"Е.Зубарев. 2012 Хроники смутного времени" - читать интересную книгу автора

возвращали меня в ненавистную солдатскую казарму.
Явившись в родной Политех, я застал там все то же суетливое броуновское
движение худосочных очкастых мальчиков и голенастых девочек, на которых я
теперь смотрел со снисходительностью человека, пережившего, как минимум,
авиакатастрофу. Ничего страшнее того, что уже было, впереди не ожидалось. Ни
при каких обстоятельствах.
Вооруженный этим тайным знанием, я теперь искренне улыбался, улавливая
обрывки студенческих разговоров о "невыносимом сопромате", "жуткой
депрессии" или "страшном коллоквиуме". Полураздетый комбат с пистолетом в
руках, в пьяном безумии вбегающий в ночную казарму с криком "Убью!", - вот
что действительно страшно, потому что убить не убил, но покалечил тех, кто
не успел тогда выскочить в окна. Я, кстати, успел, но здорово потянул
лодыжку и потом два месяца хромал. Аккурат до завершения работы окружной
комиссии, которая так и не нашла в нашей части никаких нарушений. Разве что
типичных для любого батальона три-четыре самоубийства в год.
А вы говорите - страшный коллоквиум. Тьфу!
Документы на восстановление в университете у меня приняли без особой
охоты, но и без возражений - просто строгая женщина в деканате напомнила
мне, что второго шанса уже не будет.
- Не думайте, что, если вы где-то там воевали, к вам здесь будут
проявлять какое-то снисхождение. Коммунизм давно закончился!..- сообщила
она, грозно сверкая оправой модных очков.
Я сказал, что ничего такого и не думал, получил новенькую зачетку и еще
какой-то студенческий бумажный инвентарь. После чего поехал в Управление к
Васильеву - Валера сегодня заступал дежурным по отделу, так что мы могли
хоть всю ночь рассуждать о перспективах нашей грешной жизни, попутно
полоская горло чем-нибудь крепким.
Пять станций метро я проехал быстро, а вот двести метров до здания
Управления пришлось долго форсировать по газону - на тротуаре молодцы в
фирменных строительных куртках перекладывали плитку, бодро осваивая
очередной бюджет.
Увы, по мягкой, податливой майской земле газона я пошел совершенно зря.
Весна в Петербурге - особое время года, воспетое сотнями поэтов, когда
собачье дерьмо на
городских газонах уже растаяло, но еще не засохло. В результате я
вляпался так, что даже привычные ко всему омоновцы на посту охраны меня бы
наверняка не пропустили. Да я бы и сам себя сейчас никуда не пропустил.
Выбравшись на тротуар, я сделал несколько шагов к высоким дверям
Управления, оставляя за собой омерзительного вида следы, но, не доходя до
входа метров десяти, начал затравленно озираться в поисках спасения.
Спасение пришло, точнее, приехало в виде Игоря Павловича Минина,
припарковавшего свою "девятку" возле самых моих грязных ног.
Он вылез из машины, радостно скалясь, быстро захлопнул дверь и пошел ко
мне с распростертыми руками, больше похожий на циркового медведя, чем на
капитана милиции в штатском.
- Стой, Палыч! Воду неси. Ноги мне будешь мыть,-сказал я ему вместо
"здравствуй", и Палыч тут же остановился и озадаченно уставился на мои
туфли.
Потом лицо его прояснилось, и он укоризненно спросил:
- В дерьмо вляпался? Ну конечно - свинья везде грязи найдет!