"Роман Злотников. Арвендейл " - читать интересную книгу автора

ни кола ни двора нетути. В родную деревню возвращаться? А кто его там ждет?
Отцовский дом уже за братом або зятем записан, невеста давно уж
замужем, да и детей с десяток. Так что дорог раз, два, да и обчелся - либо
вышибалой в какой кабак, либо гнить под забором. Впрочем, есть еще одна
дорога - в поселенцы. Ежели сбить ватагу из двух-трех десятков ветеранов да
подать прошение в пенсионно-поселенческую канцелярию, то вполне можно и
семью создать, и жизнь свою худо-бедно обеспечить. Канцелярия жировать не
дает, но и не особо скупится. Каждый поселенец получает три топора, две
сохи, три косы, гвоздей с полпуда, дюжину подков, бараний тулуп, отрез
полотна да иной рухляди с пуд. А еще с ватажниками посылают сирот молодых,
что в императорских и монастырских сиротоприимных домах выросли.
Для сирот это шанс, да еще какой. Куда сироте податься? Ни приданого,
ни сродственников - никого. В служанки? Так в хороших домах таких не особо
жалуют, а куда в таверну, так хозяину над сироткой полная власть и раздолье.
Тешься - не хочу да постояльцам подкладывай - и знай себе деньгу собирай.
Нет, бывает, и те, которые при маме-папе выросли, таким делом промышляют, но
это больше по своему беспутному естеству и обоюдному желанию. А сиротке
никакого выбора. Давай, девка, за материну распутную жизнь расплачивайся.
Так что в городе сиротке одна дорога - в гулящие девки. А тут сразу тебе - и
муж, и хозяйство свое. Хоть выбор невелик, а все одно какой-никакой, а есть.
Пока караван место под новую деревню ищет да на выбранном месте
обустраивается, у сирот с ветеранами все постепенно и слаживается. И хоть
часто мужу в семье уже под пятьдесят годков, а невесте, бывает, и семнадцати
нет, а все одно естество свое берет. К первой весне обязательно и первые
роды случаются, а там уж каждый год по дитенку. Разве ж можно бабу от того,
чтобы рожать, отвратить: как первый раз попробовала - так потом и
остановиться не может. Такая вот у них бабья природа. И хотя потом
молодухам, бывает, лет двадцать вдовью долю тянуть, но, однако ж, не в
одиночестве - при семье, при детях, при внуках. А там, глядишь, и деревня
разрослась, правнуки собрались да на выселки ушли. Вот тебе и еще деревня
рядышком. Да что там говорить, та же Палангея когда-то тоже вот такой
ветеранской деревней была, а сейчас, эвон, город, девять тыщ народу живет,
императорский прокуратор управляет, столица, почитай, всего восточного
предела графства Умбир. Вот только из всех поселенческих деревень на десятый
год лишь каждая третья и остается... Потому как идут поселенцы в места
дальние, необжитые. И помощи им ждать неоткуда. Что мор, что сушь, что враг,
что зверье, что Темные - супротив всего в одиночку биться приходится. И не
всегда старая воинская выучка выручает. Так что часто бывает, что по осени
стоял на холме частокол, да из-под крыш крепких домов весело бежали в небо
струйки дыма, а по весне на том месте одни головешки...
До деревни староста добрался уже к полудню. Лес теперь начинался,
почитай, за лигу от деревни. Деревья частью пошли на дома и частокол, частью
на дрова, а те, которые ни на то, ни на другое не сильно годились - просто
повыжгли, освобождая место под поля. На лугу, что за рекой, было общинное
пастбище.
А на косьбу мужики ходили к Лыске, песчаной горе в шести лигах к северу
от деревни. Там местность была поболотистей, потому даже в самые сухие годы
трава там родилась на славу. Единственно, место было не особо спокойное. Тут
вообще места дикие, зверье непуганое, медведи баб с малинников гоняют, волки
на человека как на добычу смотрят, да и темные твари порой забредают. Вот,