытаться развеселить короля Генриха, впавшего в тяжкую хандру. Увидев страшное, иссиня-белое, опухшее лицо с узкими, свинячьими глазками, Чарли мгновенно вспомнил физиономию одного из джентльменов-«огораживателей» и задрожал от душившего его гнева… Даже Грешем, знавший заранее о необычном развлечении, был потрясен тем, что произошло в следующие мгновения. Смит яростно крушил, превращая в щепки, осколки и пыль, все, что встречалось на его пути в этой большой и душной комнате. Завязав каминные щипцы на два узла, превратив чугунную каминную решетку в бесформенную груду кривых обломков, он с такой яростью ухватился за огромную железную дверь, что сорвал ее с петель и тотчас исчез в образовавшемся проеме… Король Генрих был в полнейшем восторге и приказал немедленно накрыть столы для пира в честь непревзойденного силача. Но тот бесследно исчез. Король негодовал, а это значило, что голова одного из при-дворных очень скоро могла скатиться по ступенькам эшафота; и Грешем не был исключением… Слава богу, Генрих вскоре умер… Чего только не происходило за эти годы… Сейчас Чанслеру и Смиту предстояло отправиться в Лиссабон, и у Чанслера отнюдь не было уверенности в том, что это будет лучшим из их путешествий… |
|
|