"Борис Зеленский. Нимфа с Литейного (Журнал "Фантакрим-MEGA")" - читать интересную книгу автора

сегодняшнюю ночь?
- Прекрати говорить гадости. Не знай я тебя столько лет...
- То что? На дуэль вызовешь, пехота? - подмигнул Шустовский. - Или в
отхожем месте морду набьешь?
- Не ерничай, Николай. Ты же знаешь, как я отношусь к подобного рода
разговорам и выходкам!
- Вот уж не думал, что ты после фронта останешься институткой! Ну
ладно, не буду, не буду. Но можешь быть уверен, баронесса - исключительная
во всех отношениях женщина! Если говорю, значит, знаю! - Он снова
подмигнул. - Небось, после пресных девиц милосердия Татьяна Андреевна
показалась тебе ангелом небесным?
Каштымов не проповедовал аскетизм, и, конечно, в госпитале у него
наметился легкий роман с женщиной на несколько лет старше, довольно
экзальтированной особой, жаждавшей возложить на алтарь милосердия не
столько свое доброе сердце, сколько щедрое лоно. К концу пребывания
Алексея Дмитриевича в послеоперационной палате амурные приключения в духе
Габорио ему порядком наскучили, и он с нескрываемым удовлетворением
оборвал затянувшуюся связь. К тому же оказалось, не только его одного
дарила своими ласками любвеобильная матрона. Николя, надо отдать должное
его проницательности, попал в точку.
- Право, Николай, брось все опошлять! - возмутился Каштымов.
- Ишь, обиделся, голубчик сизокрылый, - ответил Николя, делая глубокую
затяжку и пуская кольца. - Но я кожей чувствую - Танюша на тебя глаз
положила.
И это уменьшительное "Танюша" сказало Каштымову больше, чем все
остальные сальности, отпущенные Шустовским за целый вечер.
- Немедленно едем домой! - воскликнул Алексей Дмитриевич и подхватил
пошляка под твердый локоть.
- Господа! - раздался столь милый сердцу поручика голос. - Прошу к
столу! Столовая на первом этаже. Мой дорогой супруг сегодня утром не
поленился навестить Елисеева, так что все свежее: семужка, расстегаи, уха
по-монастырски и прочее...
Расходиться гости начали где-то за полночь. Барон отправился почивать в
половине одиннадцатого, сказавшись усталым. По какой-то не ясной для него
самого причине Алексей Дмитриевич уходить не спешил. То ли слова
Шустовского, то ли таинственная улыбка, время от времени пробегавшая по
пухлым губкам баронессы, то ли загадочное поведение зеркала, то ли все
вместе сыграло роль, но в поручика вселился проблеск надежды, томительное
предчувствие чего-то затаенного и страстно желаемого. И его ожидания
странным образом подтвердились, когда Каштымов совсем уж было собрался
уходить. К нему подошла горничная и, сделав книксен, вручила записку: "Я
Вас не отпускаю. Жду в Зеленом зале в два часа. Т.".
Николя, заметив клочок записки в судорожно сжатом кулаке поручика,
победно заржал:
- Итак, я был прав, Алеша!
Вместо ответа Каштымов спросил в свою очередь:
- Если ты так догадлив, изволь сообщить другу, где у Гольдензаков
Зеленый зал?
- Ну брат, тебе подфартило! На моей памяти ты второй! Поднимешься на
третий этаж, пройдешь галерею по левой стороне и упрешься в дверь, обитую