"Исаак Зингер. Враги. История любви [love]" - читать интересную книгу автора

Майданека, Треблинки, Освенцима. Свидетель, которому удалось бежать, сообщал
о лагерях на севере России, где раввины, социалисты, либералы, священники,
сионисты и троцкисты, как рабы, добывали золото и умирали от голода и
болезней. Герман считал, что в нем выработалась невосприимчивость к ужасам,
но каждый новый кошмар поражал его. Статья завершалась предсказанием: в
конце концов все-таки удастся создать систему, которая исцелит мир на основе
равенств и справедливости.
"Вот как? Им все еще неймется лечить?". Герман уронил газету на пол.
Фразы о "лучшем мире" и "светлом будущем" казались ему оскорблением пепла
замученных. Каждый раз, когда он слышал слова о том, что жертвы погибли не
напрасно, в нем поднимался гнев. "Но что я могу сделать? Я вношу свою долю в
общее зло".
Герман открыл папку, вынул рукопись и, читая, делал пометки на полях.
Его образ жизни был столь же причудлив, как все, что он пережил. Он сочинял
книги для рабби. Рабби тоже обещал "лучший мир" - в раю.
Читая, Герман скривил лицо. Рабби продавал Бога, как Terah идолов.
Герман находил для себя лишь одно оправдание: большинство людей, слушавших
проповеди рабби или читавших его сочинения, тоже были не вполне честными. У
современных евреев была одна цель: подражать не-евреям.
Двери поезда открывались и закрывались; Герман каждый раз поднимал
голову. В одном он был уверен: Нью-Йорк кишел нацистами. Союзники объявили
амнистию восьмистам тысячам "маленьких нацистов". Обещание предать убийц
суду с самого начала было обманом. Кто кого хотел наказать? Их
справедливость была ложью.
Поскольку у него не хватало мужества покончить самоубийством, ему
оставалось только закрывать глаза, затыкать уши, замыкать душу и жить, как
червь.
На Юнион-сквер Герман должен был пересесть на экспресс местной линии и
потом выйти на Двадцать третьей улице, но когда он поднял голову, то увидел,
что поезд как раз подходит к Двадцать четвертой. По лестницам он перебрался
на противоположный перрон и сел в поезд, шедший в обратную сторону. Но он
снова пропустил свою станцию и проехал лишнее - до Кэнал-стрит.
Блуждания в метро, обыкновение перекладывать вещи с места на место и
забывать, где они, плутать по улицам, терять рукописи, книги и записные
книжки - все это висело над Германом, как проклятье. Он подожгу искал в
карманах то, что потерял. Исчезала то ручка, то очки с темными стеклами;
исчезал бумажник; он забывал даже номер собственного телефона. Он покупал
зонтик и в тот же день где-нибудь оставлял его. Он надевал галоши, и через
несколько часов их на нем не было. Иногда он думал, что злые духи и домовые
издеваются над ним. Наконец он пришел в контору, которая находилась в одном
из домов, принадлежавших рабби.

4.
У рабби Милтона Ламперта не было прихожан. Он писал статьи для
выходящих в Израиле на иврите журналов и для англо-еврейских ежемесячных
изданий в Америке и Англии. У него были заключены договоры на книги с
различными издательствами. Он пользовался популярностью в клубах общин и в
университетах, где читал лекции. У рабби не было ни времени, ни терпения
заниматься наукой или писать. Он сделал состояние на торговле земельными
участками. У него было полдюжины санаториев, он построил дома с квартирами,