"Александр Зорич. Танцы втроем" - читать интересную книгу автора

остановки. Поблизости - никого, и это главное, потому что предстоящий
разговор плохо согласовался с присутствием на остановке мамы с детишками
или мужика с газетой. В драме не место мужикам с газетами.
Михаил снял трубку, в глубине души надеясь встретить глухое молчание
или непролазный частокол коротких гудков. Нет, автомат работал.
За спиной заскрипели тормоза, хлопнули двери, раздался быстрый топот.
Михаил обернулся.
Большой РАФ припарковался нос к носу с его "Жигулями". Сзади машину
блокировали такие же "Жигули", по виду штатские, но за рулем виднелся
человек в погонах. Шестеро других, в неуклюжих бронежилетах цвета "хаки",
держали его под прицелом коротких автоматов. Лиц не видно под натянутыми
вязанками с круглыми прорезями для глаз.
- На землю! Лечь на землю, руки за голову! - Проорали в мегафон из
РАФа.
- Я, я не убийца! - сказал Михаил, обращаясь зачем-то к ближайшему из
омоновцев.
Поскольку подозреваемый по делу Марины Рубиной Михаил Гретинский
выказал при задержании неповиновение властям, он был бит по почкам и
доставлен в следственный изолятор в наручниках в бессознательном состоянии.
На всякий случай.


***

6 мая, 13.30

Дело мне не понравилось с самого начала.
Когда вместе с сообщением об убийстве вы получаете исчерпывающую
информацию о преступнике, то, если это только не кровавая и идиотическая
семейная резня, можете быть уверены: вас водят за нос.
Впрочем, если верить этому загадочному всезнающему соседу, убийца -
муж, то есть дело подходит как раз под статью семейных. Ревность? Деньги?
Что еще есть в этом мире кроме денег и ревности? Случайность.
Я тысячу раз обещал себе не думать о деле до прибытия на место
преступления. И, конечно же, тысячу раз нарушал взятое обязательство.
Поэтому, заходя в подъезд на редкость ухоженного девятиэтажного дома,
построенного явно по индивидуальному проекту, у меня в голове, помимо
собственной воли, сложилась достаточно полная картина преступления,
отягощенная, вдобавок, невероятными подробностями.
Муж потерпевшей, вернувшись раньше времени из командировки, застает ее
в постели с соседом. После отвратительной сцены (не исключено
рукоприкладство) муж извлекает из стола тяжеленное пресс-папье (я с детства
никак не мог отделаться от образа именно пресс-папье как самого чудовищного
и бездушного орудия убийства; помню свое изумление, когда предмет моих
детских криминальных переживаний на вес оказался легче футбольного мяча),
оставшееся в наследство от прадедушки, современника Достоевского, и
готовится обрушить всю его мощь на соседа. Жена, в слезах, с криком "Не
надо!" встает между ним и любовником. Удар. Муж, потрясенный содеянным,
быстро покидает место преступления. Сосед, который со всех сторон, кроме
этической, совершенно невиновен, и, к тому же, стремится как можно скорее