"Андре Жид. Яства Земные" - читать интересную книгу автора

же я не начал бы с тебя; я всегда предпочитал людям вещи, и нельзя сказать,
что людей я особенно любил на земле. Ибо, тут ты не ошибаешься, Натанаэль:
самое сильное во мне - отнюдь не доброта, я думаю, что она и не самое лучшее
во мне, и вовсе не доброту я особенно ценю в людях. Натанаэль, предпочитай
им своего Бога. Я тоже славил Бога. Я тоже пел гимны для Него, - и думаю
даже, что, занимаясь этим, немного переборщил.

*
"- Неужели тебя забавляет, - спросил он, - выстраивать такие системы?
- Ничто не забавляет меня больше, чем этика, - ответил я. - Я питаю ею
свой ум. Меня не привлекают радости, которые не входят в этот круг.
- Это умножает их число?
- Нет, - сказал я, - но это то, что принадлежит мне по праву".

Конечно, мне часто нравилось, что учение и сама система полны стройных
идей, оправдывающих в моих собственных глазах мои поступки; но иногда я
видел во всем этом лишь прибежище своей чувственности.
*
Все приходит в свое время, Натанаэль; все рождается из-за своей
собственной потребности, только потребность эта, так сказать,
материализовавшаяся.
- Мне нужны легкие, - сказало мне дерево, - и вот мой сок становится
листом, для того чтобы иметь возможность дышать. Потом, когда я надышусь,
мой лист падает, но я от этого не умираю. Мой плод продолжает мою идею
жизни.
Не бойся, Натанаэль, что я слишком увлекусь притчами, поскольку сам их
недолюбливаю. Я не хочу учить тебя другой мудрости, кроме жизни. Ибо это
важнее, чем думать. Я устал в молодости следить издали за последствиями
своих поступков и был уверен в том, что совсем не грешить можно, только если
вообще ничего не делать.
Потом я написал: я могу спасти свою плоть лишь безвозвратным
развращением своей души. Потом я совсем перестал понимать, что хотел сказать
этим.

Натанаэль, я больше не думаю о грехе.

Но ты поймешь с великой радостью, что некоторое право на мысль
покупается. Человек, который считает себя счастливым и при этом мыслит,
может называться по-настоящему сильным.

*
Натанаэль, несчастье каждого происходит от того, что мы всегда не
столько смотрим, сколько подчиняем себе все, что видим. Но не ради нас, а
ради себя самой важна каждая вещь. Пусть твои глаза научатся смотреть.
Натанаэль! Я не могу больше начать ни одной строки без того, чтобы в
ней снова не появилось твое прекрасное имя.
Натанаэль, я хочу заставить тебя возродиться к жизни.
Натанаэль, вполне ли ты понимаешь пафос моих слов? Я хочу еще больше
приблизиться к тебе.
И, как Елисей лег над сыном Сонамитянки, чтобы воскресить его10, -