"Александр Зорич. Танцы втроем" - читать интересную книгу автора

холодильнике, - бросил Кононов, уже завязывая шнурки.
Пельш ответил ему громогласным ржанием.


***

6 мая, 13.30

Михаил вел машину осторожно, как партнершу в знойном аргентинском
танце - плавно, изящно обходил выбоины, галантно притормаживал перед
"зебрами", на вторую полосу не лез, хотя набитый автобус с кучей
навьюченных фазендейро перед ним давал максимум сорок, ну, может, сорок
пять. Михаил, конечно, мог ударить по газам, мог без особых проблем держать
в городе скорость за восемьдесят. Водил он отлично, почти так же хорошо,
как и танцевал, как умел нравиться женщинам - но зачем нестись, сломя
голову, когда нестись некуда? Зачем нестись, когда сейчас нужно быть
предельно собранным, когда все нужно как следует обдумать, взвесить,
покурить?
В пачке болталась последняя сигарета. С мысленной улыбкой он вспомнил,
как Марина посвящала его в эту непростую премудрость - курить за рулем,
чувствуя себя так же раскованно, как и в постели. Ему было двадцать три,
ей, пожалуй, восемнадцать. Возраст женщины, такой женщины как Марина -
всегда восемнадцать. "Будь естественен, и все, - говорила Марина, - больше
не нужно ничего. Все остальное возникает из ничего, из тебя".
"Что же возникает из меня сейчас?" - Думал Михаил, с облегчением
наблюдая, как поворачивает автобус, в котором раздражала не столько
медлительность, сколько прямо-таки ветхозаветная грязнота бортов.
Михаил, вслед за Мариной, не терпел совок именно из-за замусоленности,
серости, обветшалости.
"Что? Чудовище молчания? Убийца или тот, кто хуже убийцы? Я еду из
свершившегося ниоткуда в безвестное никуда, я в ужасе, но сигарета не
дрожит в моих пальцах, я естественен?"
Повернув к себе зеркальце, Михаил увидел странную маску. Такие лица у
мертвецов, наверное, у смертников, у тех, кто полчаса назад потерял любимую
женщину.
"Или это верх извращенности, поцелуй с дьяволом, я, наверное, должен
был бы рыдать, биться в конвульсиях, вогнать машину в первый же встречный
КАМАЗ или в грязную жопу того автобуса?"
Сигарета обожгла пальцы. Громыхнув на канализационном люке, "Жигули"
дернулись вправо. Михаил, напрочь позабывший о дороге, понял, что вся его
неторопливая езда - чистейшей воды истерика, загнанная вглубь, и если
немедленно не позвонить в милицию, то он все-таки убьется даже если будет
ехать со скоростью самого ленивого пешехода.
Некоторое время он ехал, поглядывая по сторонам в поисках телефона.
Дважды ему удалось уговорить себя в том, что никуда не дозвонишься из
телефонных кабин, в которых выбиты все стекла и издалека видно полное
отсутствие трубок.
Наконец он остановился и, выходя из машины, отметил, что в этом месте
никогда раньше не был. Развороченная стройкой земля, катушки из-под
кабелей, невзрачные двенадцатиэтажки, жестяная коробка троллейбусной