"Св.Иоанн Златоуст. О священстве" - читать интересную книгу автора

дружбы), то непременно будут укорять меня за ложь. Они никогда не согласятся
поверить мне в том, чтобы ты и Василия сравнил с другими, которым не следует
знать твои тайны. Впрочем я и не забочусь много об этом: так тебе было
угодно; но как перенесем позор других обвинений? Одни приписывают тебе
гордость, другие - честолюбие; а те из обвинителей, которые еще
безжалостнее, осуждают нас за то и другое вместе и прибавляют, что мы
оскорбили самих избирателей, о которых говорят: "справедливо они потерпели
это, хотя бы и большему подверглись безчестию от нас, за то, что оставив
столь многих и столь почтенных мужей, избрали юношей, которые, так сказать,
вчера еще были погружены в житейския заботы и на короткое время приняли
степенный вид, надели серое платье и притворились смиренными, и вдруг
возвели их в такое достоинство, о котором они и во сне не мечтали. Те,
которые от самаго перваго возраста до глубокой старости продолжают свое
подвижничество, остаются в числе подчиненных; а ими управляют их дети, даже
не слыхавшие о тех законах, которыми должно руководствоваться в управлении".
С такими и еще большими укоризнами они постоянно пристают ко мне, а я не
знаю, чем мне защищаться против этого; прошу тебя, скажи мне. Думаю, что ты
не просто и не без причины обратился в бегство и открыто объявил вражду
столь великим мужам, но конечно решился на это с какою-нибудь обдуманною и
определенною целию, из этого я заключаю, что у тебя готова речь и для
оправдания. Скажи же, какую справедливую причину мы можем представить нашим
обвинителям. А что ты несправедливо поступил со мною, за это я не виню тебя,
ни за твой обман, ни за твою измену, ни за то расположение, которым ты
пользовался от меня во все прежнее время. Я душу свою, так сказать, принес и
отдал в твои руки, а ты так хитро поступил со мною, как будто тебе надлежало
остерегаться каких-нибудь неприятностей. Если ты признавал полезным это
намерение (избрания в епископа), то тебе не следовало лишать себя пользы от
него; а если вредным, то следовало предохранить от вреда и меня, котораго,
по твоим словам, ты всегда предпочитал всем. А ты сделал все, чтобы я
попался, и не опустил никакого коварства и лицемерия против того, кто привык
говорить и поступать с тобою просто и без коварства. Впрочем я, как уже
сказал, нисколько не виню тебя за это, и не укоряю за одиночество, в котором
ты меня оставил, прервав те совещания, от которых мы часто получали и
удовольствие и немаловажную пользу; но все это я оставляю и переношу
молчаливо и кротко, не потому впрочем, чтобы поступок твой со мной был
кроток, но потому, что с того самаго дня, когда вступил в дружбу с тобою, я
поставил себе правилом - никогда не доводить тебя до необходимости
оправдываться в том, чем ты захотел бы огорчить меня. Что ты нанес мне не
малый вред, это знаешь и сам ты, если помнишь, что всегда говорили
посторонние о нас и мы сами о себе, именно, что весьма полезно для нас быть
единодушными и ограждать себя взаимною любовию. Прочие все даже говорили,
что наше единодушие принесет немалую пользу и многим другим, хотя я с своей
стороны никогда не думал, чтобы мог доставить пользу другим, но говорил, что
от этого по крайней мере мы получим ту немалую пользу, что будем
неприступными для желающих нападать на нас. Об этом я никогда не переставал
напоминать тебе. Теперь трудное время; зложелателей много; искренняя любовь
исчезла; место ея заступила пагубная ненависть; мы ходим посреде сетей, и
шествуем по забралам града (Сирах. IX, 18); людей, готовых радоваться
постигающим нас несчастиям, много; они отовсюду окружают нас; а
соболезнующих - нет никого, или очень мало. Смотри, чтобы нам, разлучившись,