"Лёд" - читать интересную книгу автора (Корнев Павел Николаевич)

Глава 7

– Мы правильно идём?

– Да.

– Точно?

– Точно.

– Но мы же пришли не оттуда.

– И что?

– И идём, значит, не туда.

– Понятно дело.

– Что понятно? Поворачивать же надо!

– Да ну?

– А как по-другому?

– По-другому через лес напрямик. – Я остановился на пригорке, огляделся и съехал вниз. Сосновый бор, в котором мы ночевали, остался позади, но метрах в пятидесяти начинался другой, уже смешанный лес.

– А не заблудимся? – забеспокоился Николай, который не переставал донимать меня последние минут пятнадцать вопросами, и оглушительно чихнул. Несмотря на тёплый лыжный костюм, он умудрился вчера простудиться.

– Ну, ты загнул! Мы – и заблудимся? – возмутился мрачный с недосыпа Макс, большую часть утра клевавший носом. Вчерашняя хандра у него уже прошла. – Коля, ты за кого нас принимаешь?

– А зверьё здесь какое водится? – Ветрицкий не обратил внимания на риторический вопрос, стянул перчатку и высморкался.

– Разное здесь зверьё водится, разное... – Я внимательно осмотрел следы на опушке леса. Снег со вчерашнего дня не шёл, и по отпечаткам лап на рыхлом насте было видно, что пробегали здесь самые обычные лесные животные. Несколько зайцев, белки, одинокая лисица. Никого, кто мог бы оказаться опасным. Даже волчьих следов нет. Заблудиться нам тоже не грозит – узкую полосу деревьев от основного лесного массива отсекала дорога на Волчий лог. После вчерашних событий я решил не искушать судьбу и не возвращаться на старую тропу, где нас могли перехватить, а срезать напрямик через лес и выйти на нормальную дорогу. Пусть час потеряем, но, если повезёт, встретим попутный обоз. Тогда и пешком топать не придётся.

Мы цепочкой вошли в лес – здесь было намного светлее, чем в сосновом бору – и начали осторожно углубляться в чащу. Насколько я помнил, это было самое узкое место лесополосы. Тишину нарушали только шорох верхушек деревьев, шум ветра в них, скрип лыж и харкающий кашель Николая. Что-то слишком здесь тихо. Будто все лесные обитатели вслед за медведями погрузились в зимнюю спячку. Это, разумеется, не так: снег под деревьями усеивали остатки расшелушенных шишек, полусклёванные ягоды, птичий помёт. Некоторые ветви обкусаны, на коре виднеются отметки рогов и когтей. Но это лишь следы: не мелькали на ветках деревьев белки, не звучал непременный утренний гомон птиц. То ли нас учуяли, то ли основная активность здесь начинается с приходом темноты.

– Долго ещё до Волчьего лога? – окрикнул меня Макс.

– К обеду... – начал я и вскинул левую руку – сердце кольнула ледяная игла дурного предчувствия. Макс едва не уткнулся в меня и с трудом вывернул в сторону. Николай среагировал раньше и успел остановиться, не доезжая пары метров. Парни правильно поняли мой жест и начали медленно пятиться с поляны, на которую мы выехали. Что случилось? Я скинул варежку и уже собирался расстегнуть фуфайку, чтобы достать подаренный Катей оберег, когда небольшой сугроб в центре поляны, словно поняв, что его каким-то непонятным образом обнаружили, угрожающе заворчал. Вспыхнули два кроваво-красных глаза. Оскалившиеся на мгновение клыки были не очень длинными, но по остроте могли поспорить с лезвием бритвы. Сугробник! Судя по размерам, ещё молодой, но от этого не становящийся для нас менее опасным.

Проклиная себя за невнимательность: надо было сразу обратить внимание на отсутствие живности в лесу – сугробники славились тем, что буквально «выедали» свою охотничью территорию, – я щёлкнул кнопкой на лыжной палке. Из её окончания с металлическим щелчком выскочил узкий клинок. Животное, принятое мной за кучу подтаявшего на солнце снега, резко сжалось, присев на задние лапы, но прыгнуть не успело: торчащее из палки лезвие, пробив белую шкуру – у матёрых сугробников её даже картечь не берёт, – почти до упора вошло в грудину. Резкий визг ударил по ушам, лыжную палку рвануло так, что она едва не выскочила из рук. Зверюга, взбив снег мощными лапами, ещё раз попыталась добраться до меня – палка опасно выгнулась, но выдержала. Макс сорвал с плеча автомат, подскочил к сугробнику и, приставив дуло к мохнатому уху, спустил курок. Сухо щёлкнул выстрел – с веток деревьев ухнул вниз сбитый звуковой волной снег, – простреленная голова зверя мотнулась вбок, но изогнутая в агонии когтистая лапа, зацепив за ногу, успела отшвырнуть Макса в сторону.

Я отпустил лыжную палку и схватился за ружьё: молодые сугробники по одиночке не живут. Скорее всего, где-то поблизости стая голов в двадцать. И из них как минимум один взрослый самец. Подтверждая мои опасения, затрещал подлесок, и на поляну выскочил второй зверь. К нашему счастью, этот был не старше первого. Я спустил курок – отдача впечатала приклад в плечо – заряд картечи отшвырнул животное в кусты. Теперь быстро зарядить в штуцер ружейный патрон с пулей – взрослому сугробнику ни винтовочные, ни автоматные пули не страшны. Макс застонал и сел, неловко подгибая ногу. Порадоваться, что он пришёл в себя, мне не удалось: сзади ударила длинная автоматная очередь. Я резко развернулся, едва не потеряв болтающиеся на ногах лыжи, и успел заметить, как Ветрицкий расстреливает из АКСУ ещё одного сугробника, прыжками несущегося по нашим следам. Очередь перечеркнула тело зверя, но почти сразу же ушла в сторону – с деревьев полетели ошмётки отщепленной коры. Плохо дело, это матёрый. Я замер со вскинутым ружьём: промажу – времени на второй выстрел не будет. Увидев, что зверя не остановить, Николай рванулся в сторону и укрылся за стволом ближайшей осины. С разбегу пролетев мимо, сугробник замер, поднял на меня приплюснутую морду и, присев для прыжка, коротко рявкнул – оскаленные клыки были в мизинец длиной. Именно этого момента я и ждал: тяжёлая свинцовая пуля угодила прямо в раскрытую пасть, и затылок твари просто снесло. Снег забрызгали бледно-розовые сгустки крови.

– Макс, ты как? – Я снова зарядил патрон с пулей. – Идти сможешь?

– Да я вроде в порядке, а вот котелок твой звездой накрылся. – Макс, не вставая, повертел в руках смятый котелок, который я на время отдал ему взамен простреленного вчера вечером.

– Не живут они у тебя. – Ветрицкий подошёл к мёртвому зверю и потрогал сбившуюся и висящую сосульками шерсть. – Какая жёсткая!

– Фиг с ним, с котелком, надо быстрее отсюда уматывать, пока нас есть не начали. – Я вертелся на месте, озираясь по сторонам. Матёрый сугробник двигался слишком медленно, думаю, хотел подождать молодняк, которому практика загона крупной дичи совсем не помешает.

– Здесь ещё такие есть? – забеспокоился Макс, вскочил на ноги и тут же рухнул обратно на снег. – Чёрт!

– Что с ногой? – Где-то поблизости раздался знакомый рык, и меня прошиб пот: не успеваем.

– Болит, зараза. – Макс попробовал встать, на этот раз уже гораздо медленней. – Фу-у, не сломана, ушиб просто. Но долго бежать не смогу...

– Повезло ещё, что по котелку удар пришёлся. – Я торопливо достал из кармашка вещмешка небольшую стеклянную колбочку, сковырнул ножом закупоривающую её деревянную пробку и протянул Максу, стараясь не вдыхать кисловато-горький запах. – Глотай.

– Это что?

Рычание и тявканье сугробников становилось всё громче.

– Почка бархатника, замаринованная. Глотай быстрее!

– Зачем?

– Болеутоляющее.

Больше ничего я объяснять не стал, а выдернутой из туши лыжной палкой набросал на снегу прямоугольный треугольник и по три руны на каждой из его сторон. Снег на линиях заляпан кровью – не страшно: для сотворения заклинания рисунок не нужен, просто это лучший способ восстановить в памяти необходимый порядок магических действий. В Гимназии знания вдалбливали намертво, и до сих пор я старался придерживаться заложенных тогда принципов.

– Е-э-э... ну и гадость. – У Макса дёрнулся кадык, он сглотнул, с отвращением посмотрел на пустую колбочку и выронил её в снег, – чуть не блеванул...

– Хватайте меня под руки, быстро, – прикрикнул я. Времени почти не оставалось. Магической энергии у меня не припасено ни карата, придётся использовать собственные силы, и после наложения чар мне даже ногами шевелить трудно будет. Заклинание отвода глаз совсем простенькое, но колдун из меня аховый, толком управлять энергией не обученный, а прикрывать придётся сразу трёх человек.

Сообразив, что дело серьёзное, парни подбежали ко мне и встали по бокам. Треск кустов раздавался уже совсем рядом.

– На зверей внимания не обращайте, только следите, чтобы они на нас не наткнулись. – Я глубоко вздохнул и, сконцентрировав в ладонях энергию, сделал первый пасс. В воздухе появилась мерцающая черта. Усилием воли я зафиксировал её и, преодолевая сопротивление магического поля, свёл ладони. Зависшая передо мной бледная пелена задрожала, постепенно становясь всё прозрачней, но мне удалось стабилизировать её, влив ещё немного силы. Теперь самое сложное. Я зажмурился и, проговаривая регулирующее поток силы заклинание, начал выводить зеркально отображенные руны на чётко видимом сквозь закрытые веки треугольнике. Тёмно-синие символы, стоило на них сосредоточиться, проступали на бежевом фоне сами собой. И почти так же быстро, как появлялись, начинали расплываться, когда моё внимание переключалось на следующий символ. Быстрее! Надпись была завершена, но первая руна почти растеклась в синюю кляксу, окрасив поле вокруг себя в грязно-зелёный цвет. Растянувшийся треугольник мазнул по Максу и Николаю, их ауры задрожали и начали медленно растворяться. Ещё раз подпитав треугольник, я произнёс завершающую фразу и, напоследок проведя по себе посеревшим и местами расползающимся полем, направил его в ближайшее дерево. От моей ауры к осине потянулся тонкий шнур заклинания. Успел! На человека такие чары наверняка бы не подействовали, но зверей ходящие деревья насторожить не должны. Надеюсь...

Я открыл глаза и увидел, как сразу с трёх сторон сквозь редкий подлесок проламываются сугробники. Звери замерли на краю поляны и с шумом втягивали раздувающимися ноздрями воздух. Я через силу улыбнулся, но тут меня накрыл откат и всё, что теперь имело значение – это любой ценой удержать чары от распада...

Шаг, другой... падение, резко остановленное рывком сзади... промчавшийся мимо матёрый сугробник... небольшой спуск, кажущийся обрывом... ветвь дерева, летящая прямо в лицо... истончающаяся связь с осиной, с каждым шагом глубже врезающаяся в душу... ломающиеся с сухим треском ветви кустов... высоченные сугробы, наметённые у опушки... ослепительные лучи солнца, двумя спицами вонзившиеся в глаза... шаг, ещё один. Нить, связывающая меня с осиной, лопнула, когда мы уже вышли из леса и выбрались на обочину дороги. В затылок вонзилось холодное лезвие, ледяным крошевом взорвавшееся внутри головы, и на меня нахлынули обрывки воспоминаний и осколки видений, которые иначе как бредом назвать было нельзя.

...Соткавшийся прямо из воздуха Ян Карлович сунул мне в руку чекушку водки и сгинул вместе с тенями, когда землю осветили бирюзовые лучи. Два солнца – жёлтое и лазурное – смотрели с неба, словно глаза сказочного великана. Злого великана. Взметнувшиеся вихри снега наждаком прошлись по коже и опали, стоило уличному проповеднику с выпирающей из-под чёрной хламиды пистолетной рукоятью поднять руки и начать выкрикивать непонятные слова. Почему-то мне показалось, что это испанский. Словно в ответ на его молитву – или проклятие? – из земли полезли ледяные шипы, а потемневший небосвод рухнул вниз. Из порезов, пропоротых ледяными лезвиями, хлынули замораживающие всё на своём пути клубы невыносимо холодного воздуха. Я ещё успел заметить мелькающие в надвигающейся тьме фигуры, и в этот миг меня обжёг холод приложенной к лицу горсти снега.

Вслепую отмахнувшись, я откатился в сторону, выхватил нож и только тогда открыл глаза. Николай, скрючившись, стоял на коленях и прижимал руки к животу. Макс невозмутимо сидел на свернутом спальнике рядом и, снисходительно улыбнувшись, покачал головой:

– Говорил же: не трогай, сам очухается.

– Вот и делай людям добро после этого, – просипел Ветрицкий и, покачиваясь, поднялся на ноги.

От резких движений в глазах потемнело. Я убрал нож и повалился на снег. Хреново. Шум в голове нарастал, и небо из синего начало постепенно становиться серым, а все краски словно покрылись налетом пыли. Даже белый снег сделался каким-то неестественно тусклым. Я закрыл глаза, но стало только хуже, и пришлось их открыть.

Пальцы на вытянутой руке дрожали, ноги свело судорогой. Да, такого отката у меня ещё не было. Но и прикрывать сразу трёх человек одновременно не доводилось. Ничего, полежу минут пять и оклемаюсь.

– Куда сейчас? – Ветрицкий закурил и, повалив рюкзак плашмя, уселся сверху.

– Передохнём минут десять – и в путь. – К горлу подкатил комок. Сглотнув, я повернул голову к Максу. – Ты как? Идти сможешь?

– Даже не знаю... В лесу нормально было. – Макс хлопнул ладонью по вытянутой ноге и скривился от боли. – А теперь стало ещё хуже, чем когда меня эта тварь зацепила.

– А ты как думал? Боль препарат тебе снял, но повреждения-то никуда не делись.

– Зачем тогда я вообще эту гадость глотал? – возмутился Макс.

– А из леса бы ты на корячках выползал? У меня и так сил в обрез хватило. – Постепенно начали возвращаться оттенки цветов, и мир перестал напоминать плоскую чёрно-белую фотографию плохого качества. – Глаза отводить – не мешки с цементом грузить, но я бы не сказал, что намного легче.

– Так ты глаза отводил? – удивился Николай.

– Ну.

– А почему эти зверюги нас не унюхали?

– Это только называется «глаза отвести». Скрытых заклинанием все видят и слышат, на них просто не обращают внимания. Немного настороженности – и эти чары бесполезны.

– А ты так и людей обмануть можешь? – Николай кинул на землю окурок и присыпал его сверху снегом.

– Могу, но подействует не на всякого. Только на очень невнимательного или усталого. На людей морок наводят. – Я медленно поднялся на ноги и опёрся о лыжную палку – моментально закружилась голова. – Морок я тоже навёл, только совсем простенький. На случай, если какой-нибудь упёртый сугробник пойдёт по следам и уткнется прямо в нас. В этом случае он должен был увидеть три растущие рядом осины.

– Круто...

– Круто, кто спорит. Но я теперь еле на ногах стою. – Я посмотрел на Макса – этот тоже не ходок. Что делать? Ждать, пока попутный обоз не пойдёт?

Я оглядел дорогу. Пусто. Но следы полозьев и копыт совсем свежие. Только остановит ли кто-нибудь сани при виде нашей троицы? Вряд ли. А то ещё и пальнёт для острастки. Но тут мне в голову пришла неплохая идея.

– Коля, помоги Максу добраться вон до тех кустов. Будем попутку караулить.

– До каких? Тех, которые у пригорка? – Ветрицкий дотронулся до уха и вздрогнул: на пальцах остались пятнышки крови.

– Угу. – Меня заинтересовал именно этот пригорок. Кони быстро в горку тянуть не смогут, и у нас будет время найти общий язык с возницей. – Макс, падай туда и отдыхай. Только на дорогу не высовывайся.

– Да чтоб тебя! – с досады ругнулся Николай, нагнувшись, зачерпнул полпригоршни снега и приложил к уху.

– Что случилось? – скосился на него Макс.

– Веткой серьгу зацепил.

– Не вырвал? – Меньше всего мне сейчас хотелось возиться с разорванным ухом.

– Нет, надорвал немного. – Николай швырнул заляпанный кровью снег под ноги.

– Ничего, до свадьбы заживёт, – успокоился я. Главное, чтобы заражения не было.

– Не цеплял бы серьгу, ухо целее было бы. – Макса серьга явно раздражала. – А то ходишь, как нефор какой.

– Хочу и хожу, – вспыхнул Ветрицкий. – Тебе какое дело?

– Да никакого, – усмехнулся Макс. – Хоть кольцо в нос вдень, я тебе и слова не скажу.

– Вот и помолчи тогда, гоп.

– Сам помолчи, нефор.

Немного постояв, я подхватил свой мешок и, покачиваясь, поплёлся за парнями. Если Макс заляжет за наметённым сугробом, с дороги его видно не будет. Коля сможет занять позицию на пригорке в ельнике, а я закопаюсь в снег где-нибудь на середине подъёма.

– Мне куда? – Ветрицкий помог доковылять Максу и спустился ко мне.

– Иди наверх, без меня не высовывайся. Подсядем к кому-нибудь, через пару часов в Волчьем логе будем. – Я передал ему свои лыжи и вещмешок.

– Хорошо бы, а то этот гоп меня уже достал.

– Гопы, быдло... – поморщился я. – Когда навешиваешь ярлык, начинаешь думать, что человек так и будет себя вести. Но ярлык – это всегда обобщение. И тот, кого ты окрестил «гопом», запросто может тебя озадачить.

– Но он и есть самый натуральный гоп, – не понял меня Ветрицкий и закашлялся.

– Это ты считаешь его гопом. А кто-то может считать гопом тебя.

– Меня? – удивился Николай.

– Тебя, – кивнул я, решив немного поболтать и отдышаться – всё лучше, чем в сугробе лежать. – Был у меня один знакомый музыкант – весь из себя панковый. На голове гребень, на шее на цепочке вилка болтается. И другие парни в группе ему под стать. Выступали они однажды в очень продвинутом клубе, а мы с другом пошли их послушать, ну и пивка заодно попить. С деньгами тогда напряг был, поэтому пиво по шестнадцать рублей за бутылку в баре брать не стали, а сгоняли одного из музыкантов за разливным. Полторашка тогда рублей десять стоила, не больше. Сидим, значит, за столиком впятером: три музыканта и я с корешем. Музыка долбит, не слышно даже того, что тебе в ухо кричат. Соску с пивом, понятно дело, по кругу передаём. И в перерыве между песнями из-за соседнего столика доносится: «Ё-моё, ну и гопы!». Понял?

– И что я понять должен? – выпятил нижнюю губу Николай.

– Терпимей надо быть, вот что.

– Я подумаю над этим.

– Подумай. А ещё раз в рейде занозитесь, оба огребёте. – Надо это дело пресекать, пока один другому мозги не выбил.

– Я, что ли, первый начал?

– Без разницы, кто начал. Всё, давай, дуй наверх. – Я подтолкнул Ветрицкого в спину. – И не кашляй, когда сани рядом будут. Лады?

– Постараюсь, – буркнул Николай и зашагал вверх по склону.

Я покачал головой и, разбежавшись, выпрыгнул с дороги на обочину. Снегу здесь оказалось по пояс. В самый раз: и вылезать легко будет, и укрыться есть где. Немного отползя от дороги, мне удалось устроиться рядом с покачивающим под порывами ветра сухими пачками семян кленом. В глазах мелькали чёрные точки, но силы восстановились почти полностью. Только про колдовство на недельку лучше забыть.

Холодно. Колючий ветер то и дело забирался под фуфайку, выдувая последние крохи согретого телом воздуха. Скорость ветра постепенно увеличивалась, и по просеке побежала позёмка. Что-то стало холодать... Я достал из внутреннего кармана фуфайки фляжку, свернул колпачок и глотнул. Хорошо! Сразу стало теплее, головная боль немного стихла, но увлекаться этим делом не стоит, можно и заснуть. С сожалением убрав фляжку, я поудобней устроился в снегу, повернувшись к ветру спиной. Блин, а двое суток-то уже прошло? А, чёрт с ним, с этим «Синим лекарем»! Даст бог, не сдохну. Как это меня задолбало! Бегаешь, ползаешь, а всё без толку – оно мне надо? Плюнуть бы и свалить куда подальше. Только вот куда? Усмехнувшись, я прогнал хандру – не дождётесь! – и насторожился: издалека донёсся волчий вой. Совсем обнаглели серые, посреди дня из лесу выходят. Как бы нам на них не нарваться.

Минут через пятнадцать-двадцать послышался тихий перезвон бубенцов. Вот мы и дождались попутки. Немного погодя стал слышен глухой стук копыт и всхрапывание лошадей. Кто это к нам пожаловал? Сани-розвальни – одна штука, возница – одна штука. Очень удачно! Пропустив сани, которые неторопливым бегом тянули две коняги непонятной серой масти, я дождался, пока они не замедлят своего хода на подъёме, выполз на дорогу и махнул рукой Ветрицкому. Тот выскочил из кустов как чёртик из коробочки.

– Тпру-у-у! – Возница, сутулый мужичок лет сорока, закутанный в длинный бараний тулуп, натянул вожжи и сдвинул на затылок мохнатую шапку, из которой торчали клоки вырванного меха. Правая рука нырнула под сиденье. – А ну с дороги!

– Руку убери, – негромко попросил я его, ухватившись за заднюю спинку розвальней.

Вздрогнув, возница выдернул руку из-под сиденья – на дно саней брякнулся обрез, – осторожно развернулся ко мне и хмуро посмотрел на нацеленное на него ружьё:

– Денег нету.

– Ты кто? – Я пристроил на спинку ствол штуцера.

– Мифка Ряхин. – Мужик хлюпнул носом и выдавил из себя щербатую кривую улыбку. – Братцы, не губите, а?

– Откуда?

– С Волчьего лога мы.

– Едешь, говорю, откуда? – решил я потянуть разговор и присмотреться к мужичку.

– Из Форта еду, из Форта, – закивал Ряхин, на мгновенье замолчал, но тут же поспешно добавил: – В Еловое завернул по пути долг отдать...

– Куда едешь?

– Домой. Отпустите, мужики, а? Не губите! У меня ж жена, четверо детей по лавкам... А я только долги роздал...

– Да не трясись ты. Мы не бандиты. – Опасливо косясь на лошадей, подошёл Ветрицкий и кинул в сани рюкзак. – Мы из Патруля.

– А-а-а... – протянул мужичок, но на его похмельной физиономии явно читалось, что хрен редьки не слаще. – Вот оно как...

– До Волчьего лога подвезёшь? – Николай, не дожидаясь ответа, опустил на дно саней мои лыжи и пристроил на них рюкзак Макса.

– Подвезу, отчего не подвезти, – неуверенно промямлил возница, видимо соображая, не выкинем ли мы его по дороге.

– Вот и замечательно. – Я жестом приказал Николаю отойти в сторону и, не спуская с прицела хозяина саней, попросил: – Перекрестись.

– Чего? – вылупился на меня щербатый.

– Перекрестись, – повторил я. Возница вроде в порядке, но перестраховаться никогда не помешает. А то подсядешь к чёрному ямщику, и поминай как звали.

Мужик перекрестился, вытер выступившую на лбу испарину и натянул варежку.

– Патруль Форта, специальная разведгруппа, – забираясь в сани, представился я, поднял обрез – никак из берданки смастрячили? – и разрядил. Обрез вернул владельцу, сам сел на заднюю лавку и положил в ноги трофейный АКМ.

– Этот не поедет, что ли? – Ряхин проводил удивлённым взглядом направившегося на пригорок Колю.

– Поедет, там у нас ещё один лежит.

– Лежит? Не, так не пойдёт! – возница яростно замотал головой. – Труп не повезём. У меня лофади нервные – мертвяков боятся. Взбесятся ещё.

– Какой труп? – Я кое-как пристроил лыжи с палками под сиденьем. – Ногу парень подвернул, вот и лежит. Ты трогай, кстати.

– Но-о-о! Пофли, родимые. – Ряхин слегка взмахнул вожжами, лошади тронулись, и сани неторопливо заскрипели вверх по склону. – А фто случилось? Мне кум рассказывал, патрульные через лес с завязанными глазами пройти могут и не оступятся даже. Брехал?

Сани остановились, Ветрицкий помог забраться в них Максу. Я подогнул ноги и освободил для него место с правой стороны. Николай уселся рядом со мной.

– Это он, скорей всего, про егерей говорил. Но если на сугробника нарваться, то что егерь, что патрульный...

– Сугробники? Ёфкин кот! – вздрогнул Ряхин и прикрикнул на лошадей. – А ну живей пофли, костлявые!

Сани понеслись с горки, но внизу коняги решили, что с них достаточно, и снова неторопливо затрусили по дороге. Нервные они, ага, как же. Эти-то две флегмы?

– Вас как зовут-то? – Мужичку спокойно на месте не сиделось, и он то и дело поворачивался к нам. – Меня Мифкой кличут.

– Макс.

– Николай.

Я сделал вид, что вопроса не услышал.

– А тебя как, старфой? – каким-то образом Мишка распознал во мне командира.

– Лёд.

– ...мать! – вырвалось у Макса, когда сани ухнули в выбоину, и он приложился отбитой ногой о дно. – Полегче нельзя? Не дрова везёшь!

– Фто за жизнь? – Возница пропустил возмущение Макса мимо ушей. – То волки, то мертвь ходячая, теперь ещё и сугробники!

– А что с волками? – заинтересовался Макс. Наверное, тоже вой слышал.

– А житья от них никакого не стало, от волков-то, – сморщился Мишка. – Сбились в стаю пастей в тридцать и уже на людей кидаются.

– На людей? – не поверил Николай. – Волки же с человеком не связываются?

Мы с Максом только переглянулись. Не связываются, ну-ну...

– О том и речь! – закивал Мишка и почесал куцую рыжеватую бородку. – Не зря про оборотня болтать начали! Оборотень завёлся, зуб даю.

– Прям оборотень? – хмыкнул я. – Не волколак?

– Нефто мы с волколаками дел не имели?! – оскорбился возница. – Почитай в каждом дому по фкуре! Оборотень это! И на людей волков специально науськивает, не по нутру ему, когда другим хорофо. Злоба его точит. Батюфка на профлой проповеди прямо сказал: «Пока не изничтожим это сатанинское отродье, житья нам не будет».

– Ну, священнику видней, – усмехнулся я. В каждом доме! Я что, в Волчьем логе не был?

– Не верифь? – почувствовал в моих словах усмешку Мишка. – Сам увидифь. Нефто к нам со всего Приграничья охотники просто так собрались? О Диего Следопыте слыфал? А об Айболите? То-то же...

Я только присвистнул. Если он нам лапшу на уши не вешает, дело серьёзное. Эти товарищи по мелочам не размениваются. Задумавшись, я чуть не схлопотал дулом ружья по носу, когда полозья телеги соскользнули в раскатанную колею. Уберу-ка я его от греха подальше. После того, как лыжи были сдвинуты в сторону, места для штуцера вполне хватило.

– А сотенку золотом за голову оборотня я тоже выдумал? – продолжал горячиться Ряхин. – Приедем, сам об этом охотникам скажефь.

– Да верим мы вам, верим, – откликнулся Макс, вцепившийся в борт саней. – А чего вы этой дорогой едите? Разве через Ляховскую топь не короче?

– Дак я из Елового возвращаюсь, – объяснил возница. – А через топь дорога даже хуже.

– Куда хуже-то? – простонал Макс. – Колдобина на колдобине!

– Здесь колдобины. И там колдобины, – начал Мишка, обернулся и подмигнул. – Но здесь простые колдобины, а там они через букву «ё». Понял?

– И часто мотаться приходится? – Николай облокотился на свой рюкзак, пристроив лыжи между собой и Максом.

– Когда как, – степенно проговорил Ряхин. – Когда товар есть, каждую неделю. А раньфе и два раза получалось оборачиваться.

– Что возите?

– А, ерунду всякую, – отмахнулся Мишка. – В основном съестное.

– И по деньгам как получается? – То ли Ветрицкий просто не мог ехать молча, то ли ему в самом деле было интересно.

– Денег остаётся кофкины слёзки, – помрачнел возница. – Перекупщики, фтоб им пусто было, всё за бесценок скупают.

– Миш, а чего сам не торгуешь?

– Тю-ю-ю! За место на базаре платить – без портов остаться можно. – Ряхин повернулся к Ветрицкому. – Знаефь, Коля, я раньфе ещё кое-как концы с концами сводил, а теперь полный фвах.

– А что такое?

– Конкуренция, мля, и свободный рынок, мать его за ногу!

– А-а-а, – с умным видом протянул Николай, но было видно, что он ничего не понял.

– Есть такие – в деле без году неделя, а уже правила свои устанавливают. – Возница тяжело вздохнул и забубнил себе под нос: – Ничего, меня на хромой кобыле не объедефь. Мы ещё тоже кой-чего могём...

– А если скооперироваться? – сумничал Коля.

– С этим козлом? – сплюнул Мишка. – Да я с ним даже срать рядом не сяду! А за зуб он мне ответит. Я ему кифки ещё помотаю. Волчий выкормыф!

– Миш, а что у тебя лошади такие странные? – сменил тему Николай.

– Чего странного? Лофади как лофади.

– Я про масть.

– А! Мутация это.

– Чего?! – чуть не подавился Ветрицкий, а у Макса от удивления глаза на лоб полезли.

– Сена-то мало, приходится в корм серый мох и снежную ягоду добавлять. – Ряхин усмехнулся в усы. – Ничего, масть дело десятое.

– И не дохнут они на такой диете? – удивился я.

– А чего с ними станется? – пожал плечами возница. – Вон на севере и люди снежные ягоды трескают. Что делать-то? Голод не тётка.

– И что, тоже сереют? – рассмеялся Николай.

– Не, лысеют, – вроде бы серьёзно ответил Мишка, помолчал и добавил: – Футка.

– На вкус как? – стало интересно мне.

– Сам не пробовал, но говорят, есть можно. Вот бражку из снежных ягод пробовать доводилось, – Ряхин причмокнул от удовольствия, – на фто наф выморожень забористый, а та бражка по мозгам ещё сильней бьёт.

– Надо будет прежде чем за стол садиться, спрашивать, что за харч подают, – поёжился Макс.

– Далеко собрались? – в свою очередь полюбопытствовал возница.

– К Снежным Пикам, – не подумав, ляпнул Макс. Блин, ну зачем первому встречному всё как на духу выкладывать?

– От оно как! – крякнул Мишка. – Путь неблизкий. Я так далеко на север не забирался – ничего там интересного нет, уж поверьте моему опыту. Вот, помню, раз занесла меня с племяфом нелёгкая к Стылому морю... Ох, и натерпелись мы тогда страху! Холод лютый, нечисть толпами бродит, а тут ещё туманники волной пофли...

Я только тихо вздохнул – ну, начал заливать. Туманники волной пошли... Да кто их за последние пару лет видел? Если не по белочке, то считай, что никто. Балабол, дай только языком потрепать. Интересно, когда он один едет, молчит или с лошадьми разговаривает? Думаю, разговаривает – ещё б им нервными не быть.

Сани выехали из леса и неспешно катились по дороге, проложенной прямо посреди заснеженного поля. На открытом пространстве ветер усилился и колючими ледяными иголками впивался в кожу. Я поморщился и опустил шапочку на лицо. Насколько было видно сквозь метущую позёмку, на поле пусто. Только два небольших лесочка тёмными пятнами маячили впереди. Один оставался метрах в двухстах слева, второй – тот, который подальше – находился с другой стороны дороги. Дальше до самого села дорога по полям идёт.

– Только я не понял, чего вы в этой глухомани забыли? – Мишке наскучило травить байки, но долго молчать он просто не мог.

– Снежные люди скоро на юг пойдут, – степенно объяснил Макс. – Посмотрим, что да как.

– О! А я-то думаю, чего это все на север двинули! – обрадованно воскликнул возница.

– Кто это все? – насторожился я.

– Братья в последнее время зачастили. Но они в село не заходят, куда идут, не скажу, – начал перечислять Ряхин. – А ещё на той неделе автоколонна рейнджеров прошла.

– Да ну? – выдохнул Макс.

– Вот те крест, – перекрестился Мишка. – Три уазика, «газель», зилок, заправщик и пазик. На них полсела посмотреть сбежалось.

– Горючка дорогая, горючка дорогая... – повернулся ко мне Макс. – В Городе-то на людях не экономят.

– Пошли они, – пробурчал я. Что Городу на чужой территории надо? Неужели и их снежные люди так напугали, что они к нам сунуться решились?

– На севере скоро не протолкнуться будет, – сдвинув шапку набок, поскрёб голову Ряхин. – Но неча там делать, так я вам скажу.

– А куда деваться? – тяжело вздохнул Макс. – Служба...

– Служба есть служба. Это я понимаю, – рассудительно покивал Мишка. – Вот только у меня правило – сколько бы денег не предлагали, дальфе границы с Туманным ни ногой.

– Какой границы? – не понял Николай. – Там же не живёт никто, какая граница?

– Эх, молодо-зелено, ты у нас, видать, совсем недавно? – Мишка обернулся, смерил Николая оценивающим взглядом и хихикнул. – Ничего, дойдёфь – увидифь, какая там граница.

Коля повернулся за разъяснениями ко мне, но я покачал головой – не сейчас. Муторно мне что-то. Укачало? Или перекусить пора?

– А как оно там? – с каким-то жадным любопытством накинулся на Николая Ряхин.

– Где? – не сразу сообразил Коля. – А-а-а! Там... Да всё по-прежнему.

– А футбол? Нафи как играют?

– Никак, – разговаривать о той жизни Ветрицкому не хотелось. Всё правильно – новичков эти расспросы уже в первый день так достают... По себе помню – «а что там?», «а как там?», «а в этом городе не был?», «а такого-то не знаешь?».

– А хоккей?

– Так же.

– Вот, блин, такую страну профугачил меченый! – выругался Мишка и вдруг заорал: – Волки!

Я выглянул из-за Макса и на мгновение опешил – от рощицы по полю наперерез саням неслась стая волков. Не меньше десятка хищников, почти не увязая в глубоком снегу, стремились выскочить на дорогу и преградить нам путь. Мишка выхватил плеть и начал хлестать по спинам лошадей. Те, почуяв волчий дух, понеслись, но было видно, что с волками мы разминуться не успеваем. Коля рванул меня за рукав и, что-то невнятно крича, ткнул рукой назад. Из лесочка, который мы уже миновали, отрезав дорогу к отступлению, нас нагоняла ещё одна стая. И в этой стае волков было намного больше.

– Пофли, родимые! – сорвался на визг Мишка. Николай вытащил лук и попытался натянуть тетиву.

Макс схватился за автомат, но в этот момент сани так подкинуло на кочке, что парня швырнуло на борт прямо больной ногой. Зажав отбитое бедро, он скрючился внизу. Твою мать! Я попытался вытащить ружьё, которое неосмотрительно засунул под лавку, но мне мешали это сделать вещмешок и лыжи, зажатые упавшим Максом. Вырвав из-под наваленных вещей трофейный АКМ, я спустил предохранитель, перевёл на стрельбу одиночными и прицелился в бегущих наперерез волков – три из них вырвались далеко вперёд и почти достигли дороги. Уперев приклад в плечо, открыл стрельбу – раз, два, три... На четвёртом выстреле уже выскочившего на дорогу зверя швырнуло в сторону, и он завалился на бок. Пять, шесть... Седьмая пуля попала бегущему вторым волку в ляжку.

Он запрыгал на трёх лапах, но попал под очередь, выпущенную пришедшим в себя Максом. Восемь, девять – мимо. При десятом нажатии на курок раздался лишь сухой щелчок. Патроны – ёк! Я швырнул автомат на дно саней и, отодвинув в сторону больше не зажатые Максом лыжи, вытащил штуцер. Что у нас сзади?

– Не трожь ствол! Гони! – прикрикнул Ветрицкий на Мишку, который левой рукой пытался дотянуться до обреза. Убедившись, что Ряхин его послушался, Коля натянул лук и, почти не целясь, отпустил тетиву. Вырвавшийся вперёд хищник закувыркался со стрелой в горле. Это уже третий – ещё две серые туши валялись на дороге. Но дальше дело не пошло – следующие три стрелы ушли в молоко: волки словно предугадывали движения стрелка. Расстояние между нами неуклонно сокращалось. Хреново: догонят – порвут. Даже автоматы не помогут.

– Подожди, не стреляй, – остановил я Колю, который с досады отложил лук и схватился за АКСУ. Из автомата он и с пары метров промазать умудрится. Немного повозившись, мне удалось пристроить ружьё на спинке саней. Дождавшись, когда тряска почти стихла, я глубоко вздохнул, спустил курок и застонал от досады. Мимо! Патрон-то с пулей! Лихорадочно зарядив патрон с картечью, я выстрелил в нагоняющую нас волчью стаю. Три хищника остались лежать на дороге. Перезарядив ружьё, я снова выстрелил, но на этот раз волки, словно повинуясь чьей-то команде, метнулись в стороны, и заряд прошёл мимо. Зацепить удалось только одного. Подранок, поскуливая и припадая на переднюю лапу, потрусил назад.

– Чтоб тебя, – пробормотал я, вытащил очередной патрон с картечью и замер, заметив в стае огромного чёрного с проседью волка. Ну и зверюга! Да он побольше волколака будет! Явно вожак. Звери рассеялись по дороге и продолжали нагонять сани.

– Оборотень! – округлив глаза, заблажил обернувшийся Мишка и начал нахлёстывать лошадей.

Ветрицкий вздрогнул и нерешительно вытащил из тула одну из стрел с серебряным наконечником. Макс матернулся, выкинул опустевший рожок и полез за новым.

– Не стреляй, не время, – остановил я Николая. Дело не в том, что я Мишке не поверил, как раз наоборот. Может, эта зверюга и не оборотень, но волколак точно. И с такого расстояния Ветрицкому в него из лука не попасть, даже будь он не перворазрядником, а мастером спорта. Уверен, и мне из ружья это будет сделать совсем не просто. Я достал заряженный серебром патрон. – Эй, Михаил! Сбавь ход.

Ряхин даже не обернулся и продолжил хлестать лошадей. Ну и как можно прицелиться, когда тебя мотает, как в несущейся через трамвайные пути маршрутке?

– Придержи лошадей, говорю! – прорычал я и немного тише добавил: – Не доводи до греха!

Подействовало. Ну, поехали. Я вскинул ружьё и поймал на мушку волка, бегущего перед оборотнем. Выстрел – зверь забился на снегу. Выстрел – пуля прошла мимо оборотня, распластавшегося в прыжке над упавшим волком. Прицел ниже, выстрел – свинец выбил снег у лапы приземлившегося вожака. Прицел выше, выстрел – волк избежал попадания, отпрыгнув в сторону. Левее, выстрел – винтовочная пуля угодила в грудину зверя, он кувырком покатился по дороге, и я, не теряя времени, выстрелил серебром. Обрубки серебряной монеты попали туда, где только что лежал оборотень, успевший за мгновение до этого невероятно изогнуться и вскочить на лапы. Заряд лишь впустую выбил ледяное крошево из дороги ему в морду. Кабздец! Какие могут быть стрелы?

Издав короткий вой, оборотень развернулся и длинными прыжками понёсся к лесу. Я не поверил своим глазам: вся стая устремилась за ним. Выходит, эта тварь испугалась серебра? У меня вырвался нервный смешок – патрон-то был последним. Я в изнеможении растянулся на лавке. Фу-у-у, взмок весь.

– Ура-а-а! – дико завопил Ряхин, к нему присоединился Ветрицкий.

– А чё, уши отрезать не будем? – деловито поинтересовался Макс.

– Нет! – сорвался на визг Миша.

– Да ладно, я так, спросил просто, – пошёл на попятную Макс и поправил штанину. – Блин, опять ногу отбил.

– А чего ты заорал про оборотня? – Николай убрал серебряную стрелу.

– Потому, что это и был оборотень. – Возницу всего трясло. – Тот здоровый чёрный волк...

– Да? Не заметил. – Макс рукой отгрёб от себя нападавшие на дно автоматные гильзы и поудобней устроил раненую ногу. – Что-то я особой разницы между «калашом» и «абаканом» не заметил.

– Дак ты ж какими очередями лупил! – Я перезарядил ружьё и положил его себе на колени. – А «абакан» под очередь в два патрона заточен.

– Да? – удивился Макс. – Буду знать...

– А чего, этот правду про оборотня болтает или того? – Николай покрутил пальцем у виска.

– Правду. – Я никак не мог отдышаться. Ну и денёк сегодня!

– Ни фига себе... – задумчиво протянул Ветрицкий, достал пачку сигарет и прикурил.

– Земеля, дай зябнуть, а? – осипшим голосом попросил Мишка, Николай протянул ему сигарету. Ряхин затянулся, надолго замолчал и только вполсилы похлестывал лошадей, когда те замедляли бег. Это, впрочем, случалось очень редко – животные и сами хотели оказаться как можно дальше от того безумного места, где волчьи стаи средь бела дня выходят из леса. А с Мишкой что такое? Язык проглотил? Я и сам не заметил, как за эти полтора часа привык к его постоянной болтовне.

– Макс, как у тебя с ногой? – спросил я, когда вдалеке показались стены Волчьего лога.

– Болит.

– Идти сможешь?

– Попробую, – как-то неуверенно ответил он.

– Миш, у вас костоправ в селе есть?

– И не один.

– А хороший? – уточнил я.

– А то! К свояку моему – Кузьме Ефимовичу – со всех хуторов окрестных приезжают, – расправил грудь возница.

– Ты нас до него не докинешь?

– О чём речь?! – воскликнул Мишка. – Да раз плюнуть! Вы ж мне жизнь, получается, спасли!

– Спасибо! – поблагодарил я. Насчёт жизни, это он точно подметил. От стаи с одним обрезом ни в жизнь бы не отбился.

Сани подъехали к селу и, замедлив ход, проскользнули в широко распахнутые ворота. Я оглядел закрытый внутренний дворик, в котором мы очутились. Серые, давно не беленные стены были четырёхметровой высоты, проезд внутрь села преграждала натянутая кованая цепь. Взгляд зацепился за два пулемётных гнезда, зарешёченные бойницы и высокий – более чем в человеческий рост – чугунный крест, вмурованный прямо напротив ворот. У крыльца комендатуры топталось отделение местных ополченцев. Крепкие парни, вооружённые дробовиками и топорами, передавали по кругу самокрутку, ядрёный дух табака в которой донёсся даже до нас. Автоматического оружия я ни у кого не заметил. Кроме нас и ополченцев во дворе было ещё двое саней, проходивших сейчас досмотр. Не успели наши коняги толком остановиться, как к нам подскочили трое охранников.

– Мишаня, кто это у тебя? – хлопнул лошадь по крупу крепыш, казавшийся квадратным из-за нацепленного поверх тулупа бронежилета. Непременного для местных ополченцев дробовика у него не было, зато тяжёлый арбалет больше напоминал небольших размеров баллисту.

– Да так... подвёз, – невразумительно промямлил Ряхин. Вот стервец! Он нам, получается, благодарен, но ответственность за случайных попутчиков нести не хочет. Мало ли что... Я протянул заранее приготовленные документы старшему охраннику.

– Угу, патрульные, значит. Тоже за оборотнем прикатили? – пробурчал крепыш, мельком просмотрел документы, вернул обратно и, не дожидаясь ответа, замахал рукой. – Отец Георгий!

От саней к нам направился дьякон в сопровождении двух послушников.

– Ряхин из Форта патрульных привёз, – кивнул на нас крепыш и отошёл. Но отошёл недалеко и к тому же удобней перехватил арбалет.

Проговаривая про себя молитву, дьякон вглядывался в наши лица и внимательно наблюдал, как послушник, макая кисточку в стеклянную банку, брызгает на нас святой водой. Второй подросток осмотрел лошадей, сани и даже в одном месте поскрёб полоз лезвием короткого ножа. Николай поморщился, когда ему прямо в лицо прилетели капли воды, но сдержался и промолчал.

– С какой целью приехали? – спросил дьякон, когда процедура проверки была завершена.

– Проездом мы, идём к Снежным Пикам, – не стал отмалчиваться я. К тому же ополченец это уже прочитал в командировочном. Крепыш стоял у меня за спиной, и, готов поклясться, сейчас они с дьяконом переглянулись.

– Надолго к нам?

– Завтра утром дальше двинем. – Я прикинул, что, пока ногу Максу вылечим, уже стемнеет. Пройти успеем всего ничего, так уж лучше переночевать в человеческих условиях. Работа не волк...

– Остановитесь у Якова, – то ли спросил, то ли распорядился дьякон.

– Угу, – на всякий случай промычал я. Всё равно никаких других приличных мест, где могли остановиться приезжие, не знаю.

– Проезжайте. – Перекрестив нас на прощание, дьякон развернулся и зашагал к комендатуре.

Мишка взмахнул вожжами и направил лошадей к внутренним воротам. Сани уже обогнули крест, когда возница скривился, будто зажевал половину лимона, и выругался:

– Припёрся, волчий выкормыф. Ничего, недолго тебе осталось скалиться.

Я повернулся посмотреть, кого он имеет в виду, и хмыкнул. Действительно, очень точно сказано. Что-то волчье в хозяине саней, въехавших в ворота вслед за нами, несомненно, было. С другой стороны, сам бы я на это внимания не обратил. Сейчас молодой худощавый мужчина о чём-то перешучивался со вскочившим в сани ополченцем, но мне показалось, что при этом он внимательно наблюдает за нашими санями. Нелюбовь торгашей взаимна?

– Это кто? – спросил я Мишку, мимолетом обратив внимание на взмыленных лошадей, тащивших сани конкурента. Чего он так гнал-то?

– Кирилл Бояринов, жаба его задави, – сплюнув, объяснил Ряхин.

– Конкурент твой? – догадался Николай.

– Угу, – пробурчал возница и замолчал, на этот раз надолго.

– Костоправ далеко живёт? – не выдержал Макс, когда сани миновали несколько улиц и вывернули на самую окраину села. Длинный проулок, в который мы заехали, метров через сто заканчивался высоким глухим забором.

– Приехали уже. Здесь подождите. – Мишка остановился в самом начале проулка около сруба с покрытой местами загнувшимся рубероидом крышей. Выскочив из саней, он распахнул калитку и исчез за высоким, выкрашенным зелёной краской забором. Изнутри послышался надсадный хриплый лай и железное лязганье цепи.

– Лёд, а чего ты перед попом отчитывался? – Ветрицкий соскочил с саней и несколько раз присел, разминая затёкшие ноги.

– Во-первых, не перед попом, а перед дьяконом. – Я тоже спрыгнул на снег и заглянул за забор. Никого, только мохнатый пёс бесновался у конуры. – А во-вторых, с представителями местных властей надо сотрудничать.

– Попы здесь у власти? – развеселился Коля. – И почём опиум для народа?

– Коля, ты ночевать в тепле хочешь или в ближайшем сугробе? – разозлился я. Только воинствующего атеиста мне не хватало. Да если бы не мужской монастырь, Волчий лог давно разделил бы судьбу Туманного. А этот ещё рожу кривит!

– В тепле, – чувствуя подвох, ответил Ветрицкий.

– Тогда базар фильтруй, – постучал я согнутым указательным пальцем по виску и замолчал. Лай стих, за забором послышались шаги. Распахнулась калитка, к нам в сопровождении Ряхина вышел невысокий толстоватый целитель. Мишка никак не мог приспособиться к степенному шагу свояка и то отставал, то забегал вперёд.

– Кузьма Ефимович, вот он, – подскочил он к саням. А то так непонятно, кто больной! Мы с Колей вообще-то на своих ногах стоим, а не пластом валяемся.

– Вижу, – запахнул полы меховой безрукавки Кузьма Ефимович. – Что с ним?

Мишка, сбиваясь, начал что-то объяснять, но целитель, досадливо поморщившись, попросил его помолчать. Было видно, что особой симпатии к Ряхину он не испытывает.

– Да вот, ногой приложился, – невесело улыбнулся Макс.

– Рана открытая, закрытая?

– Закрытая.

– Какие-нибудь препараты принимал?

– Почку бархатника, – ответил я, поймав вопросительный взгляд Макса. – Часа два назад.

– Так, так, – пожевал губы Кузьма Ефимович, – три часа, шесть, плюс ещё два... Если что-то серьёзное, то результат будет не раньше, чем завтра к обеду. Если простой ушиб, то нога с утра будет как новенькая. Устраивает?

– А куда деваться? – развёл я руками. – Что по деньгам?

– Пять рублей золотом сейчас, надо будет, завтра доплатите.

– Когда его забрать можно будет?

– А прямо завтра с утра и приходите. – Кузьма Ефимович взял у меня пятирублёвку. – Сам зайдёшь?

– Угу, доковыляю, – кивнул Макс.

– Может, мы вещи у вас свои оставим? – попросил я. – Не хотелось бы их до Якова тащить.

– Киньте на веранде, ничего с ними там не случится. – Целитель развернулся и зашагал к забору.

– Коля, помоги Максу дойти, я вещи покараулю.

Поковыляли. Мишка, даже не дожидаясь моей просьбы, начал выгружать наши пожитки прямо на снег.

– Задержался я с вами, а мне ещё о лофадях позаботиться надо, – пояснил он, поймав мой взгляд.

– Да без вопросов. – Я вытащил из саней лыжи и осмотрел дно – кроме гильз, ничего нашего вроде не осталось. – Спасибо, что подвёз.

– Ерунда. – Ряхин залез в сани и, заговорщицки понизив голос, наклонился ко мне. – Ещё увидимся. У меня к тебе дело на сотню золотых намечается.

Едва сдержавшись, чтобы не покрутить пальцем у виска, я передал вернувшемуся Коле рюкзаки. В следующий заход оттащим лыжи, и надо будет двигать устраиваться на ночлег. Обернувшись, я с удивлением увидел, что Мишка и не думал разворачивать сани и выезжать обратно на улицу, а погнал лошадей в глухой конец проулка. Куда это он? Там же проезда нет. Или есть? Всё оказалось намного проще – сани въехали в открытые ворота через три дома от жилища целителя и скрылись за покосившимся двухэтажным сараем, выходившим на дорогу глухими стенами без единого окна. Я только покачал головой: «Задержался я с вами»! Ну и жучара! Можно подумать, ему теперь на другой конец села пилить. Снова раздался собачий лай, и в калитку вылетел Ветрицкий.

– Длинней цепь сделать не могли?! – возмутился он, с опасением рассматривая штанину. – Давай остальное вместе утащим.

– Цепь, говоришь, длинная? – задумчиво протянул я и расхохотался, увидев, как вытянулось лицо у Ветрицкого. – Вместе, вместе потащим, только сделай заточку попроще.

– Ты сначала с этой милой собачкой поиграй в догонялки, потом сам лицо проще делать будешь, – отшутился Николай и начал собирать лыжи в охапку.

В этот момент с улицы в проулок свернула пьяная компания. Пять молодых парней полностью перегородили дорогу. Все были в хорошем подпитии, но на ногах держались достаточно твёрдо. Один, в длинной шубе из собачьих шкур, даже пытался на ходу разливать в пластиковые стаканчики самогон из полуторалитровой бутыли. У парня, который шёл впереди остальных, левая кисть была замотана пропитанной кровью тряпкой, и за ним на снегу оставался след из багряно-красных капель. Никак тоже к целителю? Компания уже подошла к нам, когда из-за поворота вслед за ними вывернули два ополченца. Почётный караул?

– Сюда? – Парень махнул замотанной кистью в сторону дома целителя – на снег полетела струйка крови. Раненый не обратил на это никакого внимания. Оно и понятно – судя по самогонному запаху, анестезия у него что надо.

– Отсюда. – Я внимательно оглядел подошедшую компанию. Пьяненькие, но следов драки ни на ком не видно. С другой стороны, пять человек прибить кого-нибудь могут и без всяких для себя последствий. Но тогда бы ополченцы просто так за ними не тащились. Непонятно. – Коля, закинь сам вещи, я здесь постою.

Раненый бесстрашно распахнул калитку и прошёл внутрь. Почти сразу же раздался лай и испуганный крик, цензурных слов в котором не было вовсе. Парень в собачьей шубе заглянул за забор и, захохотав, едва не выронил бутыль. Коля обогнул его и с охапкой лыж кое-как протиснулся в калитку.

– Алик, чего там? – пихнул в бок смеющегося парня его приятель. Этот явно в компании главный. И выглядит постарше, и одежда поприличней. Только вот глаза... Мутные они какие-то. Меня аж покорежило, когда они по мне зыркнули.

– Вася сегодня в ударе – с кобелем чуть не сцепился, – успокоившись, ответил Алик. – Игорь, тебе налить?

– Задолбал уже этот урод, – сплюнул Игорь и оттолкнул протянутый стаканчик с самогоном. – Завязывайте, нам ещё съезжать.

– Игорёк, может, получится договориться? – неуверенно протянул хлюпик в длинном драповом пальто и забрал у Алика стакан. – Куда мы сейчас потащимся? Поздно же...

– Вот иди, Рыба, и договаривайся. Толку-то, если вы вести себя по-человечески не умеете? – зло оборвал его Игорёк, повернулся ко мне и дыхнул перегаром. – Слышь, братишка, этот целитель как, в своём деле шурупит?

– Без понятия. Сами первый раз к нему обратились, – признался я. – Что с рукой?

– А, в ножички поиграть решили, – с досадой махнул рукой Игорёк и кивнул на ополченцев. – Теперь из села велели убираться.

– Да, нехорошо получилось, – согласился я.

– Пошли? – Николай вышел из калитки и поправил висящие на плече автомат и чехол с луком. Правильно, в мешках ничего особо ценного нет, но оружие здесь оставлять не стоит. Сам я серебряную проволоку и патроны уже переложил из вещмешка в брезентовую сумку, которую оставил при себе.

– Ты, типа, лучник, да? – сразу же прицепился к Ветрицкому Рыба. – Или это костыль такой?

Парни заржали. Я отошёл немного в сторону и поправил чехол с ножом. Не думаю, что будут проблемы, но кто знает, какая блажь пьяному через пять минут в голову взбредет?

– Лучник, – невозмутимо ответил Коля. – А это лук.

– Да ты чё?! – продолжал развлекаться Рыба. – Ты и стрелять из него умеешь?

– Умею, – подтвердил Николай.

– А вон в то пятно на заборе слабо попасть? – Рыба указал рукой на перегораживающий проулок забор. Я присмотрелся и с трудом разглядел обрывок бумажного листа, приклеенного к забору.

– Как два пальца.

– Забьёмся на чирибас? – пододвинулся к Ветрицкому Алик.

– Идёт, – уверенно согласился Ветрицкий. В его меткости, помня о том, как лихо он расстреливал волков, я не сомневался. Меня больше волновало выколачивание проигрыша из этой развесёлой гоп-компании.

– Эй! Это ты Лёд? – подскочил ко мне мальчишка, волочивший на верёвке санки.

– Да, – немного удивившись, ответил я.

– Дядь Миша просил тебя к нему зайти. – Пацан вытер варежкой нос и вытаращился на штуцер.

– Где искать-то его?

– А он сейчас в конюшне, лошадей распрягает. – Мальчишка ткнул пальцем в двухэтажный сарай.

– Хорошо, – кивнул я и отвернулся к Ветрицкому.

– Он сказал – срочно, – дёрнув меня за рукав, заканючил пацан.

– Уже иду. – Я сунул ружьё и сумку Николаю и пошёл искать Ряхина. Если что, ополченцы Ветрицкого в обиду не дадут. Лишь бы сам кого не прибил. И зачем я Мишке понадобиться мог? Опять бред о ста золотых? Или мы в санях чего забыли? Стоит проверить.

Я прошёл в гостеприимно распахнутые ворота и остановился во дворе. Нет, гостеприимно – это слишком громко сказано. Просто снег, который откидывали, расчищая проезд, засыпал раскрытые створки почти до середины. Да и небольшой домик выглядывал из сугробов хорошо если на треть. Только от крыльца снег и отгребали. И куда теперь? Первым делом следовало бы заглянуть в дом, но раз пацан сказал, что Мишка лошадей распрягает, пойду посмотрю на конюшне.

На первом этаже внутренних перегородок не было, и просторное помещение терялось во тьме – окна закрывали плотные ставни. Ни черта не разглядеть: для глаз, привыкших к солнечному свету, густой полумрак был не менее непроницаем, чем деревянные стены. Постепенно я начал привыкать к скудному освещению, и стали видны развешанные на стенах конская упряжь, седла и даже четыре рассохшихся тележных колеса.

– Есть кто? – Мой голос гулко прокатился по пустому помещению.

А в ответ тишина. Ни души. Только всё ещё не распряженные лошади нервно дёргали ушами и били копытами о пол. Но коняги не в счёт – у них души нет. Ну, Мишка и гусь – о животине стоило в первую очередь позаботиться.

– Миша, – негромко позвал я. Тишина, лишь фыркают кони и свистит в щелях ветер. Плюнув, я хотел уйти, но передумал и, обогнув металлические бочки, составленные у стены, подошёл к лестнице. Показалось или с насыпного потолка побежала струйка пыли? Я начал подниматься на второй этаж, стараясь наступать на ступеньки у самой стены, но старое дерево всё равно нещадно скрипело. Стоило бы ещё раз позвать Мишу, но мне почему-то не хотелось нарушать тишину. Миновав составленные у лестницы тяпки, грабли и вилы – кто вообще догадался их сюда выставить? – и перешагнув через опрокинутую лейку, я снова прислушался. Тихий шорох заставил меня резко повернуться, но тревога оказалась ложной. Никого. Мыши в стенах шуршат? Да пошёл этот Мишка куда подальше! Ему надо, пусть сам меня ищет. Развернувшись, я запнулся о лейку и едва не скатился вниз по лестнице. Падения удалось избежать, только ухватившись за висящую у стены серую от пыли простыню. Гнилая ткань с сухим треском слезла с удерживающих её гвоздей, и передо мной открылась небольшая ниша. От увиденного перехватило дыхание: тело Ряхина, запихивая в узкий проём, буквально сложили пополам, а шею свернули так, что на месте лица оказался затылок. На тёмном дереве стен виднелись глубокие свежие царапины. Охнув, я отпрыгнул от лестницы и выхватил нож – ни за что не поверю, что Мишка сам решил поиграть в прятки и нечаянно свернул себе шею. По спине пробежали мурашки, и ещё раньше, чем сработал оберег, я метнулся в сторону. Вовремя – бесшумно выскользнувший из клетушки человек в один прыжок оказался около ниши. Человек? Мощная коренастая фигура, рост выше среднего, но вместо человеческого лица – заросшая щетиной вытянутая морда. Длинные пальцы со слегка изогнутыми когтями непрерывно сжимались и разжимались, два глаза излучали тусклое желтоватое сияние. Кто это?! Тварь плавно двинулась, перегораживая дорогу к лестнице, и тут до меня дошло – это же оборотень! Не будь он одет, как обычный человек, я бы понял это сразу. Как-то не ожидаешь встретить лесного хищника, наряженного в добротную меховую куртку, тёплые штаны и высокие кожаные сапоги.

– Подожди, давай поговорим. – Отведя в сторону руку с ножом, я попытался избежать безнадёжной схватки. Носок правого ботинка как бы невзначай прочертил по пыльному полу между мной и перевёртышем дугу.

В драке с опытным оборотнем мне рассчитывать не на что. Шансов ноль. А то, что этому оборотню опыта не занимать, сомневаться не приходилось – частичная трансформация, и не в новолуние, требовала невероятного самоконтроля. Как всякий нормальный хищник, этот не обратил на слова жертвы никакого внимания, и вместо этого сделал ещё один шажок. Слишком маленький шажок... Чего он тянет-то?

– Послушай... – Я завёл ногу назад и, прочертив вторую дугу, замкнул защитный круг. Оборотень скользнул ещё на шаг вперёд, и мне послышался тихий смешок. Сконцентрировав все внутренние силы – нестерпимо заломило давно сломанные рёбра, – я начал направлять силу в защитный круг, но не успел: оборотень метнулся вперёд. И всё же защита частично сработала – над чертой его движения замедлились и острые когти не распороли мне горло, а лишь зацепили воротник фуфайки. Воспользовавшись моментом, я ткнул ножом и вскрикнул от неожиданности, когда мою кисть перехватила громадная ладонь перевёртыша. Направленные в лицо когти второй лапы мне удалось блокировать, подставив левое предплечье – стальные пластины, вшитые в рукав фуфайки, смягчили удар. Рванув зажатую руку на себя, я пнул перевёртыша в колено. Он взвыл от боли – серебряная набойка пропорола кожу. Развить успех не удалось – прыгнув вперёд, зверюга впечатала меня в стену сарая. Клыки клацнули у самого лица, но тут хлипкая стена с громким треском проломилась, и мы рухнули вниз. Миг полёта завершился падением в снег. Приземлившийся сверху оборотень ещё глубже впечатал меня своим весом в сугроб. Что-то хрустнуло.

Вывалились мы из сарая со стороны дороги. Перевёртыш, усевшись мне на грудь, решил закончить схватку несколькими сильнейшими ударами, но я закрыл голову руками, и когти скользили, попадая в стальные пластины в рукавах. Прижав руки плотнее к голове, мне почти удалось выскользнуть из-под оборотня, но тот изловчился и, пропоров фуфайку, вырвал пластину из правого рукава. Когти скользнули по руке и рассекли кожу. Боль придала сил, но попытка воспользоваться ножом не увенчалась успехом: руку перехватили и, вывернув, прижали кисть к земле.

Резкий свист ударил по ушам, в стене сарая, гудя, задрожало дюралевое древко стрелы. Почти сразу же по доскам заколотили пули. Разочарованно рыкнув, оборотень, едва не раздавив мои рёбра, отпрыгнул в сторону и, припадая на пораненную ногу, понёсся к концу проулка. Он уже присел для прыжка через забор, когда под лопатку ему вонзилась стрела. Словно не чувствуя боли, перевёртыш подпрыгнул, но сил не хватило: он, не долетев до верха, процарапал когтями доски и сполз в снег.

Стрельба прекратилась, люди начали осторожно приближаться к неподвижно замершему у забора телу. Рыба, Алик и Игорь шли в первых рядах. Двое ополченцев проявили гораздо больше здравого смысла и на рожон не лезли. Коля где? К счастью, у него тоже хватило ума остаться на месте и наложить на тетиву стрелу с серебряным наконечником.

Кисть, сдавленная стальной хваткой оборотня, почти не слушалась, и убрать нож в чехол на поясе удалось лишь с третьей попытки. Закашлявшись от боли, разрывающей лёгкие, я вылез из сугроба и прислонился к стене сарая. Меня замутило и вырвало желчью. Сведённые судорогой рёбра обожгла острая боль. Плохо-то как! Выпрямившись, я левой рукой выдернул неглубоко засевшую в доске стрелу. Так и есть – порядком сплющенный наконечник оказался серебряным. Выбитый номер был почти неразличим, удалось разобрать только две последние цифры «44».

Я выбрался на дорогу и пошёл к обступившим тело людям – думаю, выжить после попадания стрелы с серебряным наконечником оборотень не мог. Или мог? Судя по тому, что ближе чем на десять метров никто к трупу подойти не решался, сомнения в смерти перевёртыша возникли не у меня одного. Один из ополченцев помчался к выходу из проулка. Из соседних домов начали выбегать жители. Торопливо захлопнувший за собой калитку Кузьма Ефимович на ходу перекинулся парой слов с продолжавшим стоять у забора Николаем и поспешил к нам. Растолкав собравшихся селян, он бесстрашно подошёл к оборотню, осмотрел тело и, упёршись ногой ему в спину, вырвал стрелу. Серебряный наконечник полностью покрывали чёрные и зелёные окислы. Воткнув стрелу опереньем в снег, целитель перевернул труп, и по толпе пробежал шепоток. Я подошёл поближе и, разглядев лицо – уже именно лицо, а не волчью морду – присвистнул. Перекошенная предсмертной судорогой физиономия была знакома. Бояринов! Что ж, не могу сказать, что меня это сильно удивило.

– Мёртв, – вынес диагноз целитель. Народ сунулся поближе к трупу, но оставшийся ополченец взмахами дубинки и матом заставил всех отойти назад.

– Столько бабок коту под хвост... – с какой-то непонятной интонацией процедил стоящий рядом Алик.

– Сколько... Сотню всего, – вспомнив про награду, положенную Ветрицкому, хмыкнул я.

– Какую сотню? – резко развернулся ко мне Игорёк и презрительно прищурился.

– Награда за оборотня сотня золотом, нет? – Что-то я совсем ничего не понимаю.

– Награда, – кривляясь, протянул Игорь. – Да кому нужна эта награда? Думаешь, Айболит или Тёма Жилин с пацанами из-за этих грошей сюда приехали?

– А не из-за них? – Я не стал обращать внимания на оскорбительный тон. Пока не стал. Тон в папку не подошьёшь. К тому же он дело говорит, сто рублей золотом и в самом деле сумма для этих товарищей плёвая. Но из-за чего тогда они сюда все собрались?

– Ну ты и тормоз! Сказали же – нет. – Рыба отвернулся к Алику. – Пошли, калеку проведаем.

– Из-за чего тогда? – очень вежливо спросил я, перехватив собравшегося уходить парня за рукав. Тормоз, значит. Ну-ну. Подошёл Николай и с луком в руках остановился у меня за спиной.

– Ты хоть представляешь, сколько стоят печень или поджелудочная железа оборотня?! – вместо Рыбы прорычал Игорёк и кулаком толкнул меня в плечо. – А простата? Да за неё брюликов дают в десять раз больше её веса!

– В чём проблема? Труп вон лежит, – кивнул я на оборотня. – Ищите покупателей, и четверть ваша.

– Да кому эти потроха теперь нужны?! – брызнул мне слюной в лицо Игорёк. – Там серебра столько осело, что ты, дебил, за них даже десяти копеек с пуда не получишь!

– Коля, ты десятку с них уже получил? – Я едва сдержался, чтобы не схватиться за нож. Ничего, пусть только попробуют долг зажать. Будет повод их на куски порезать. И ни один ополченец мне слова поперёк не скажет.

– Нет ещё. – Ветрицкий взглянул на пробившую листок бумаги стрелу и широко улыбнулся.

– Десятку гоните, – вплотную придвинулся я к Игорьку.

– Алик, отдай, – сделав шаг назад, распорядился тот. Алик порылся в карманах, вытащил комок мятых банкнот и вложил в протянутую руку Ветрицкого.

– А теперь валите отсюда, пока я вас резать не начал. – Я сделал ещё один шаг к переглянувшимся парням.

Игорёк скользнул взглядом по моей разорванной фуфайке, молча развернулся и зашагал к выходу из проулка, его приятели поплелись следом. Так-то, будут ещё барагозить. В Форте за дебила я бы точно зарезал, но здесь к поножовщине власти относятся куда строже. Пожалуй, хорошо, что до этого дело не дошло.

– Собирай стрелы, – напомнил я Ветрицкому – а то опять спохватится, когда уже поздно будет – и забрал у него штуцер.

Коля взял у меня стрелу с погнутым серебряным наконечником и по глубокому снегу стал пробираться к забору.

Издалека донёсся звон бубенцов, и минуту спустя в проулок залетели две тройки. В одной сгрудились ополченцы, в другой чернели рясы монастырских. Собравшиеся вокруг оборотня люди отбежали на обочину, чтобы не угодить под копыта лошадей. Не успели сани толком остановиться, а ополченцы уже повыскакивали на дорогу и начали оттеснять людей от оборотня. Пара парней в сопровождении монаха пошли к дому Ряхина. Ну, сейчас начнётся! Карауливший труп ополченец указал на нас с Колей высокому иеромонаху, который о чём-то вполголоса беседовал с Кузьмой Ефимовичем.

– Останьтесь! – моментально распорядился монах. Я беспрепятственно прошёл через цепь охранников и остановился рядом с целителем. Коля выдернул из забора стрелу и о чём-то оживлённо спорил с десятником ополченцев. Священник дождался возвращения осматривавшего двор и конюшню иеродьякона, отошёл с ним в сторону и, выслушав доклад, подозвал меня:

– Расскажи, сын мой, что здесь произошло.

– Патруль Форта, специальная разведгруппа, – на всякий случай представился я, но документы доставать не стал. Уж этот-то вполне способен отличить правду от лжи. Вообще, святой отец полностью соответствовал моим представлениям о внешнем облике инквизитора: чёрная ряса, серебряный крест, худое бледное лицо и запавшие щеки аскета. Только глаза – тёплые и добрые – казалось, принадлежали совсем другому человеку. И человеку с такими вот понимающими глазами хотелось рассказать обо всём даже раньше, чем он начнёт задавать вопросы. Думаю, лучшие дознаватели из таких и выходят.

Мне утаивать было нечего, и я вкратце рассказал священнику о том, что с нами приключилось с момента знакомства с Ряхиным. Иеромонах не перебивал и лишь под конец задал пару уточняющих вопросов, но от меня не укрылось, что стоящий рядом дьякон, бросив взгляд на набойки на моих ботинках, отошёл к оборотню и тщательно осмотрел его колени. Проверяют. И это правильно...

– Что ж, претензий к вам нет, но лучнику придётся проехать в комендатуру, ответить на несколько вопросов. Ничего серьёзного, заодно и деньги получит, – выслушав меня, объявил священник. – Тело после изучения будет сожжено.

– Конечно, конечно... – закивал я. Да даже если и не сожжено, мне-то какая разница? За Ветрицкого я не волновался. Сильно глубоко копать не будут, но расспросить расспросят. В первую очередь, случайно ли мы вышли на оборотня или нет. И откуда взялись серебряные стрелы.

– Не буду вас больше задерживать, – напоследок перекрестив, отпустил меня иеромонах.

– Будут вопросы, я у Якова остановлюсь. До свидания, – попрощался я, крикнул Николаю, что буду ждать на постоялом дворе, и пошёл к выходу из проулка. Что-то слишком быстро меня отпустили. Решили, что наша встреча с Бояриновым простое совпадение? Что ж, это логично – вряд ли человек в здравом уме добровольно выйдет в рукопашную один на один против оборотня. Тем более без серебряного оружия. И всё же что-то слишком легко...

– Эй, тебя подбросить? – В подтверждение моих сомнений рядом сбавили ход сани. Правил ополченец, рядом сидел молодой монах.

– Мне до Якова, – предупредил я. Вот и объяснение. Здесь на самотёк такие дела не пускают.

– Да ради бога, – усмехнулся возница, за что моментально заработал локтем в бок от монаха – не упоминай Господа всуе. – Запрыгивай, довезём.

– Спасибо, – поблагодарил я и уселся на лавку.

– А как ты против оборотня продержаться смог? – полюбопытствовал возница, стоило нам выехать на улицу. И началось... А как... А зачем... И ещё сотня подобных вопросов. Пока мы ехали до постоялого двора, меня вывернули чуть ли не наизнанку. Не отвечать было бы по меньшей мере невежливо – всё-таки благодаря им мне не пришлось добрых полчаса тащиться по заснеженным улицам. И уж лучше так побеседовать, чем до утра просидеть в комендатуре.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарил я парней, когда они высадили меня прямо у ворот постоялого двора.

– Да не за что. – Возница взмахнул вожжами, и тройка, свернув на перекрёстке, исчезла на соседней улице.

Действительно, не за что. Можно подумать, несколько совершенно лишних поворотов были случайны. Не будь их, мы бы сюда доехали гораздо быстрее...

Пройдя через двор, я зашёл в одноэтажный пристрой гостиницы и облокотился на стойку администратора. Что-то хозяева за помещением совсем следить перестали: побеленный потолок от табачного дыма пожелтел, ковёр протёрт до дыр, а стены испещрены пятнами, оставшимися от обвалившейся штукатурки. Шикарная полированная стойка и та начала облезать. Дремлющий в глубоком кресле мужчина нехотя поднялся, поправил задравшуюся клетчатую рубаху и, прикрыв рот ладонью, зевнул.

– Чего тебе?

– Свободные комнаты есть?

– Скоро будут, – как-то туманно ответил засоня.

– Скоро – это когда? – решил уточнить я.

– Ну, оборотня уже выловили, – ещё раз зевнул администратор, – так что, сам понимаешь, половина охотников сейчас номера сдаёт.

– Я подожду. Сколько за ночь и ужин?

Ничего себе, с какой скоростью слухи разносятся!

– Номер какой? – Мужчина послюнявил карандаш и пододвинул к себе журнал регистрации.

– Какой поменьше.

– Семь с полтиной, – почесал за ухом карандашом администратор.

– За ночь?! – возмутился я.

– За сутки с ужином. – Он невозмутимо развернул ко мне журнал. – Устраивает?

– А что на ужин?

– Что дадут, то и будет. – Администратор меланхолично уставился в потолок.

– Замечательно. – Я посмотрел на распоротый рукав фуфайки, из которого торчала набивка. – Фуфайку починят?

– За отдельную плату.

– Э-э-э нет, так дело не пойдёт, – твёрдо заявил я. Тут делов на пять минут, а сдерут три шкуры. – В счёт оплаты за номер.

– Что у тебя там?

– Да только рукава подправить.

– Ну, если только рукава...

– Только рукава. – Выхватив карандаш, я расписался рядом с проставленной галочкой. Всё верно, сейчас, когда постояльцы будут съезжать один за другим, можно добиться кое-каких поблажек. Это вчера меня бы уже с крыльца спустили.

– Деньги вперёд. – Администратор выложил на стойку ключ, но передавать его мне не спешил.

– Вот. – На стойку легла квадратная монета китайца. Прокатит, нет?

– Это что?

– Золото.

– Да ну? Здесь золота хорошо если треть.

– Не меньше половины, – блефанул я. – И где сдача?

– Сдача? – Администратор провёл над монетой странным амулетом и пододвинул ко мне ключ. – Скажи спасибо, что я с тебя доплату не беру. Сорок третий номер. Через час освободится. Пока можешь сходить поужинать.

– С фуфайкой что? – торопиться мне было некуда, и от стойки я отходить не спешил.

– Снимай, – тяжело вздохнул администратор. – И учти, за оставленные в карманах вещи администрация ответственности не несет.

– Если спрашивать будут, скажи: Лёд в сорок третьей. – Проверив карманы, я скинул фуфайку на стойку, взял ключ и пошёл ужинать.

Обеденный зал мог вместить около полусотни человек, но сейчас в нём не было и десятка посетителей. Три каких-то мутных типа занимали стол у выхода в холл, четверо крепких парней и пожилой толстяк – купец и охранники? – неторопливо потягивали пиво и перекидывались в карты. Ещё кто-то в одиночестве сидел в самом тёмном углу. Я прошёл через зал и, не обращая внимания на заинтересованные взгляды, уселся за стол в противоположном от подозрительных типов углу. Штуцер поставил в угол, сумку кинул под стол. Что-то людей маловато. Или для ужина ещё слишком рано? Скорее всего. Вон, и из трёх люстр свечи горят только на одной.

С кухни выглянула официантка, исчезла обратно и через пару минут появилась снова, но уже с подносом. Тарелка с луковым супом, рис с гуляшом и три ломтика ржаного хлеба. О, ещё кружка пива. Неплохо, теперь посмотрим, как всё это на вкус. Суп оказался очень неплох, рис тоже. Да и единственным недостатком гуляша было то, что он слишком быстро кончился. Вот пиво меня разочаровало – кислятина. После трёх глотков – а вдруг вкус улучшится? – я отставил его в сторону. Допивать не было никакого желания. Устроившись на стуле поудобней, я вытянул ноги под столом и начал ждать, когда можно будет занять полагающуюся мне комнату. Что-то меня плющит. И голова будто свинцом залита. Оно и понятно, досталось моей бедной голове сегодня... Сейчас бы упасть поспать... Но расслабляться нельзя, уж больно усиленно пытаются не смотреть в мою сторону те три подозрительных гаврика. Теперь я смог получше их разглядеть и убедился, что первое впечатление не было обманчивым. Так и есть – бандиты. Тот, который постарше, весь в синих татуировках, двое молодых – простые бойцы.

В дверь, ведущую в холл, что-то с грохотом врезалось снаружи, она распахнулась, и в зал, обнявшись, ввалились два человека, которых я совсем не ожидал здесь увидеть. Они, думаю, меня тоже встретить не рассчитывали.

– Скользкий! – заорал Аркаша Дёмин и ломанулся через весь зал ко мне. Вот так встреча! Дёмин – ладно, он со своими друзьями-охранниками подрабатывает, но Ворон-то как здесь оказался? Он же за стены Форта ни ногой.

– Здорово. – Я выдвинул из-под стола стулья. Бандиты моментально потеряли ко мне интерес и переключили своё внимание на парня, сидящего в тёмном углу.

– Здоровей видали, – сжал мою ладонь своей лапищей Аркаша, сверху положил левую руку и сильно встряхнул.

– Осторожней ты! – зашипел я от боли и выдернул руку. Здоровый, чертяка! Росту среднего, но сложения, как говорят, плотного. Лет уже за тридцать, а ведёт себя иногда как ребёнок.

– А что такое? – Дёмин выставил на стол бутылку вина.

– Помяли чуть-чуть. – Я неодобрительно покосился на бутылку: отказаться от выпивки не получится при всём желании.

– Да, фингал знатный. – Аркаша подмигнул, отчего его круглое лицо сразу стало похоже на физиономию клоуна. Ему даже нос красить не надо, и так уже почти фиолетовый. Только мало у кого хватит здоровья над этим клоуном посмеяться.

– Понятно. Вы как здесь оказались? – дёрнул я Ворона за болтающиеся на цепочке часы.

– Дела. – Тот выхватил у меня часы и выставил из пластикового пакета на стол трёхлитровую банку с чем-то янтарным.

– Пиво? – удивился я.

– Яблочное вино. – Ворон с головой залез в пакет и выложил оттуда надкусанную с одного конца кральку копчёной колбасы и стопку одноразовых стаканчиков.

– Это хорошо, а то пиво здесь отвратительное. – Я стянул с банки пластиковую крышку и принюхался.

– Обожди, – остановил меня Аркаша, когда я уже собрался разлить в стаканы вино. – У нас кое-что поинтересней есть. Надо добить, пока не согрелся.

– Это что?

– Выморожень. – Дёмин налил по половине стакана и подождал, пока из бутылки вытекут последние капли. – За встречу!

Я залпом выпил тёмно-красную жидкость и на несколько минут замолчал, оценивая свои впечатления. Холодно, сладко, крепко. Мощно. Напиток, показавшийся ледяным, пробежался вверх по позвоночнику и ударил в голову так, что темечко заломило, а волосы на макушке зашевелились. Постепенно в животе начало разгораться пламя, и я отломил кусок колбасы. Ворон и Аркаша допили моё пиво.

– Ну и как оно? – Дёмин отставил кружку на край стола и убрал пустую бутылку под стол.

– Внушает, – вытер я выступившие из глаз слёзы. – Чего там намешали?

– А хэ зэ. – Аркаша расстегнул «молнию» кофты и закатал рукава. – Красное вино и спиртяга точно есть.

– Твои где? – спросил я у него.

– Нажрались.

– Будь здесь Селин, он бы даже сказал: нахрюкотались в зелюки, – заплетающимся языком вставил Ворон.

– Будь здесь Дениска, он бы ещё и не такое сказал. – Дёмин снова выстроил стаканы и налил уже вина. – Заблевали всю комнату, паразиты.

– Лёд, а ты-то что здесь делаешь? Ты ж тока из рейда вернулся? – Ворон долго смотрел на циферблат, пытаясь сфокусировать зрение, и, покачав головой, отпустил часы болтаться на цепочке.

– Опять загнали.

– И куда? – Аркаша потрепал по волосам уронившего голову на руки Ворона. – Рота, подъём!

– Отвали, дай полежу, – не поднимая головы, попытался отвертеться тот.

– А то я тебя не знаю, опять срубишься. Тащи тебя потом. – Дёмин приподнял парня за шиворот и пристроил к спинке стула.

– На север, за снежными людьми наблюдать. – Я отпил вино и удивлённо приподнял брови – вкусно.

– Повезло, – криво усмехнулся Ворон. Мне показалось, что он хочет казаться пьянее, чем есть на самом деле.

– Не то слово. – Одним глотком я ополовинил стакан. – Говорят, куда-то на север рейнджеры прошли. Ещё не хватало на них нарваться.

– Да ты гонишь, – не поверил мне Ворон.

– Не возбухай, если не знаешь, – толкнул его в плечо Аркаша. – Рейнджеры в Лудине остановились.

– Чего они там забыли? – спросил я.

– Тоже, наверное, снежных людей ждут, – Дёмин расстегнул две пуговицы рубашки. – Жарко что-то.

– Совсем городские обнаглели, – возмутился Ворон, – на нашу землю лезут.

– На какую ещё нашу землю? – не понял Аркаша.

– Ну, Лудино на территории Форта вообще-то стоит, – язвительно заметил я.

– Я тебе дам один совет – будешь в Лудине, местным об этом не говори, – прыснул со смеху Аркаша. – А то засмеют. Они-то, тёмные, думают, что на собственной земле живут.

– Да какая разница, что они там себе думают? – взмахнул рукой со стаканом и чуть не облил нас вином Ворон. – Выпнуть городских оттуда надо!

– Видишь ли, так уж объективно сложилось, что Форт слабее Города и Северореченска, – саркастически улыбнулся Дёмин.

– Да ты гонишь, – тут уже не выдержал я.

– По наступательному потенциалу – слабее, – уточнил Аркаша. – Понятное дело, штурмом взять Форт никто не сможет. Но за стены у нас только Патруль нос высовывает, и то, если погода хорошая. А в Северореченске, между прочим, нормальное казачье войско есть, про Город я вообще молчу.

– И почему так получилось? – Доля истины в этих доводах была, но соглашаться с ними мне не хотелось. Люблю поспорить, даже если неправ.

– Ну, Северореченск на юге, Город на юго-востоке. Вся нечисть, что ползёт с севера, сначала здесь проходит. А тем остаётся только вырезать у себя местных бандитов и проскользнувших мимо нас тварей.

– К Городу ещё и Туманный прилегает, – напомнил я Аркаше.

– И что? – отмахнулся тот. – Границы там всего ничего, рейнджеры её полностью перекрыли. А как что серьёзное намечается, к ним сразу егеря подходят.

– Подожди, но что нам мешает первыми напасть на Город? – Ворон допил вино и поставил стакан на стол. – Собрать всех дармоедов-дружинников и двинуть.

– А кто Форт защищать будет?

– А колдуны на что?

– Ты собираешься дружинников одних отправить? – поднял брови Аркаша. – Их же сожрут, и костей не останется.

– Типа, в Городе тоже колдуны есть, – скривившись, съязвил Ворон.

– А типа, нет? – в тон ему ответил Дёмин. – Городские алхимики наших за пояс заткнут.

– Откуда там алхимики? – не поверил я.

– Оттуда. Город раньше совсем не простой военной частью был.

– Ну и колдунов тогда тоже с ними послать, – не собирался сдаваться Ворон.

– Повторяю вопрос: кто Форт защищать будет?

– Да от кого? – Ворон начал горячиться и замахал руками. – На Форт уже сто лет никто не нападал.

– Пока гарнизон сильный, никто не нападает, – легонько хлопнул его по лбу Аркаша. – А стоит людям уйти – сразу все повылазят.

– Ты ещё Принца Вьюгу вспомни.

– А кто тебе сказал, что его нет? – начал заводиться Дёмин.

– А Снежная королева на Северном полюсе живёт, – закивал я.

– Тьфу, на тебя, безмозглый, – махнул рукой Аркаша и достал колоду карт. – В очко?

– Только я банкую, – согласился Ворон.

– Не с похмела ли, Птичкин? – опешил от такой наглости Дёмин и достал монету. – Орел или решка?

– Мой – орёл, – щёлкнул пальцами Ворон.

– Моя решка. Лёд, твоё – ребро.

Закружившись, монета взлетела в воздух. Я перехватил её перед самым столом и разжал пальцы – на реверсе биметаллической десятирублёвки красовался герб министерства внутренних дел. Ну ещё бы, Дёмин-то из внутряков.

– Давай колоду, – протянул руку Ворон.

– Идите вы, – обиделся Аркаша, бросил карты, забрал у меня монету и встал из-за стола. – Пойду, своих проверю.

– Погоди, – остановил его я. – Мы же до Лудина завтра дойти не успеем, правильно? Где нам по пути лучше остановиться?

– Есть там ближе к селу один хутор. Там мало кто останавливается, но мы один раз заезжали. Нормально, переночевать пустили.

– Как найти его?

– Перекрёсток на Ключи минуете и почти сразу в лес сверните. Ну, просеку увидите, не слепые.

– На хуторе кто живёт?

– Сектанты какие-то.

– Что за сектанты? Хоть христиане? – забеспокоился я.

– Сам у них и спросишь. Всё, пошёл я. – Аркаша развернулся и вышел из зала.

– Иди, иди... – заулыбался ему в спину Ворон и уже совершенно трезво у меня спросил: – Вы в Лудино заходить будете?

– Ну и? – заинтересовался столь странной сменой темы я.

– Меня с собой возьмёте?

– Зачем? – уставился я на парня.

– У меня туда подруга переехала.

– И что?

– Хочу с ней повидаться.

– Давай, Ворон, колись. – Я постучал пальцами по столу. Терпеть не могу, когда мне лапшу на уши вешают.

– А чего колоться?

– А того колоться... Не надо из меня идиота делать. – Я отпил вино. – Чтоб ты просто так из Форта свалил? Никогда не поверю.

– Да мне просто надо немного переждать, – нехотя признался Ворон.

– Выкладывай, что случилось.

– Расскажу – возьмёшь с собой?

– Если за тобой хвоста нет, без проблем, – решил я. Вчетвером идти безопасней, а до Лудина путь неблизкий.

– Хвоста? Хвоста нет. Никого нет, – как-то недобро улыбнулся Ворон и вздохнул. – Только между нами...

– Само собой.

– Я последнее время на Грибова работал...

– Это тот, который Мухомор? – перебил я. В голове щёлкнуло: разбой, торговля наркотиками, вымогательство. Вольный игрок. Не смани он нескольких колдунов из Гимназии, давно бы уже либо конкуренты продырявили, либо Дружина взяла. А так пока вертится.

– Да, – кивнул Ворон. – Раньше всё нормально было, но на той неделе он партию товара из Северореченска получил...

– Что за товар? – Блин, ну почему всё клещами выдирать приходится?

– Сапфировый иней.

Я поперхнулся, поставил стакан на стол и начал вытирать пролитое на штаны вино. Ворон кретин. Нельзя такие вещи вслух говорить. Даже если уверен на все сто, что не заложат, нельзя. Фраза «и у стен есть уши» относится именно к этому случаю. Я огляделся – народу прибавилось, но рядом никто не сидел. Сапфировый иней. И хватило же ума связаться! Этот наркотик был одним из самых мощных и опасных. За торговлю им в Северореченске на морозе обливали водой и потом выставляли ледяные статуи на перекрёстках, в Городе наркоторговцев укладывали в ряды и переезжали танком – давить начинали с ног, а у нас в Форте просто вешали. Тех немногих, кто после допросов доживал до виселицы... И никто дружинников за это не осуждал, уж очень мерзкое это зелье. Человек к сапфировому инею привыкал после первого же приёма и отказаться уже не мог – пропуск очередной дозы в ста процентах случаев приводил к смерти наркомана. Суррогатов и лекарств не существовало. А сапфировый иней собирали только один раз в году – в те три дня, когда всходило лазурное солнце. Сразу после этого цены на зелье падали, но со временем они взлетали до умопомрачительных высот. По слухам, до конца года и новой партии дури доживал только каждый двадцатый нарк. Естественный отбор в самом его жесточайшем виде. Страшно даже представить, сколько стоит партия инея сейчас, когда до восхода лазурного солнца осталось от силы недели полторы...

– Нам просто не повезло. В Форте вчера с утра небольшая заварушка началась, дружинники засуетились и случайно Мухомора с наркотой накрыли...

– И ты думаешь, он тебя ещё не сдал?! – прошипел я, едва сдерживаясь, чтобы не выскочить из-за стола прямо сейчас.

– Товар с подстраховкой был, – правильно понял мои опасения Ворон. – Когда сани Грибова проверять начали, и его самого, и дюжину дружинников положили.

– Кто?

– Говорят, Леший.

Я помолчал. На Ворона рано или поздно дружинники выйдут. Но он невелика птица, отбрешется, что ничего не знал. Ему главное как можно дольше не попадаться. Мне по большому счёту общение с ним ничем не грозит. Тем, кому надо, и так прекрасно известно о нашем знакомстве. Только бы страховка не распространялась на всех, кто о товаре знает. Нет, будь оно так, Леший Ворона живым бы из Форта не выпустил. Не тот это человек, чтобы такие ошибки совершать – не припомню, чтобы он вообще их совершал. И несмотря на то, что цену за голову этого наёмного убийцы за последний год повысили раз в десять, до сих пор дружинники даже не знали, мужчина это или женщина. Неудивительно, что поставщики из Северореченска привлекли для обеспечения тайны в случае провала Мухомора именно его. Стоили услуги Лешего совсем недёшево, но куда больше наркоторговцам не хотелось превращаться в ледяные статуи.

– И ты что? – наконец нарушил я затянувшееся молчание.

– А что я? Как только прослышал об этом, сразу из Форта ноги сделал.

– Логично, – протянул я. И чтобы было время привести мысли в порядок, поинтересовался: – А что за заварушка началась?

– Ты меня до Лудина возьмёшь или нет? – не выдержали у Ворона нервы.

– Возьму, раз обещал, – скрепя сердце, согласился я.

– Спасибо, братан, выручил.

– Не за что. Ты лучше расскажи, что в Форте случилось.

– А, Цех с Семёрой разборки устроили.

– Что так? – заинтересовался я. Может, Семёре теперь не до Лехи и Пью будет?

– Ну, сначала Седому сосулька на голову упала, когда он от Тимура выходил. Семёра в отместку трёх мастеров завалила, – начал рассказ Ворон, довольный, что неприятный разговор остался позади.

– Подожди, а чего они к Цеху прицепились? Тепло ж было, запросто сосулька сама по себе могла оторваться.

– Могла, но только с дома напротив. У Тимура на крыше ни одной не было. – Ворон выплеснул остатки вина из банки себе в стакан. – Потом ещё кореша Седого, Толика Гирева, с трёх «калашей» свинцом нашпиговали. Ну и понеслось...

– Ваша комната свободна, – проходя мимо, улыбнулась мне официантка.

– Завтра в восемь заходи в сорок третью. И не проспи. – Я оставил Ворона в одиночестве за столом и пошёл в свою комнату.

Поднявшись по лестнице на второй этаж – блин, что ж так рёбра ломит? – мне удалось без труда найти нужную комнату. Отперев замок, я толкнул дверь, заглянул внутрь и тихо ругнулся – поменьше конуру не нашли? И за это убожество полуимпериал? Ладно, сам попросил что поменьше. Хорошо хоть тепло. В принципе, мне-то здесь в полный рост можно вытянуться, но куда Колю пристраивать, если он сегодня всё-таки появится? Я положил сумку на пол, ружьё поставил в угол и сунул заранее припасённый деревянный клин в щель под дверью. На всякий случай.

Голова кружилась то ли после вина, то ли после ударов оборотня, но я сдержал данное себе слово: сначала снарядил серебром полдюжины патронов и только потом разделся и залез под одеяло. Царапины на предплечье давно засохли, тратить на их обработку и время, и самогон, которого осталось совсем немного, желания не было. Само заживёт. Я осторожно потянулся, упёрся пятками в дверь и нашарил нож и пистолет. Всё в порядке, можно спать. Будильника нет, но кто-нибудь меня да разбудит – либо Коля, либо Ворон. Беспокоиться не о чем. Совершенно...