"Зиновий Зиник. Руссофобка и фунгофил " - читать интересную книгу автора

ей в руку стакан. Под гипнозом этой пантомимы Клио зажмурилась и опрокинула
стакан в горло, все перепутав, и вдох и выдох; водка полилась по губам, по
подбородку, глаза ее полезли на лоб и, разинув рот, как рыба, выброшенная на
берег, она закашлялась в спазматическом припадке, который был приостановлен
железной рукой Константина, принявшегося колотить ее по спине. "Что это? -
бормотала она по-английски и даже по-французски, - ке-с-ке-се?" (Французский
был для нее инстинктивно языком для иностранцев.)
"Перец это, - разъяснял Костя. - Кайенский перец с водкой, вернейшее
средство от простудного симптома. После картошки, конечно". Все еще
задыхаясь, как выбежавшая из горящего дома, Клио повторила за Костей
незнакомое слово "картошка" обожженными от перца губами: "Артишоки?" Но
Костя вдумчиво и обстоятельно разъяснил, что с артишоками он знаком лишь по
роману Марселя Пруста "по ту сторону Свана", а вот по эту сторону железного
занавеса берешь картошку, чистишь ее и, доведя эту картошку в кастрюле с
кипятком до практически полной разварки, набрасываешь на голову полотенце,
по-арабски склоняешься над кастрюлей и, отделив таким образом свои
дыхательные пути вместе с картошкой от окружающего мира, вдыхаешь
исключительно картофельные пары до полного выздоровления. Все это Костя
объяснял, набросив на голову нечистое кухонное полотенце, используя в
качестве символа кастрюли миску с недоеденным салатом.
"Но в сложившейся обстановке перец - оперативнее", - сказал он и махнул
в сторону базара голов, толкущихся по набитой до отказа квартирке. Может
быть, полотенце это было волшебное, или же начинала ухать ярмарочным
оркестром водка в ушах, но колготня голосов как будто удалилась вместе с
враждебными лицами гостей на безопасное расстояние, и все больше вырастал в
ее глазах кудесник Костя. "И сразу по второй, пока искры в животе, как учил
нас большой русский писатель Чехов", - говорил Константин, пододвигая ей
вновь наполненный целебной алхимией стакан. И Клио, уже забыв про сопливый
платок и не отрывая прояснившихся глаз от Кости, опрокинула стакан в рот,
гипнотически следуя профессиональным инструкциям: выдох, залп, пауза,
огурец, вдох - и даже не закашлялась.
"Так лечится русский народ?" - оживленно спросила она.
"И еще как! - кивнул головой Костя, - Наивно, однако, воображать, что
рецепты эти - исконно русские, а тем более народные. Я уверен, что подобные
лечебные составы можно отыскать в монашеских трактатах по средневековой
алхимии. Перец-то попал в Россию из Византии, - рассуждал Костя,
подсаживаясь поближе к Клио. - Как и свет христианства на Руси. Впрочем,
насчет перца надо еще уточнить, но не в сибирских же болотах его выращивали,
явно южный овощ. Никто, однако, не станет спорить, что картошка пришла из
Америки". Клио согласилась и подтвердила, что и в Европу картофель прибыл
оттуда же, из Америки, открытой Колумбом.
"Но Колумб был европейцем, - настаивал на своем Костя, - и картошка,
следовательно, попала в Россию благодаря Европе, как и все, впрочем, что
есть положительного в русской кулинарии".
"Колумб не был европейцем, - проснулись в подвыпившей Клио
патриотические чувства. Как всякая англичанка, она отделяла европейский
континент от британских островов. - Колумб был подданным английской короны!"
Все это время их разговор шел на смеси английского с нижегородским, а
Костя даже по-русски слабо понимал нюансы географии за железным занавесом:
Запад для него был един, а в кулинарии он был решительным западником.