"Эмиль Золя. Завоевание" - читать интересную книгу автора

- Бедняжка! - тихо проговорила Марта. - Она даже и шить не может - у
нее сразу же начинает кружиться голова. Единственное, что она любит, - это
животные. Когда она уезжает на месяц к своей кормилице, она там не вылезает
с птичьего двора и возвращается домой с румяными щечками, поздоровевшая.
Марта часто заговаривала о Тюлете, и чувствовалось, что ее мучит
смутная боязнь сумасшествия. Аббат Фожа уловил какую-то странную
растерянность в этом столь мирном с виду доме. Марта, несомненно, любила
своего мужа спокойной любовью, но это чувство несколько расхолаживалось
страхом перед насмешками и вечными придирками с его стороны. Ей был так же
тягостен его эгоизм, как и его пренебрежительное отношение к ней; она
чувствовала к нему какую-то неприязнь за тот покой, которым он ее окружил, и
за то благополучие, которое, по ее словам, делало ее такой счастливой.
Говоря о муже, она повторяла:
- Он очень добрый человек... Вы, наверно, слышите, как он иной раз
покрикивает на нас. Это оттого, что он до смешного любит во всем порядок;
стоит ему увидеть опрокинутый цветочный горшок в саду или игрушку, лежащую
на полу, как он тотчас же выходит из себя... Впрочем, он вправе поступать
по-своему. Я знаю, его недолюбливают за то, что он нажил кое-какие деньги,
да и теперь еще время от времени заключает выгодные сделки, не обращая
внимания на болтовню... Над ним насмехаются также из-за меня. Говорят, что
он скуп, держит меня взаперти, отказывает мне даже в паре ботинок. Это ложь.
Я совершенно свободна. Конечно, он предпочитает, чтобы я была дома, когда он
возвращается, а не разгуливала бы где попало, не бегала бы вечно по улицам
или же по гостям. Впрочем, он знает мои вкусы: что мне делать там, вне дома?
Когда она начинала защищать Муре от городских сплетен, она вкладывала в
свои слова какую-то особую горячность, словно ей приходилось защищать его
также и от других обвинений - исходивших от нее самой. И она с какой-то
повышенной нервностью принималась обсуждать, какою могла бы быть ее жизнь
вне дома. Казалось, что страх перед неизвестностью, неверие в свои силы,
боязнь какой-то катастрофы заставляли ее искать прибежища в этой маленькой
столовой и в саду с высокими буксусами. Но минуту спустя она уже смеялась
над своим ребяческим страхом, передергивала плечами и снова неторопливо
принималась за вязанье чулка либо за починку какой-нибудь старой сорочки. И
аббат снова видел перед собой холодную мещанку с бесстрастным лицом и
невыразительным взглядом, распространявшую по дому запах свежевыстиранного
белья и скромного букета, собранного в уголке сада.
Так прошло два месяца. Аббат Фожа и его мать стали частью домашней
жизни Муре. По вечерам каждый из них занимал за столом свое обычное место;
все так же горела лампа, и одни и те же восклицания обоих партнеров все так
же раздавались среди обычной тишины, по-прежнему врываясь в одни и те же
приглушенные беседы аббата с Мартой. В те вечера, когда старуха Фожа не
слишком его обыгрывала, Муре находил своих жильцов "весьма приличными
людьми".
Его любопытство праздного буржуа полностью было поглощено заботами о
вечерней партии в пикет. Он теперь уже не подсматривал за аббатом, говоря,
что успел хорошо его узнать и находит порядочным человеком.
- Да бросьте вы это! - восклицал он, когда в его присутствии нападали
на аббата Фожа. - Вы зря болтаете и невесть что придумываете, когда все так
просто и ясно... Верьте, я изучил его как свои пять пальцев. Мы с ним так
подружились, что он все вечера проводит у нас... Конечно, он не из тех, что