"Лев Жданов. Третий Рим (трилогия) " - читать интересную книгу автора

Поднявшись после земного поклона с помощью двух приставов, он отер
свое потное, побагровелое от усилий лицо и огляделся немного.
Два советника ханских, быстро и ловко проделав земное метание, стояли
сзади, отступя шагов на пять и сложа руки на груди. Лица бесстрастные,
словно окаменевшие.
Десятки взоров устремлены на хана. Ждут, что он говорить начнет. Дьяк
приготовил прибор свой: писать собирается, в большую царскую книгу внесет
все, что сказано и сделано будет в этот знаменательный день.
Жарко в палате, хотя и велика она, особенно по сравнению с покоями
казанского и касимовского ханских дворцов.
Люстры медные, чеканенные, вроде паникадил церковных, висят с
полусводов и сверкают огнями зажженных восковых, в разные цвета окрашенных
свечей.
Лампады, словно звездочки, теплятся в переднем углу перед божницей,
заставленной темными ликами святых в золотых, серебряных или бархатных
окладах. Последние - сплошь залиты, ушиты и жемчугами, и алмазами, и
каменьями-самоцветами.
"Богата Москва! - думает татарин. - Вон на стену какие тысячи
навешаны!.. Сильна Москва! Я, хан, потомок царей Золотой Орды, могучих на
свете владык, должен вот женщине, литвинке полоненной в ноги кланяться!
Когда у нас каждый правоверный только встанет утром и Аллаха благодарит:
"Велик Аллах, что не создал меня женщиной!.." Да, плохие времена
пришли..."
И, думая в душе все это, раскрывает хан Шигалей свои толстые,
полуотвислые губы и мягким, льстивым голосом начинает говорить давно
заученную, покорную речь свою.
Пристав Посольского приказа переводит слова хана, дьяк их записывает.
Почти то же повторяет татарин, что месяц тому назад, стоя вдобавок на
коленях, говорил он вот этому семилетнему ребенку, в котором сейчас
олицетворена вся мощь великого Московского царства.
Вот что говорит Шигалей:
- Государыня, великая княгиня Елена! Взял меня государь мой, князь
Василий Иванович, молодого, пожаловал меня, вскормил, как детинку
малого...
- Как щенка! - переводит усердный пристав.
Оба советника, стоявшие за ханом, да и сам он, поняли унизительную
неточность перевода и бровью даже не повели.
Первые два стоят совсем как живые изваяния. Хан тягуче, бесстрастным
и сладким голосом дальше речь говорит. Все трое думают:
"Потешайтесь, гяуры! Величайте себя, унижайте ислам! Будет и на нашей
улице праздник!.."
И дальше говорит Шигалей, претендент на корону казанскую:
- Жалованьем меня своим великим князь пожаловал, как отец сына, и на
Казани меня царем посадил, подмогу давал и казной и силой ратного. Но, по
грехам моим, в Казани пришла в князьях и людях казанских несогласица. Меня
с Казани сослали, и я сызнова к государю моему на Москву пришел, молодой и
маломощный; государь меня снова пожаловал, города давал в своей земле. А я
грехом своим ему изменил и во всех своих делах перед государем провинился
гордостным своим умом и лукавым помыслом! Тогда бог Аллах всемогущий меня
выдал, и государь князь Василий Иванович меня за мое преступление наказал!