"Борис Зубавин. Июньским воскресным днем " - читать интересную книгу автора

резервных ружья ПТР, да двух часовых. Вот и весь мой резерв, все, чем я мог
маневрировать. Но разве этого достаточно?
- Хайкин! Хайкин!.. - хрипел Шубный.
Молчал Хайкин. А может быть, взять людей от Сомова, петеэровцев, снять
часовых с КП и самому ринуться туда? Нет, это тоже не годится. Я не знаю,
что у них произошло, не знаю, что может случиться через минуту, через
секунду на других участках. Уйдя с КП, я потеряю управление не только этим
взводом, но и всей ротой.
- Вызывай батальон! - крикнул я Шубному.
- Батальон на проводе.
Я взял трубку. У телефона был начальник штаба военный инженер Коровин.
В штабе уже знали, что у нас идет бой. Знали об этом и в дивизии. Это
Кучерявенко, оказывается, распорядился "подключить" ко мне артдивизион.
Коровин сообщил, что генерал выслал ко мне на машинах взвод автоматчиков. Я
воспрянул духом. Автоматчики должны прибыть с минуты на минуту. Мы, конечно,
с их помощью быстро восстановим положение и, если немцы действительно
ворвались в траншеи, вышвырнем их оттуда. Но неужели уже нет в живых ни
Лемешко, ни Фесенко, ни Важенина и уже где-нибудь валяется, ставшая ненужной
хозяину, обгорелая трубка Панкратова, а добродушный неудачник Трофимов в
последний раз развел руками, проговорил: "Гляди-ка, а меня, кажись, опять
ранило. Или навовсе убило?"
...У Лемешко, как это выяснилось позже, случилось вот что. Как только
немцы перенесли огонь своей артиллерии в глубь обороны, солдаты выбрались из
укрытий. Только санинструктор Хайкин остался в блиндаже возле телефона.
Взвилась ракета: ночь раздвинулась, стало ослепительно светло, и солдаты
увидели немцев, подползавших к окопам. Сержант Фесенко кинулся к станковому
пулемету, выкатил его на открытую площадку, перезарядил, но... выстрелов не
было. В спешке, волнуясь, он неровно передернул ленту, и пулемет не
сработал. Взлетела вторая ракета, третья. Немцы уже близко, бросок - и они
будут в траншее. Фесенко схватил противотанковую гранату и, пока Трофимов
устранял задержку, заорав что есть силы: "Немцы-и!" - швырнул гранату на
бруствер, схватил вторую... Гранат под руками было достаточно, а тут наконец
ударил перезаряженный пулемет.
Лемешко стоял в центре окопа, возле входа в блиндаж, пускал ракеты. Он
увидел: фашисты ползли к окопам с трех сторон. Справа уже ухали гранаты,
свирепо стучал "максим". Рядом с Лемешко заработали еще два пулемета, но
слева стрельбы не было слышно.
- Огонь, огонь! - кричал Лемешко. - По фашистам, огонь!
Он бросился на левый фланг - и вовремя: навстречу ему бежал Ползунков.
Наткнувшись на командира, задыхаясь, Ползунков шептал: "Немцы, немцы,
немцы..." Он с перепугу даже кричать не мог: охрип. Лемешко схватил его за
плечи, встряхнул:
- Назад!
На бруствер, туда, где лежал ручной пулемет, брошенный Ползунковым,
вскарабкался немец с автоматом в руках, встал во весь рост, готовясь
спрыгнуть в траншею. В руках у Лемешко была все та же ракетница. Не долго
думая, он прицелился и выстрелил в лицо фашисту. Тот, опаленный, ослепленный
ракетой, выронил автомат, схватился руками за голову и, дико завизжав,
повалился навзничь. Лемешко подтолкнул Ползункова к пулемету, приказал:
- Огонь, мать твою так, огонь! - в это время увидел сидящего на дне