"Андре Жид. Имморалист" - читать интересную книгу автора

жила во мне; воспоминания и сожаления, надежды и желания, будущее и
прошлое - молчали; я знал тогда о жизни только то, что приносило с собой и
уносило мгновение. "О, телесная радость! - восклицал я. - Уверенный ритм
моих мускулов! Здоровье!"
Я вышел рано утром без Марселины - ее слишком спокойная радость умерила
бы мою, как и ее шаги замедлили бы мои. Она должна была приехать в экипаже в
Позитано, где мы условились завтракать.
Я подходил к Позитано, когда шум колес, вторивший странному пению,
заставил меня обернуться. Сначала я ничего не увидел из-за поворота дороги,
которая в этом месте идет вдоль берегового обрыва; потом внезапно появился
беспорядочно несущийся экипаж; это был экипаж Марселины. Кучер пел благим
матом, размахивая руками, привставал на козлах и дико хлестал обезумевшую
лошадь. Какое животное! Он проехал мимо меня, так что я едва успел
посторониться, и не остановился на мой окрик... Я бросился вперед, но экипаж
несся слишком быстро. Я одинаково трепетал, что Марселина выскочит из
коляски или что она в ней останется; сделав скачок, лошадь могла вбросить ее
в море... Вдруг лошадь надает. Марселина вскакивает, хочет бежать, но я уже
подле нее. Кучер, завидев меня, накидывается на меня с ужасной бранью.
Взбешенный поведением этого человека, я при первом же его ругательстве
бросился на него и стащил с козел. Я покатился на землю вместе с ним, но не
потерял превосходства над ним; он, казалось, растерялся от падения и вскоре
был совсем ошеломлен, когда, видя, что он хочет укусить меня, я ударил его
кулаком прямо в лицо. Я по-прежнему не отпускал его, придавив его грудь
коленом и стараясь овладеть его руками. Я смотрел на его мерзкое лицо, еще
более обезображенное моим ударом; он плевался, пускал слюну, ругался, у него
текла кровь, у, гнусное существо! Поистине, я считал себя вправе задушить
его, и, быть может, я бы это сделал... по крайней мере, я считал себя
способным на это, и я почти уверен, что только мысль о полиции меня
удержала.
Мне не без труда удалось крепко связать этого бесноватого. Я бросил его
в экипаж, как мешок.
Ах, каким взглядом и какими поцелуями обменялись мы тогда с Марселиной!
Опасность была невелика; но мне пришлось выказать свою силу - для того,
чтобы защитить ее. Мне в эту минуту казалось, что я мог бы отдать свою жизнь
за нее... и отдать ее с радостью... Лошадь поднялась. Предоставив коляску
пьянице, мы оба уселись на козлах и, кое-как правя, добрались до Позитано, а
потом до Сорренто.
В эту ночь я обладал Марселиной.
Ясно ли это вам, или я должен еще раз повторить вам, что я был новичком
в делах любви. Быть может, именно моя неопытность придала такое очарование
нашей брачной ночи... Потому что мне кажется, когда я теперь вспоминаю, что
эта первая ночь была единственной, до такой степени ожидание и неожиданность
любви усилили прелесть наслаждения, до такой степени одной ночи достаточно,
чтобы воплотилась величайшая любовь; вот почему мое воспоминание так упорно
возвращается только к этой одной ночи. Это было единое мгновение смеха, в
котором слились наши души... И мне кажется, что в любви есть черта,
единственная, которую душа позже, - ах, напрасно! - старается переступить; и
что усилие, которое она делает, чтоб воскресить свое счастье, изнашивает ее;
и что ничто так не мешает счастью, как память о счастье. Увы, я помню эту
ночь...