"Лев Жданов. Третий Рим (трилогия) " - читать интересную книгу автора

Опалу свою положил, смиряя меня. А теперь вы, государи мои, великий князь
да княгиня-государыня, меня, слугу своего...
- Холопа своего! - опять умышленно неточно переводит усердный
пристав...
- Слугу своего, - продолжает хан, - пожаловали, проступку мою мне
отдали; меня, слугу своего, пощадили и очи свои государские дали мне
видеть. А я, слуга ваш, как вам теперь клятву даю, так по этой своей
присяге до смерти своей крепко хочу стоять и умереть за Баше государское
жалованье, как брат мой Джан-Али умер, чтобы вины все свои загладить!
И, положив руку на свиток Корана, который поднесли хану оба
советника, Шигалей громко произнес формулу присяги.
- Присягнул татарин, може, не соврет? - шепнул Морозов князю
Александру Горбатому-Суздальскому.
- А и соврет, недорого возьмет! - отвечал воевода боярину. - Да
ничего, тогда тесаками разочтемся!..
После легкого шелеста и ропота, который пробежал в палате, когда
окончил присягу хан, снова воцарилось молчание.
Заговорила княгиня Елена.
Сейчас же юный царь Иван впился глазами в нее, ожидая, что скажет
матушка? - хоть и раньше знал, какова будет речь.
А до того, пока сладким, тягучим голосом говорил Шигалей, Иван глядел
и думал:
"Батюшки, какой же это царь? Баба совсем! Толстый, губы отвислые...
Жирный, жирный такой, словно боров у матушки откормленный... Большой, чай,
много лет ему, а и бороды не видать... И усы мочалкой... Далеко не то, что
у моих бояр, даже молодых... Да и у меня, когда вырасту, будет большая
борода, вон как у Овчины!.. Кудрявая... И на колени я ни перед кем не
стану... Тогда все цари придут и передо мной на колени становиться
станут... Вон как перед Соломоном-царем... что мне показывал дядька в
книжице..."
И важно сидевший мальчик еще надменней откинул кудрявую головку свою.
Даже бровки принахмурил, словно видя перед собой покоренную и покорную
вереницу подвластных царей.
Но стоило заговорить матери, и личико ребенка все просияло,
блестящие, смышленые глазки так и впились в красиво очерченные губы
княгини Елены, ловя каждый звук.
- Царь Шигалей! - заговорила Елена, повторяя тоже заученную, заранее
составленную речь. - Великий князь Василий Иванович опалу свою на тебя
положил, а сын наш и мы пожаловали тебя, юности твоей ради. Милость свою
показали и очи свои дали тебе видеть. Так ты теперь прежнее свое забывай и
вперед делай так, как обещался. А мы будем великое жалованье и береженье к
тебе держать. Мир тебе в дому и в земле нашей!..
Выслушав речь, снова земно поклонился хан княгине и царю-ребенку и
занял приготовленное для него место, по правую руку от княгини, на первой
лавке, впереди всех бояр и князей.
Хоть и татарин, да царь прирожденный, так ему и честь.
Принесли тут богатые "поминки", которыми княгиня и Иван дарили хана.
На подушке шуба, бархат "бурской", ворсистый, словно плюш теперешний,
на соболях вся, с узорами ткань, шелк "червчат да зелен"... Цена тогда
семьдесят рублей, а теперь бы и вся тысяча... Кубок серебряный, двойной,