"Лев Жданов. Третий Рим (трилогия) " - читать интересную книгу автора

Москву, упредить великую княгиню Елену и митрополита Даниила.
Час спустя из ворот монастыря показался весь княжеский поезд, среди
которого четверо здоровых парней бережно несли широкие, мягкие носилки с
великим князем и царем всея Руси, лежащим в полном забытьи. Медленно
подвигалося печальное шествие в печальных сумерках зимнего дня...


* * *

Протяжно, глухо с другой стороны Кремля в морозном воздухе прозвучало
и донеслось до Боровицких ворот девять ударов башенного часового колокола
на Фроловских воротах, что ныне Спасские.
В это самое время шествие с больным князем миновало неширокий в этом
месте пригородный посад и подошло к Боровицкой башне, ворота которой,
несмотря на такой неурочный час, были раскрыты. Подъемный мост тоже
опущен.
Всадники с факелами, составлявшие свиту больного князя, идут тихо,
без говора, соразмеряя ход коней с шагом носильщиков, несших князя; но
обитатели посада, собравшиеся было уже на покой, услыхали необычный шум,
легкий лязг оружия, мерный топот десятка-другого конских копыт по мерзлому
насту зимнего проезжего пути.
Наскоро накинув тулупы, иные отмыкают калитки, выбегают на улицу
поглядеть: что случилось? Кое-где выходят на улицу оконца изб и домов,
затянутые пузырем в жилищах победнее или слюдою у тех, кто богаче. Жадным,
пытливым взором обладатели подобных оконцев приникали к этим отдушинам на
свет Божий, теперь полузанесенным снегом, полуокованным льдом. И,
напряженно вглядываясь в ночную тьму, старались разгадать напуганные
посадские: что значит этот кровавый, зловещий свет факелов, которые
медленно движутся по дороге вместе с тенями многочисленной толпы конных и
пеших людей?.. Почему ночью, в такое непогодное, позднее время кто-то
приближается к "городским", кремлевским воротам. Ведь в крепость, какою
служит для Москвы Кремль, кроме великого князя, святителя-митрополита да
семьи княжой, и не пустят ночью никого. Кто же эти ночные странники?
Строя тысячи самых фантастических предположений, долго не может
уснуть встревоженный посадский люд. И никто не решился, конечно, выйти
поглядеть и разузнать, в чем дело. Слишком тревожное время переживает
Русь. Каждый боится за себя и дрожит за свою шкуру.
У самых ворот Боровицких, где широкое место от стены и дальше было
совсем не заселено, пустовало на случай вражеского нападения, - здесь тоже
виднеются багровые языки дымных, ветром колеблемых факелов.
Великая княгиня там с сыном, с митрополитом, с ближними ждет больного
государя.
У княгини глаза распухли от слез, но она крепится, опирается на руку
преданной Аграфены Челядниной, приближенной своей наперсницы и мамки ее
первенца, княжича Ивана.
Самого княжича, укутанного в теплую женскую шубейку, спящего,
несмотря на ночной холод, держит на руках мощный красавец, брат Аграфенин,
князь Иван Овчина. Тут же и Шигоня, и Михаил Глинский, дядя государыни, и
Головины: Иван да Димитрий Владимирычи, казначеи большой казны
государевой, и многие другие.