"Роман Злотников. Царь Федор. Орел расправляет крылья ("Царь Федор" #2)" - читать интересную книгу автора

вряд ли могло помочь. Однако так просто сдаваться я не собирался.
- Воды! - заорал я, склоняясь над ним, а затем, ухватив кувшин,
принесенный из устроенной прямо перед трапезной умывальной комнаты, где все
приглашенные на завтрак могли помыть руки с мылом, поднес его ко рту хрипло
дышащего Немого татя. - Пей, пей, родной... ну же, надо...
И Немой тать, уже почти потерявший сознание, послушно разинул рот и
позволил мне влить в него почти три литра воды. Затем было гусиное перо,
рвота, затем снова вода, затем снова рвота... и так до того момента, как в
трапезную ворвались доктора.
- Государь! - ошеломленно выдохнул главный врачеватель царевой
лечебницы дохтур Феофан Проворный. - Но... нам сказали, что ты...
- Ему помогите, - резко прервал я его бормотание, - ну же!
Но Немому татю уже было ничем не помочь... Он умер на моих руках. Мой
Немой тать... Моя тень... Мой слуга... Мой верный страж, всегда чуявший
угрожающую мне опасность лучше, чем кто бы то ни было... Мой друг и
соратник, прошедший со мной и Крым, и Рим - и стылые дожди первого года
глада и мора, и ледяную причерноморскую степь, и многое-многое другое... И
без колебания отдавший за меня свою жизнь. Я сидел на столе, держа на
коленях его мертвую, измазанную в блевотине голову, и плакал, совершенно не
стесняясь этого.
А потом я встал...
- Где картошка? - глухо спросил я, не понимая, отчего это все жмутся по
стенам, будто стараясь влипнуть в них, забиться в мелкие щели между
бревнами. - Где она?
- В-в-в-вот, г-государь! - испуганно отозвался кто-то из служек,
дрожащей рукой протягивая мне блюдо с остатками отравленного пюре.
- Митрофан, - тихо позвал я и, когда он подскочил, протянул ему
блюдо, - сохрани. Я собираюсь накормить ею... кое-кого.
Митрофан молча кивнул.
- Теперь слушайте все. Я, он, - я кивнул на Митрофана, - боярин Семен
Годунов, то есть все мы - при смерти. Мы - отравлены. И дохтура бьются изо
всех сил, чтобы спасти нам жизнь. - Я сделал паузу и обвел взглядом всех
находящихся в комнате - служек моих личных покоев, лекарей, бойцов моего
холопского полка, короче, всех, кому я вроде бы должен был бесконечно
доверять. Но ведь и остальные, кто меня окружал, также были не раз проверены
и перепроверены, а яд ведь все-таки как-то попал в блюдо, которым я сегодня
должен был позавтракать? - Все понятно?
- Да! - Ответ был дан громким хором и на едином дыхании.
- А если узнаю, что кто-то и хоть где-то... - Я сделал короткую паузу и
еле слышно выдохнул: - То начну я с того, что вырву ему язык.
Я знал, какая мысль пролетела у всех у них в головах: "Дедова кровь..."
А потом все завертелось. Прокоп, старый друг детства и заместитель
Митрофана, с которым они зачинали службу мальчишек-наушников, сработал "на
отлично". Тот самый Семен, скрывшийся с кухни сразу после того, как в мою
трапезную понесли блюда, но, как выяснилось, не покинувший Кремль, ожидая
результатов своего предательства, был обнаружен, однако не взят в узы
немедля, а прослежен до одного трактира. Там его дожидался какой-то чернявый
мужик. После разговора с ним Семен остался сидеть в трактире с ножом в
печени, а мужик порскнул прямо ко двору боярина Велимы. А уж после этого с
Велиминого двора разбежалось еще несколько гонцов ажио к пяти боярским