"Андре Жид. Яства Земные" - читать интересную книгу автора

мышление мешает тебе; ты видишь прошлое, будущее и не воспринимаешь ничего
непосредственно. Мы ничто, Миртил, в быстротечности жизни; все прошлое
умирает прежде, чем родилось будущее. Мгновения! Ты должен понять, Миртил,
какой силой обладает их присутствие! Ибо каждое мгновение нашей жизни, по
сути, неповторимо, умей иногда концентрироваться в нем целиком. Если бы ты
захотел, Миртил, если бы ты узнал это мгновение, без жены, без детей, ты был
бы один перед Богом на земле. Но ты помнишь о них и носишь с собой, словно
из страха потерять, носишь все свое прошлое, все свои любови и все тревоги
земли. Что до меня, то любовь поджидает меня в любую минуту, как новый
подарок; я знал ее всегда и не узнавал никогда. Ты не подозреваешь, Миртил,
какой облик может принять Бог, ты слишком долго смотрел на один-единственный
и, влюбившись в него, ослеп. Постоянство твоего обожания огорчает меня, я
хотел бы придать ему большую подвижность. Позади всех твоих закрытых дверей
стоит Господь. Все проявления Бога драгоценны, и вс╕ на земле есть
проявление Бога".
...Благодаря полученному состоянию, я тут же зафрахтовал корабль, взяв
с собой троих друзей, команду и четверых юнг. Я влюбился в самого
некрасивого из них. Но даже сладости его ласк я предпочитал созерцание
огромных волн за бортом. Я входил в удивительные гавани и покидал их до
рассвета, проведя иногда всю ночь в погоне за любовью. В Венеции я
познакомился с удивительно красивой куртизанкой; я любил ее три ночи, рядом
с ней я забыл свои прежние любови. Ей я продал или подарил свой корабль.
Я жил несколько месяцев во дворце на озере Комо, где собирались самые
лучшие музыканты. Я собрал там также прекрасных дам, скромных и умеющих
поддерживать разговор; мы беседовали по вечерам, в то время как музыканты
очаровывали нас; потом, сойдя на мраморное крыльцо, последние ступени
которого скрывались под водой, мы садились в лодки убаюкивать своих
возлюбленных медленным ритмом весел. И были сонные возвращения; лодка,
приставшая к берегу, внезапно будила спящих, и притихшая Идуана17, опираясь
на мою руку, ступала на крыльцо.
Год спустя я был в огромном парке, неподалеку от берега Вандеи18. Трое
поэтов восхваляли прием, который я устроил для них в своем доме; они
говорили также о прудах, полных рыб и растений, о тополиных аллеях, об
одиноких дубах и дружных ясенях, о прекрасной планировке парка. Когда
наступила осень, я приказал срубить самые большие деревья и разорил свое
жилище. Ничего не скажу о парке, где гуляло наше многочисленное общество,
блуждая в аллеях, которые я оставил зарастать травой. Со всех сторон в
аллеях слышались удары топоров дровосеков. Одежда цеплялась за ветки,
лежавшие на дорожках. Осень, простершаяся над поваленными деревьями, была
прекрасна. Здесь была явлена такая щедрость, что я долго потом не мог думать
ни о чем другом, заглянув в свою старость.
Я занимал потом шале в Высоких Альпах, белый дворец на Мальте возле
благоухающего леса Чита Веккиа, где лимоны имели нежно-кислый вкус
апельсинов; странствовал в коляске по Далмации; и теперь этот сад на
Флорентийском холме, напротив Фьезоле, где мы провели этот вечер вместе с
вами.
Не говорите, что я обязан своим счастьем случаю; конечно, он благоволил
ко мне, но я им не пользовался. Не думайте, что мое счастье зависело от
богатства; мое сердце, ни к чему на свете не привязанное, осталось бедным, и
мне будет легко умереть. Я стал счастливым благодаря своей пылкости. С какой