"Анатолий Павлович Злобин. Бонжур, Антуан! (Повесть) " - читать интересную книгу автора

человек, а динамит и бикфорд мы прятали в лесу. Поэтому на другой день,
когда Борис отдохнул и переоделся, я отвел его в дом Эмиля Форетье, отца
Антуана. Этот дом стоял на отшибе, там было безопаснее всего. Но Борис
несколько раз приходил ко мне по ночам, я давал ему уроки языка. Он был
очень сообразительный и мгновенно все схватывал. Каждый раз он спрашивал:
когда же ему дадут оружие?
На столе зазвонил телефон. Звонок был так резок, что я невольно
вздрогнул.
Мариенвальд взял трубку и, красиво грассируя, заговорил по-французски.
Я вылавливал из его речи отдельные слова: свидание, адвокат, подарок,
гостиница, море. Похоже, Мариенвальд был чем-то недоволен, впрочем, я не
особенно понимал, да и размышлял больше о своем. Отец пропал без вести в
августе сорок первого, а сюда пришел в марте сорок третьего. Двадцать
месяцев плена. И я никогда не узнаю о том, что там было. Двадцать месяцев,
шестьсот дней, невозможно даже представить это...
Он снова опустился на диван, взметнув пыль.
- Итак, на чем же мы остановились?
- Отец не рассказывал вам, как ему удалось бежать из плена?
- О да, это было сделано весьма остроумно. Бельгийские шахтеры помогли
им забраться в вагонетки и забросали углем. Таким путем им вместе с
вагонетками удалось подняться на поверхность, остальное было проще. Он
рвался к борьбе. Ни одного нашего разговора не проходило без того, чтобы он
не спросил: когда же? А мы могли получить оружие только из Лондона. Каждую
неделю мы направляли рапорты в Льеж: где расположены немецкие гарнизоны,
зенитные батареи. Разведка наша работала образцово. Из Льежа специальный
связной вез рапорты в Брюссель, а оттуда их посылали голубями в Лондон.
Англичане сбрасывали нам голубей на парашютах в больших деревянных ящиках.
Тем же путем мы должны были получить и оружие. Я говорил Борису, что надо
подождать, но он был слишком нетерпелив. Ваш отец был умным человеком, с
ним было приятно разговаривать и даже спорить, но он был слишком горяч, до
безрассудства. По-моему, именно это и погубило его впоследствии.
- Как погубило? - не удержался я.
- Он чересчур ненавидел немцев и потому был опрометчив. А с врагом
надо драться, имея трезвую голову. Судите сами. Однажды он даже сбежал из
дома Форетье, заявив, что не верит нам и сам найдет партизан. Через три дня
он вернулся обратно, отрядов в нашей округе тогда действительно еще не
было, они только организовывались. Но он думал, что мы его обманываем.
Борис рассказывал мне о том, как немцы обращались с военнопленными в
лагерях. Его рассказы звучали как дикий кошмар. Он говорил, что немцы
пытают людей, травят их собаками, заживо сжигают в специальных крематориях.
Я всегда полагал, что тех, кто работает, надо хорошо кормить, одевать,
развлекать зрелищами. Государство, использующее рабский труд, неизбежно
должно погибнуть, так было, начиная с Древнего Рима...
- Когда же отец ушел от вас в отряд? - перебил я, не до Рима мне было.
- В конце мая. Мы получили указание начать активные действия против
немцев. Бориса передали по цепочке в Бодахинесс. Он уехал туда на
велосипеде.
- И больше вы его не видели?
- Увы, с тех пор мы не встречались. Партизанских отрядов тогда было
уже много, несколько десятков.