"Арно Зурмински. Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию" - читать интересную книгу автора

Рудольф Гесс написал некролог полководцу Танненберга, рейхстаг - скорее
то, что от него осталось - собрался 6 августа на траурное заседание в
Берлине. Но все это не шло ни в какое сравнение с похоронными церемониями
перед национальным памятником в Танненберге - похожим на крепость
сооружением с шестью башнями, возвышавшимися над равниной лесов и озер. В
ночь перед торжественным днем мертвого Гинденбурга перевезли из поместья
Нойдек в Танненберг. Это делали ночью специально: факелы солдат, штурмовиков
и гитлеровской молодежи красиво полыхали в темноте.
Когда факелы погасли, когда их скудный свет сменился первой утренней
зарей, Карл Штепутат был уже на ногах. Марта варила кофе, а он полез на
чердак, чтобы выдвинуть древко флага из слухового окна. Красное полотнище со
свастикой свисало до смородиновых кустов. Взгляд Штепутата упал на
запыленный флаг республики, лежавший под крышей. Марта потом сошьет из него
рубашку для мальчика.
Они еще сидели за завтраком, когда из поместья прикатила открытая
коляска. В ней сидел шорник Рогаль, обнимая потрепанное знамя союза
ветеранов, на котором золотыми буквами упоминались Тур, Седан, Верден и
Сомма.
Рядом с ним трактирщик Виткун, облачившийся в коричневую форму новой
власти и смутивший этим нарядом Штепутата, собиравшегося надеть сюртук и
цилиндр, как и на всех других похоронах в Йокенен.
Когда солнце стало подниматься над горой Фюрстенау, они тронулись, еще
до того, как работники поместья стали выезжать на поля. Хорошо, что они
выбрались так рано. Штепутату не пришлось быть свидетелем того, как майор
поднимал на башне своего замка флаг, но не флаг фюрера, а флаг скончавшейся
империи. Это не осталось бы без последствий. А может, и обошлось бы. Йокенен
был так далеко от нового времени и новых флагов.
Уютно расположившись в коляске, они покатили по булыжнику и по
проселочным дорогам. На юг. Ячмень и рожь уже убрали, овес был скошен.
- Сегодня увидим фюрера, - с пафосом сказал трактирщик Виткун.
После мазурского Реселя дороги оживились. Люди ехали на простых телегах
и в экипажах. На железнодорожном переезде возле Бишофсбурга им пришлось
выйти, чтобы держать лошадей. Йокенские лошади кое-как притерпелись к
тракторам и молотилкам поместья, но огнедышащих паровозов еще пугались. Из
окон поезда торчали флаги. Двинулась вся Восточная Пруссия. Женщины на полях
развязывали свои платки и махали поезду вслед. Косцы отбивали косы дольше,
чем обычно, а у шорника Рогаля слезы выступили на глазах, когда им
встретилась телега с бородатыми седоками, которые держали вяло свисавшее в
свете утреннего солнца знамя инстербургской пехоты. Его знамя. Ближе к
Танненбергу толкотня и давка на всех дорогах. Открытые машины с людьми в
форме прокладывали себе дорогу среди крестьянских повозок. Всем упряжкам
свернуть на жнивье. Дальше шли пешком, держа курс на шесть башен
танненбергского памятника. Оцепление в серой полевой форме.
- Фюрер едет! - кричит чей-то голос.
Ничего не видно, кроме моря голов, повозок и униформ. Может быть, там,
за толпой, где горит вечный огонь. Наконец, уже невозможно и идти. Над
гробом стреляют пушки, пугающие лошадей. Рядом с йокенцами стоит депутация
из Тильзита, за ними группа из Зензбурга.