"Андре Жид. Имморалист" - читать интересную книгу автора

сел подле нее. До тех пор я жил для себя или, по крайней мере, по-своему; я
женился, не думая, что моя жена может для меня стать не только товарищем, не
думая ясно о том, что из-за нашего союза моя жизнь может измениться. Я
наконец понял тогда, что здесь прекращается монолог.
Мы были одни на палубе. Она подставила мне свой лоб, и я тихо прижал ее
к себе; она подняла глаза; я поцеловал их и вдруг почувствовал, благодаря
этому поцелую, нечто вроде жалости; она залила меня так бурно, что я не мог
удержаться от слез.
- Что с тобою? - спросила меня Марселина.
Мы начали разговаривать. Ее очаровательные суждения привели меня в
восторг. Я посильно выработал себе кое-какое представление о женской
глупости. В этот вечер, возле нее я сам показался себе неловким и глупым.
Итак, та, с которой я связал свою жизнь, обладала собственной и
реальной жизнью! Эта важная мысль будила меня несколько раз в течение этой
ночи; несколько раз я поднимался на своей койке, чтобы посмотреть, как на
другой койке, нижней, спит Марселина, моя жена.
На следующий день небо было великолепно, море почти спокойно. Несколько
неторопливых бесед еще уменьшили нашу стесненность. Брак начинал
осуществляться по-настоящему. Утром в последний день октября мы приехали в
Тунис.
Я намеревался пробыть там лишь несколько дней. Поведаю вам мою
глупость; ничто в этой новой земле не привлекало меня, кроме Карфагена и
некоторых римских развалин - Тимгат, о котором говорил мне Октав, Сусские
мозаики и особенно Эль-Джемский амфитеатр, куда я собирался сразу же бежать.
Надо было сначала добраться до Сусса, а там пересесть в почтовую карету; я
хотел, чтобы ничто здешнее не удостоилось моего внимания.
Однако Тунис меня очень поразил. При новых впечатлениях, во мне
волновались какие-то новые стороны моей души, дремавшие раньше, свойства,
которые сохранили всю свою таинственную нетронутость, так как до тех пор не
действовали. Все меня больше удивляло и ошеломляло, чем развлекало, и больше
всего мне нравилась радость Марселины.
Все же мое недомогание с каждым днем увеличивалось, но мне казалось
постыдным уступать ему. Я кашлял и чувствовал в верхней части груди странное
стеснение. Мы едем на юг, думал я, - меня излечит жара.
Сфакский дилижанс отходит из Сусса в восемь часов и проезжает Эль-Джем
в час ночи. Мы заказали себе места в карете. Я думал, что она окажется
неуютным рыдваном; на самом деле мы устроились довольно удобно. Но какой
холод!.. Что за ребячливое доверие к теплому южному воздуху побудило нас,
легко одетых, захватить с собой лишь одну шаль? Как только мы выехали из
Сусса и из-под прикрытия его холмов, начал дуть ветер. Он прыгал по равнине,
выл, свистел, проникал через каждую щель в дверцах; ничто не могло спасти от
него. Мы приехали совсем продрогшие, а я к тому же измученный толчками
экипажа и ужасным кашлем, еще больше меня теперь терзавшим. Что за ночь!
Когда мы добрались до Эль-Джема, там не оказалось гостиницы; ее заменяла
отвратительная харчевня. Что делать? Дилижанс отправился дальше. Деревня
спала. В ночи, казавшейся беспросветной, смутно виднелись мрачные громады
развалин; выли собаки. Мы вошли в большую грязную комнату, в которой стояли
две жалкие кровати. Марселина дрожала от холода, но здесь, по крайней мере,
нас не настигал ветер.
Следующий день был очень унылым. Мы удивились, увидав сплошь серое