"Борис Зеленский. Нимфа с Литейного (Журнал "Фантакрим-MEGA")" - читать интересную книгу автора

темно-зеленым бархатом. Смотри не перепутай! Возле двери еще статуя
арапчонка с блюдом. Впрочем, скорее всего тебе дадут провожатую. О'ревуар,
поручик! Желаю успешно провести наступательную кампанию! В духе генерала
Брусилова! - он вновь подмигнул и принялся нашептывать что-то на розовое
ушко горничной. Наконец угомонился и отправился домой, выкрикивая
шокирующие всех верноподданнические лозунги.
Минут через десять Алексей Дмитриевич в сопровождении Ксюши (ожидая
назначенного часа, он не только узнал имя горничной, но и успел
ознакомиться с душещипательной историей ее появления в столице) подошел к
указанной Шустовским двери. Что ждало его за ней? Бурная фантазия молодого
человека рисовала картины, могущие устыдить даже прожженного писаку вроде
Арцыбашева. Огонь страсти пылал в душе Алексея Дмитриевича, но не той
нежной страсти, присущей трепетным девушкам на выданье в предвкушении
замужества, и не только скотского вожделения, на кое способны в плену
инстинкта натуры низкие и бездушные, а страсти роковой, страсти
всепоглощающей, во имя которой писались бессмертные симфонии и сонеты,
открывались новые острова и материки, сражались насмерть на дуэлях...
Каштымов слышал, поднимаясь вслед шуршащей юбке горничной, свое гулкое
сердце. Ему представилось, что девушка тоже слышит этот стук, и было
неприятно сознавать, что Ксенья, видимо, в курсе хозяйкиных дел и не
первого сопровождает на ночное свидание.
- Барыня! - тихо позвала Ксенья в замочную скважину. - Алексей
Дмитриевич!
Дверь отворилась, пропуская Каштымова. В отличие от гостиного. Зеленый
зал был гораздо меньше и вследствие этого гораздо уютнее. Дополнительное
очарование ему придавали свечи в канделябрах, укрепленных по стенам.
Ничего зеленого в зале не было, очевидно, название свое он получил по
цвету обивки входной двери. Несколько кресел с изящными спинками
притаились в простенках между высокими и узкими окнами, за которыми
пронзительно гудел февральский ветер. Он раскачивал фонари на Литейном,
фонари бросали отблески на потолок. Где-то далеко бухнул винтовочный
выстрел. Потом еще один. В Петрограде было неспокойно. Каштымов
остановился, прислушиваясь. Более не стреляли.
Татьяна Андреевна в прозрачном одеянии полулежала на медвежьей шкуре у
противоположной стены. Рядом с ее очаровательной головкой качался на витом
шнуре, свисающем с потолка, какой-то предмет, похожий больше всего на
кавалерийский бунчук. Но Каштымов действительную служил в пехотных войсках
и в кавалерийских аксессуарах разбирался не шибко. Одно было ясно: при
помощи этого хитроумного приспособления баронесса впускала в свою обитель
желанных гостей. Такое, видать, имела обыкновение...
Каштымов приблизился к женщине, но от волнения его стало трясти, как в
приступе малярии, и он не смог как следует разглядеть ее лицо и ее
желанное тело, хотя, как упоминалось выше, на Татьяне Андреевне был костюм
одалиски.
- Милая Татьяна Андреевна! - прошептал он горячо. - Еще вчера я и
мечтать не смел о встрече с подобной вам женщиной. С первого шага в вашем
гостеприимном доме, с первого звука вашего прелестного голоса, с первого
взгляда на ваше достойное восхищения лицо, я окончательно сражен, и на
этот раз не коварным свинцом, а малахитом ваших очей. Сегодня вечером я
умирал бесчисленное количество раз, когда вы отдавали предпочтение не мне,