"Андре Жид. Яства Земные" - читать интересную книгу автора

Принесите мне вина -
Пусть прольется оно на платье,
Ибо я шатаюсь от любви.
А меня считают мудрецом!12

В аллеях водяные забавы; аллеи выстланы мраморной плиткой, обсажены
миртами и кипарисами. С двух сторон - мраморные бассейны, где купались
любовницы короля. Там не было других цветов, кроме роз, нарциссов и цветов
лавра. В глубине сада росло исполинское дерево, где легко было представить
себе пронзенного булавкой бюль-бюля. Возле дворца - другие бассейны, очень
дурного вкуса, напоминают о бассейнах Резиденции в Мюнхене, где есть статуи,
целиком выполненные из раковин.
В королевских садах Мюнхена я бродил, чтобы попробовать холод майской
травы, по соседству с навязчивой военной музыкой. Публика неэлегантная, но
меломаны. Вечер очаровывал соловьиным воодушевлением. Пение соловьев томило,
как немецкая поэзия. Есть некий предел наслаждения, который человек способен
выдержать, и не без слез. Поэтому наслаждение, которое я получал от этих
садов, заставляло меня почти болезненно мечтать о том, чтобы оказаться в
каком-нибудь другом месте. В это лето я научился весьма своеобразно
пользоваться перепадом температур. Веки великолепно приспособлены для этого.
Я вспоминаю ночь в вагоне, которую провел у открытого окна, занятый
единственно тем, что пробовал прикосновения прохладного воздуха: я закрывал
глаза не для того, чтобы заснуть, но ради этого.
Жара, длившаяся весь день, была удушающей, и еще теплый вечерний воздух
казался, однако, прохладным моим обожженным векам.
Когда я увидел в Гренаде терассы Хенералифе, обсаженные олеандром, они
не цвели; не были в цвету ни Кампо-Санто в Пизе, ни дворик монастыря
Сан-Марко, которые я мечтал увидеть утопающими в розах. Но в Риме я видел
Монте Пинчо в самое лучшее время года. В изнурительные послеполуденные часы
многие искали там прохлады. Живя неподалеку, я гулял там каждый день. Я был
болен и не мог ни о чем думать; природа целиком завладевала мной; успокоив
свои расстроенные нервы, я порой утрачивал ощущение границ собственного
тела, оно как бы тянулось вдаль; или иногда, так сладостно, становилось
пористым, как сахар; я рождался заново. С каменной скамьи, где я сидел,
почти не было видно Рима, который меня утомлял; над всем господствовали сады
Боргезе, ниже которых, на уровне моих ног, совсем недалеко, качались
верхушки самых высоких сосен. О террасы! Террасы, возле которых пространство
разрывалось. О воздухоплавание!
Я хотел ночью побродить в садах Фарнезе, но туда не пускали.
Восхитительная растительность на этих заброшенных руинах.
В Неаполе есть нижние сады, которые тянутся вдоль моря, как набережные,
позволяя солнцу беспрепятственно проникать в них;
в Ниме - фонтан, полный прозрачной проточной воды;
в Монпелье - ботанический сад. Я вспоминаю, как однажды вечером мы
сидели с Амбруазом13, будто в садах Академа, возле древнего надгробия,
окруженного кипарисами, и медленно беседовали, покусывая лепестки роз.
Мы видели ночью с площади в Пейру далекое море, которое серебрила луна;
рядом с нами шумел каскад городских фонтанов, черные лебеди с белой бахромой
плавали по глади водоема.
На Мальте в садах резидента я снова попытался читать; в Чита Веккиа