"Андре Жид. Имморалист" - читать интересную книгу автора

Я до того невнимательно относился к этим вопросам, что уяснил себе более или
менее точно размеры своего состояния даже не после смерти моего отца,
единственным наследником которого я был, а лишь при подписании брачного
договора; и одновременно с этим я узнал, что Марселина не принесла мне почти
ничего в приданое.
Была еще одна вещь, быть может, еще более важная, которой я не знал: у
меня было очень слабое здоровье. Как я мог бы знать это, никогда не
подвергая себя испытанию? Время от времени у меня бывали насморки, к которым
я относился небрежно. Слишком спокойный образ жизни, который я вел, ослаблял
меня и в то же время предохранял. Марселина, напротив, казалась здоровой, -
а что она была здоровее меня, мы в этом вскоре должны были убедиться.
В день нашей свадьбы мы уже ночевали в Париже, в моей квартире, где нам
приготовили две комнаты. Мы пробыли в Париже лишь столько, сколько было
необходимо для покупок, затем отправились в Марсель, где тотчас сели на
пароход, отплывавший в Тунис.
Торопливые хлопоты, суматоха последних, слишком стремительных событий,
неизбежное свадебное волнение, последовавшее столь быстро за более настоящим
волнением моей потери, - все это меня обессилило. Только на пароходе
почувствовал я усталость. До тех пор всякое занятие, увеличивая ее,
отвлекало меня от нее... Вынужденный пароходный досуг позволил мне, наконец,
подумать. Мне казалось, что это случилось в первый раз.
Также в первый раз я согласился надолго оторваться от своей работы. До
тех пор я разрешал себе лишь краткие каникулы. Правда, путешествие в Испанию
с отцом вскоре после смерти моей матери продолжалось более месяца, другое
путешествие, в Германию, - шесть недель; были еще другие поездки - но уже
чисто научного характера. Отец при этом не отвлекался от своих весьма точных
изысканий; я же, если не принимал в них участия, читал. И все же, как только
мы покинули Марсель, передо мной встали различные воспоминания о Гренаде,
Севилье, о более чистом небе, более четких тенях, о празднествах, смехе и
песнях. Вот то, что мы увидим, думал я. Я поднялся на палубу и смотрел, как
удаляется Марсель.
Потом вдруг мне пришло в голову, что я обращаю слишком мало внимания на
Марселину.
Она сидела на носу парохода; я подошел к ней и в первый раз посмотрел
на нее по-настоящему.
Марселина была очень красива. Вы это знаете, вы видели ее. Я упрекнул
себя, что этого раньше не замечал. Я слишком хорошо ее знал, чтобы видеть
по-новому; наши семьи были дружны испокон веку; она выросла на моих глазах;
я привык к ее очарованию... В первый раз я удивился, до того ее очарование
показалось мне сильным.
На ее черной простой шляпе развевалась длинная вуаль. Она была
белокурой и не казалась хрупкой. Ее юбка и корсаж были сделаны из
шотландской шали, которую мы вместе выбирали. Я не хотел, чтобы она омрачала
себя моим трауром.
Она почувствовала мой взгляд, повернулась ко мне... До тех пор у меня
была по отношению к ней лишь внешняя предупредительность. Я более или менее
хорошо заменял любовь чем-то вроде холодного ухаживания, которое, как я
отлично видел, ее несколько раздражало. Почувствовала ли Марселина, что в
этот момент я в первый раз посмотрел на нее иначе? Она тоже пристально
посмотрела на меня, потом очень нежно мне улыбнулась. Ничего не говоря, я