"Эмиль Золя. Завоевание" - читать интересную книгу автора

раскрывают свою душу перед кем угодно: потому-то его и не любят и считают
гордецом.
Муре доставляло истинное наслаждение, что он один во всем Плассане
может похвастать дружбой с аббатом Фожа; он даже несколько злоупотреблял
этим преимуществом. Каждый раз, когда он встречал старуху Ругон, он с
торжествующей улыбкой давал ей понять, что переманил на свою сторону ее
гостя. Та лишь лукаво усмехалась в ответ. Со своими близкими приятелями Муре
бывал более откровенен: он втихомолку рассказывал, что эти чортовы попы
делают все не так, как другие люди, приводил мельчайшие подробности,
описывал, как аббат ест, пьет, как разговаривает с женщинами, как он сидит,
расставив колени, но никогда не кладет ногу на ногу; тут же отпускал якобы
невинные шуточки, насквозь пропитанные смятением вольнодумца, впервые
столкнувшегося с доходящей до пят таинственной сутаной священника.
Вечера проходили один за другим, и наконец наступил февраль. В своих
уединенных беседах с Мартой аббат Фожа, казалось, тщательно избегал
заговаривать о религии. Как-то раз она почти шутливым тоном сказала ему:
- Как хотите, господин аббат, я не из набожных и даже в церковь редко
хожу... Да и понятно: в Марселе я всегда была очень занята, а теперь мне
лень выходить из дому. Кроме того, должна вам признаться, я не была
воспитана в благочестии. Моя мать говорила, что бог - внутри нас.
Аббат молча опустил голову, давая понять, что предпочел бы в подобной
обстановке не касаться этих вопросов. Однако как-то вечером он красноречиво
описал, какую неожиданную помощь страждущие души находят в религии. Разговор
зашел об одной бедной женщине, которую несчастья всякого рода довели до
самоубийства.
- Она напрасно отчаялась, - произнес аббат своим вдохновенным голосом.
- Ей, по-видимому, было неведомо утешение, которое приносит молитва. Мне
довелось видеть немало женщин, которые приходили к нам в слезах и
сокрушенные, а уходили, унося с собой то, чего они не могли получить ни в
каком другом месте, - покорность судьбе и любовь к жизни. Это потому, что
они преклонили колени и где-нибудь в дальнем углу церкви вкусили блаженство
смирения. Они снова возвращались и забывали все, предавая себя богу.
Марта с задумчивым видом слушала его слова, из которых последние были
произнесены голосом, сулящим неземное блаженство.
- Это, наверно, и есть истинное счастье, - прошептала она, словно
говоря сама с собой. - Иногда я подумывала об этом, но мне всегда
становилось страшно.
Аббат очень редко затрагивал подобные темы; зато он часто говорил о
милосердии. У Марты было очень доброе сердце. Стоило ей услышать о малейшем
несчастье, как слезы навертывались у нее на глаза. Ему же, казалось,
доставляло наслаждение видеть, как она вся трепещет от жалости. Каждый вечер
он рассказывал какую-нибудь новую трогательную историю, обостряя в Марте до
крайности чувство сострадания, заполнявшее все ее существо. Она оставляла
работу и, сложив руки и не сводя с него глаз, с горестным лицом слушала
душераздирающие подробности о людях, умирающих с голоду, о несчастных,
которых нищета толкает на преступления. В такие минуты она всецело
находилась в его власти, и он мог сделать с ней все, что захотел бы. И часто
в это самое время на другом конце стола внезапно разгорался спор между
старухой Фожа и Муре по поводу неправильно объявленных "четырнадцати
королей" или карты, взятой из сноса.