"Анатолий Павлович Злобин. Бонжур, Антуан! (Повесть) " - читать интересную книгу автора

замечал.
- Вчера прилетел. Три часа лета.
- За три часа вы перенеслись из Москвы в Бельгию? - Он картинно
всплеснул руками, продолжая разгонять пыль над диваном. - Подумать только,
всего три часа! В девятьсот двенадцатом году я добирался сюда четыре дня, а
теперь всего три часа...
- Так вы уехали из России до революции? И с тех пор не бывали на
родине?
- А зачем? - ответил он вопросом. - Когда началась первая мировая
война, я понял, что в Россию уже не вернусь. Капиталы мои лежали в
швейцарском банке, я путешествовал по разным странам и в конце концов
облюбовал этот прелестный уголок в предгорьях Арденн. В маленькой стране
всегда больше свободы, и жизнь экономнее. Сразу после войны я построил этот
дом, приобрел кое-какую недвижимость. Мой капитал с тех пор учетверился.
Мне здесь нравится. А в России уже тогда было слишком много правил...
- Кстати, Роберт Эрастович, - прервал я его, - разрешите вручить вам
подарок: виды социалистической Москвы, - я протянул ему конверт с цветными
открытками, но он лишь мельком глянул на них и отложил в сторону.
- Да, Россия сейчас великая страна, - небрежно бросил он. - Запускает
спутники, строит гигантские гидростанции, взрывает бомбы, но какой ценой
достигнуто все это?
- Ценой революции, - парировал я.
- Да, да, именно ценой революции, - снисходительно согласился он. -
Впрочем, не будем заострять наш политический диспут, вы ведь не за тем сюда
прилетели, чтобы обращать меня в свою веру.
- Ни в коем случае! Мой визит носит частный характер.
- Весьма похвальное деяние. Дети должны знать про своих отцов. Я еще
позавчера узнал о вашем предстоящем приезде и был уверен, что вы не минуете
меня.
- Антуан вам сказал?
- Не помню, кажется, он, - черный монах помедлил. - Да, да, именно он.
Кто же еще мог мне сказать? Итак, я готов выслушать ваши вопросы.
- Когда отец пришел к вам?
- Это было в сорок третьем, в марте, - он соединил ладони и на
мгновенье задумался. - Да, в марте, я хорошо помню, потому что на улице еще
лежал снег, а в комнате топился камин. Его привел ко мне полицейский. У
вашего отца были обморожены ноги, он еле двигался. Одежда висела клочьями,
ни разу в жизни я не видел человека в таком горестном состоянии. Он вошел
сюда с опаской и даже кричал, что лучше погибнет, но не дастся в руки
бошей. Я объяснил ему, что в этом доме ему нечего бояться. Услышав русскую
речь, он несколько успокоился. Я сказал, кто я такой, обещал помощь и
сочувствие. Тогда он признался, что убежал с товарищем из угольной шахты,
это севернее Льежа. В первую же ночь они потеряли друг друга. Несколько
суток Борис, хоронясь от людей, шел к югу, в арденнские леса, и ничего не
ел. Наконец он не выдержал, высмотрел дом победнее и постучался. Так он
попал в нашу деревню. Я еще раз успокоил его, и он заснул. На другой день я
дал ему одежду. Однако оставаться в моем доме было все же опасно, потому
что меня иногда посещали гестаповские офицеры, хотя еще в сороковом году я
согласился сотрудничать с английской разведкой. К сорок третьему году мы
уже имели довольно разветвленную сеть, в каждой деревне находился свой