"Никос Зервас. Кадеты Точка Ру" - читать интересную книгу автора

художников к нетрадиционным трактовкам известных событий российской истории.
Журналы и сайты взахлеб восхищались новым фильмом телекомпании Эрнеста Кунца
"Тайный грех Менделеева", восторгались серией зрелищных воскресных программ
"Кунсткамера истории". Много шума наделала панк-рок-опера "Куликово Поле", а
через пару дней по городу запестрела реклама полнометражного
мультипликационного фильма "Из Грязи в Князи" про Владимира Ясно Солнышко.
Вайскопф написал две убойные книжки, и каждые два дня выдавал по
сценарию. Работалось горячо и страстно, иногда даже чесались ладони и голова
знойно кружилась от собственной значимости. Он почти не спал, он засыпал за
клавиатурой, лишь изредка выбирался в город развеяться. Гонорары были
сказочными, и щедрый Вайскопф, понимая, что без помощников в срок не
управиться, вспомнил о друзьях из старинной кухонной тусовки. Он дал
покормиться многим непризнанным гениям: драматургу Осе Рыдальскому и
утонченному кокаинщику Алику Минчу из интернет-журнала "Перлы", а также
"внукам Арбата" - Мите Муллерову и Галочке Арбатман, которые уже полгода
сидели без копейки и потому готовы были писать за полцены. Наконец, всего за
двадцать тысяч евро удалось привлечь суперталантливого Венедикта Заблевина,
который согласился написать роман о темной стороне интимной жизни императора
Александра Третьего.
Минч блестяще писал о помешательстве Столыпина, Рыдальский
шедевриально, почти любовно отработал заказ по Минину и Пожарскому. Вайскопф
отдал Столыпина и Пожарского на растерзание подмастерьям, а сам работал по
крупному зверю. Такому крупному, что порою Вайскопфу становилось страшно
сознавать величие своей убийственной миссии. Столь серьезной задачи в жизни
Леонида Ваископфа еще не было. Он весь точно съежился, собрался в единый
сгусток мыслительной энергии, губы его зудели от кальяна, пальцы трепетали
над клавиатурой, как ножки мохнатого паука над кладками свежих яиц, и каждую
секунду огромный мозг Ваископфа работал над планом великого покушения.
Весь кабинет покрылся старинными портретами известных женщин:
Воротынская, Керн, Оленина, Гончарова... На столе толпились свинцовые,
гипсовые идолы девятнадцатого столетия: Байрон и Бонапарт, Шиллер и Гете.
Над диваном темнели профили декабристов, и сам маэстро Чаадаев придирчиво
взирал на Вайскопфа с полосатой разрисованной стены. Прямо на стене Леонид
записывал обрывки драгоценных своих мыслей, делал шаловливые зарисовки,
оттачивал характернейший почерк.
Уже четыре дня Вайскопф жил в радостном творческом бреду, он не
подходил к телефонам и не слушал любимой музыки. Он слушал только внутренний
голос, он понимал, что в эти минуты совершает, быть может, главнейшее дело
жизни.
Вайскопф работал "по Сергеичу", как он сам уменьшительно именовал
жертву.
Убить Пушкина! Задача небывалая. Не просто вогнать в него пулю, как в
свое время тупица Дантес. Нужно убить память и славу Моцарта русской
литературы, утопить его имя в дерьме так, чтобы больше никто не воспринимал
эту среднерусскую обезьянку всерьез; чтобы к стихам его отныне относились
как к рифмованному бреду сумасшедшего; чтобы в каждой строке ловили симптом
очередной мании, болезненного вывиха психики!
Вайскопф хорошо понимал, что он - не первый. До Вайскопфа по Пушкину
работало - каждый в свое время и каждый по-своему - немало опытных киллеров.
Но все было бесполезно. "Сергеича" всякий раз спасало антипригарное покрытие