"Александр Зиновьев. Русская судьба, исповедь отщепенца" - читать интересную книгу автора

она как-то ухитрялась все же собирать какие-то вещи для раздачи нуждающимся.
Дед и бабка умерли еще до войны с Германией. Их единственный сын и все
дочери, за исключением моей матери и той, которая была замужем за партийным
работником Маевым, с их семьями погибли во время блокады Ленинграда.
Мой дед по отцу и другой "богатей" из наших мест были женаты на
сестрах. Этот человек был богатым домовладельцем в Москве, содержал большую
артель (до ста человек). Как и другие, он имел дом в деревне. Мой дед и отец
до революции были мастеровыми в его артели и жили в его доме. Хотя они и
были близкими родственниками хозяина дома, они жили в самой плохой
комнатушке в сыром подвале. Это объясняется отчасти тем, что дед и отец не
помышляли насовсем поселяться в Москве, а отчасти личными качествами деда и
отца, которые были беспомощными в житейском отношении чудаками и не умели
постоять за себя. Их спасала только высокая квалификация в их деле, их
золотые руки. У этого нашего родственника судьба была сходна с судьбой моего
деда по матери. В революцию он потерял капитал, дело и собственность. Но он
до смерти жил в лучшей квартире своего бывшего дома. Его дети, получившие
образование, стали советскими служащими. Одного из его внуков в чине майора
я встретил случайно во время войны с Германией.
Упомяну еще об одном родственнике - о брате деда по матери. Он насовсем
переселился в Москву, имел текстильную фабрику около Москвы. Его дети после
революции стали инженерами, один сын стал морским офицером. Внуки вообще уже
были вполне советскими людьми. Одним словом, вся наша родственная группа без
особых потерь перенесла великий перелом в русской истории и включилась в
историю советскую. Этот факт заслуживает внимания хотя бы уже потому, что
никто из наших родственников не скомпрометировал себя недостойным поведением
во все трудные и сложные годы послереволюционной русской истории. Я был
первым и единственным изо всех, кто имел шансы быть уничтоженным в качестве
"врага народа", да и то по причинам качественно иного рода.

РОД ЗИНОВЬЕВЫХ

Родители моего отца Яков Петрович и Прасковья Прокофьевна Зиновьевы
считались в наших краях, с одной стороны, своего рода аристократией и, с
другой стороны, странными людьми. Насчет происхождения деда ходили всякие
слухи, достоверность которых проверить уже невозможно. Лет двадцать назад
один из моих родственников обнаружил какие-то документы, касающиеся нашей
родословной. Но я не берусь высказывать какие-то суждения на этот счет. И
теперь эти документы, если они на самом деле существовали, вряд ли доступны
для любопытных. Дедушка пришел в нашу деревню из другого района. Как тогда
говорили, он "пришел в дом", т. е. стал жить в доме жены. Он очень мало
говорил о своем прошлом и о предках.
После женитьбы и рождения отца бабушка тяжело заболела неизлечимой
экземой ноги и осталась инвалидом на всю жизнь. Ее жизнь превратилась в
сплошное страдание, но она так и не позволила ампутировать ногу. Боли в ноге
были особенно сильными по ночам, так что в течение более чем пятидесяти лет
у нее не было ни одной ночи, когда она спала бы. Весьма возможно, что это
беспрерывное страдание, происходившее на наших глазах, и терпение, с каким
это страдание переносилось, внесло свою долю в развитие психологии и даже
идеологии обреченности на страдания в нашей семье.
Дедушка Яков, насколько я его помню, был очень добрым и задумчивым