"Андре Жид. Страницы из дневника" - читать интересную книгу автора

умирает весь. Смерть в таком случае представляется ужасом, величайшим из
зол".
Нет лучше отповеди С., старающемуся изобразить Шекспира христианином.
Христианский идеал... да, но идеал греко-латинский сыграл в нашей
формации не менее важную роль. Удивительней всего, как старательно
отождествляют эти два столь различных источника, сливая их в общее понятие
"традиции". А ведь совсем немного нужно, чтобы они столкнулись друг с
другом. И несомненно, наша культура своею ценностью, шириной своего расцвета
обязана именно этой антиномии.
Сейчас от этой традиции я упорно стараюсь отмежеваться, я хочу
констатировать не меньшую власть надо мной греческого идеала, чем идеала
христианского. Искусство Востока учит нас, однако, что великолепие греков -
лишь одна из форм, лишь одна из многочисленных форм красоты. Склад моего ума
(и наследственность, конечно) делает меня мало чувствительным ко всякому
проявлению человеческого благородства, если оно не умерено разумом. Обаяние
греческой красоты заключается в ее разумности. Но как неосторожно давать
полную волю разуму! Христианский идеал тому противится, да и греческий
тоже... В наш век все должно ставить под вопрос. Прогресс человечества
немыслим, если оно не пытается скинуть ярмо авторитета и традиции.
Перечел единым духом "Евгению Гранде", за нее я не брался с семнадцати
лет; помню, с каким восторгом глотал я тогда (дело было в Ляроке, в сарае)
первого прочитанного мною Бальзака! Ведь, по-моему, не из лучших и не
заслуживает своей громкой славы. Стиль весьма и весьма посредственный,
характеры общи до-нельзя, диалоги условны, а то и просто неприемлемы или
механически мотивированы характерами; одна только история спекуляций старика
Гранде кажется мне сделанной мастерски, да и то потому, быть может, что я в
этом деле не компетентен. В целом - некоторое недоумение, от которого
возрадовался бы R. M. du G.,*, но, повторяю я себе, у Бальзака следует
восхищаться "Человеческой комедией", а не тем или иным романом в
отдельности. Есть у него, впрочем, романы восхитительные сами по себе.
"Евгения" - не из их числа.
_______________
* Роже Мартэн дю Гар, автор романа "Старая Франция". (Прим. перев.).
_______________
Два дня как вернулся в Париж. В Вансе, в Грасе, в Сен-Клере плохо
работалось. Мозг работает вхолостую, плодя тоску, отвращение, скуку; зов
весны не встречает отклика в моем сердце. Изменник самому себе и своим
житейским правилам, я тягощусь беспредельной, никчемной свободой. Ухвачусь
за любое занятие, лишь бы оно принуждало. Гораздо счастливей себя
чувствуешь, будучи к чему-то обязан. Без дисциплины мне не удается взять
себя в руки. Вот где торжествует религиозная обрядность. Мыслящее существо,
не имеющее иной цели, кроме себя, поражено отвратительной опустошенностью.
Путешествие лишь одуряет. В моем возрасте я в праве ждать от себя лучшего.
Но у меня ничего не выходит: я разучился требовать.
"Какое удовольствие играть, когда все до одного противники - шулера",
- сказал юный Эммануэль Фей незадолго до самоубийства. Его слова вторят
всем моим мыслям назойливым, оглушительным басом. Растущее самонедоверие.
Дойду до того, что не хватит духу больше писать.
Обутая в атласные туфли Испания поджигает монастыри с такой
свирепостью, какая и не снилась родине Вольтера. Испании не занимать стать