"Дэвид Зинделл. Сломанный Бог ("Реквием по Homo Sapiens" #2) " - читать интересную книгу автора

делают все алалои: медленно и осторожно спускаясь через лес к замерзшему
морю. Там, за краем его благословенного острова, начинались ледяные поля.
Сверкающий белый лед простирался во все стороны великим кругом, сливаясь на
горизонте с небом. Путник должен жить только настоящим, от мгновения к
мгновению, но Данло, будучи еще мальчиком, одержимым шальными мечтами, не
мог не думать о конце своего путешествия и о Небывалом Городе. Данло
чувствовал уверенность, что доберется до него, хотя, по совести, только
очень сильный мужчина мог надеяться проделать такой путь в одиночку. Он был
полон бодрости, несмотря на все недавние события, и невольно улыбался
восходящему солнцу, чей красный лик только что показался над ободом мира.
Взволнованный и разгоряченный, Данло не стал надевать снежные очки и
откинул назад капюшон парки. Ветер взвихрил его волосы, чуть не сорвав
белое перо Агиры. Лицо Данло в белой оторочке капюшона казалось
коричневым - юное, безбородое, лучащееся надеждой и в то же время сильное,
дикое, вылепленное солнцем, ветром и горем. В длинном носе, выдыхающем пар,
и высоких скулах, отражающих блеск льда, была жесткость, смягчаемая только
глазами. Глаза у него были необыкновенные - большие и темно-синие, как
вечернее небо. Юйена ойю, как говоря алалои - глаза, которые смотрят
слишком глубоко и видят слишком много.
Пробираясь через прибрежные торосы, Данло правил нартами ловко и
умело. Они с Хайдаром много раз вот так выезжали в море, хотя никогда не
удалялись на большое расстояние от острова. Сейчас перед ним лежало
шестьсот миль замерзшего моря, но это мало о чем говорило ему. Для него и
его пыхтящих собак путь измерялся днями, а вехами дня служили езда,
кормежка и резка снеговых кирпичей для ночлега. А потом, когда он поставит
хижину, накормит собак, поест сам и заберется в шелковистое тепло спальных
мехов, - сон. Данло любил эти минуты, хотя не привык спать один. Во время
пути ему часто снились страшные сны; он просыпался с криком, весь в поту и
видел, что горючий камень выгорел почти дотла.
Утро всегда его радовало. Утрами бывало очень холодно, но воздух был
чист, небо на востоке полнилось светом, и священная гора Квейткель позади с
каждым днем становилась все меньше.
Двадцать девять дней он ехал прямо на восток без всяких происшествий.
Цивилизованного человека в таком путешествии утомляла бы монотонность льда
и безоблачного синего неба.
Но Данло цивилизация еще не коснулась, и он был настоящим алалоем,
живущим заодно с природой. Он замечал множество разных вещей помимо неба и
льда. Например, сореш, свежий снег, выпадавший каждые четыре-пять дней.
Когда ветер дул с запада, уплотняя снег и делая его удобным для езды, сореш
превращался в сафель. У алалоев имеется сто слов для обозначения разных
видов снега. Иметь название для предмета, идеи или чувства значит выделить
этот предмет среди всех остальных, признав за ним какие-то уникальные
качества. Алалои, как и все прочие народы, словами буквально творили
мир -вернее, творили способы, которыми наше сознание дробит неделимую
цельность мира на отдельные предметы. Слишком часто слова решают, что нам
видеть и чего не видеть.
Лед и небо, небо и лед. На тридцатое утро Данло увидел, что лед вокруг
его хижины застыл красивыми волнами, называемыми илка-со. Дальше шли кольца
илка-рада, больших аквамариновых глыб, созданных колыханием замерзающего
моря.