"Степан Павлович Злобин. По обрывистому пути. Часть 2 " - читать интересную книгу автора

Горячие бутылки к ногам и на живот, укол камфары, клизма,
слабительное - весь набор небогатого докторского арсенала был пущен в ход.
Борьба за жизнь измученного поносом, посиневшего, истощенного ребенка стала
для доктора делом чести и соревнования со знахарем и муллой. Возвращаясь из
русской деревни той же дорогой на следующий день, он снова заехал сюда,
провозился ещё часа три с мальчишкой, добился того, что тот несколько ожил,
нашёл среди мужчин переводчика, оставил матери лекарства и строгие
наставления и, когда уезжал, был уверен, что победил болезнь.
Неделю спустя башкиры с того же стойбища приехали сами в больницу с
другим ребенком. Когда внесли его и положили в приемной, фельдшер принял его
за покойника. Но Баграмов скомандовал тете Марусе скорее греть самовар,
устроил горячую ванну, с успехом проделал всю длинную серию манипуляций; под
строгое обещание, что в отсутствие родителей не окрестит их сына, он оставил
ребенка поправляться в больнице и был уверен, что и мулла и знахарь отступят
перед авторитетом науки.
На этот раз в знакомом лесном становище шел повальный понос. Четверых
самых маленьких детей схоронили, сменили стойбище, перешли на другое место.
Болезнь продолжала валить ребятишек.
Доктору "повезло": у главного врага медицины - муллы - тоже заболела
семилетняя дочка. Мулла уже и сам собрался с ней ехать в больницу.
Иван Петрович, сдав лошадь на попечение башкир, поставил Сашу себе за
помощника, командовал, покрикивал, велел греть котлы, кипятить самовар,
который нашелся у муллы.
Больных детей было четверо. Взрослая женщина мучилась той же болезнью,
но не хотела признаться, к тому же трудно было договариваться без знания
языка, хотя кое-что Саша и понимал по-башкирски. Доктор жестами, мимикой
требовал скорого выполнения своих приказов с такой решимостью, что его не
смели ослушаться. Десяток сочувствующих и любознательных соседей следили за
ним, в какое бы жилище он ни входил...
К позднему вечеру работа доктора и замученного Саши была в самом
разгаре, когда на башкирское становище лесорубов и углежогов примчался
черноусый рябой лесник, тот самый. Федька Чернов, которого доктор знал
раньше и возле избушки которого сошёл с тарантаса Торбеев.
- Иван Петрович, беда! Бросайте ваших башкирцев. Терентий Хрисанфович
помирает. Едем скорее со мной!..
- Что с ним? - спросил Баграмов.
- Поносы и рвоты... С кровью поносы. Беда! Посинели и стонут. Велели за
вами скакать, что есть духу... Я лошадь вторую с собой прихватил.
Поспешайте, Иван Петрович. Там пока что хозяйка моя...
- Давно началось?
- Часа два мы проездили с ними. Животик у них заболел. Они водки
хватили, яичницу скушали, молочка ледяного. Их пуще взяло... Прилегли, да
как вскочут, да вон из избы: с ними рвота... Говорят, и с утра им примета
была - конь споткнулся. Не ездить бы, ан не послушались, дале поехали с
вами... Едем скорей, - поощрил посланец.
- Погоди. Тут больные. Торбеев один, а тут пятеро.
- Смешно говорить, Иван Петрович! Тут немытое башкирьё, а там сам
Торбеев лежит! - возразил лесник.
- Твои ребятишки здоровы, Федор?
- Слава богу покуда.