"Е.Зубарев. 2012 Хроники смутного времени" - читать интересную книгу авторавозвращали меня в ненавистную солдатскую казарму.
Явившись в родной Политех, я застал там все то же суетливое броуновское движение худосочных очкастых мальчиков и голенастых девочек, на которых я теперь смотрел со снисходительностью человека, пережившего, как минимум, авиакатастрофу. Ничего страшнее того, что уже было, впереди не ожидалось. Ни при каких обстоятельствах. Вооруженный этим тайным знанием, я теперь искренне улыбался, улавливая обрывки студенческих разговоров о "невыносимом сопромате", "жуткой депрессии" или "страшном коллоквиуме". Полураздетый комбат с пистолетом в руках, в пьяном безумии вбегающий в ночную казарму с криком "Убью!", - вот что действительно страшно, потому что убить не убил, но покалечил тех, кто не успел тогда выскочить в окна. Я, кстати, успел, но здорово потянул лодыжку и потом два месяца хромал. Аккурат до завершения работы окружной комиссии, которая так и не нашла в нашей части никаких нарушений. Разве что типичных для любого батальона три-четыре самоубийства в год. А вы говорите - страшный коллоквиум. Тьфу! Документы на восстановление в университете у меня приняли без особой охоты, но и без возражений - просто строгая женщина в деканате напомнила мне, что второго шанса уже не будет. - Не думайте, что, если вы где-то там воевали, к вам здесь будут проявлять какое-то снисхождение. Коммунизм давно закончился!..- сообщила она, грозно сверкая оправой модных очков. Я сказал, что ничего такого и не думал, получил новенькую зачетку и еще какой-то студенческий бумажный инвентарь. После чего поехал в Управление к Васильеву - Валера сегодня заступал дежурным по отделу, так что мы могли полоская горло чем-нибудь крепким. Пять станций метро я проехал быстро, а вот двести метров до здания Управления пришлось долго форсировать по газону - на тротуаре молодцы в фирменных строительных куртках перекладывали плитку, бодро осваивая очередной бюджет. Увы, по мягкой, податливой майской земле газона я пошел совершенно зря. Весна в Петербурге - особое время года, воспетое сотнями поэтов, когда собачье дерьмо на городских газонах уже растаяло, но еще не засохло. В результате я вляпался так, что даже привычные ко всему омоновцы на посту охраны меня бы наверняка не пропустили. Да я бы и сам себя сейчас никуда не пропустил. Выбравшись на тротуар, я сделал несколько шагов к высоким дверям Управления, оставляя за собой омерзительного вида следы, но, не доходя до входа метров десяти, начал затравленно озираться в поисках спасения. Спасение пришло, точнее, приехало в виде Игоря Павловича Минина, припарковавшего свою "девятку" возле самых моих грязных ног. Он вылез из машины, радостно скалясь, быстро захлопнул дверь и пошел ко мне с распростертыми руками, больше похожий на циркового медведя, чем на капитана милиции в штатском. - Стой, Палыч! Воду неси. Ноги мне будешь мыть,-сказал я ему вместо "здравствуй", и Палыч тут же остановился и озадаченно уставился на мои туфли. Потом лицо его прояснилось, и он укоризненно спросил: - В дерьмо вляпался? Ну конечно - свинья везде грязи найдет! |
|
|